За сгущёнкой

   Ночная смена закончилась. Выхожу из больницы. Глубоко вдыхаю
морозный воздух. Всё белым бело. Красота. До вечера можно забыть об ужасах нейрохирургии.
   Хочется сладкого. Хорошо бы купить сгущёнки, наесться и больше о сладком не вспоминать.
   Сосульки кругом. Как в детстве. Какая щемящая головокружительная радость, когда удаётся спрыгнуть с этого огромного поезда, суетливо мчащего вникуда человеческие амбиции, и просто жить.
   Иду и фотографирую. Вот уже мой дом, но мне дальше, за сладким. На пути церковь, вдруг понимаю, так ведь ещё утро, я хотела на праздничную службу, значит попадаю, только сил стоять нет. Ничего, посижу.
    Жаль, что тут так плохо поют, ну да внешним внутреннего не сбить. Когда всё родное, время мчится быстро - уже конец? Выхожу. Собственно, мне за сгущёнкой...
    Дорога идёт через сквер, взгляд падает на красивого пушистого кота, которого женщина с собачкой кормит. Кем придуман запрет знакомиться на улице? Подойду полюбуюсь. Коту не до еды, смешной, он трётся о ноги женщины. Вот ведь, есть в мире вещи поважнее еды. А собака-то - рыжее чудо, словно взрыв осенних листьев на маленькой умилительной мордочке. Я озвучиваю впечатления, и добавляю, что здорово, когда люди о животных заботятся, жаль в отделении о девочке позаботиться некому, всю ночь кричала в коридоре, по закону чужим ей помочь не положено, а своя бросила.
- Что с ней?
- Гидроцифалия гематомная от родовой травмы на затылке.
- Это лечится, я не из праздного любопытства говорю, я нейрохирург военного госпиталя. Мы и не таких вытягивали с того света.
   Мои предательские слёзы заливают лицо. В последнее время странное что-то происходит. Пришла домой на Рождество, только подумала: "как же это целый день бездельничать", - и уже вечером занесло в отделение больницы на новую работу. Думала иду за сгущёнкой - попадаю на службу, думала иду к коту - оказывается прихожу к врачу военного госпиталя. То, что для девочки есть шанс, меня сегодня и медсестричка обнадёжила. Мать иногда приходит, топчется вокруг, может всё таки заберёт? Ребёнок понимающий, только запуганный, как воробышек, глазки полны страха. И тут мне женщина выдаёт:
- Я проработала хирургом в Афгане три года, а когда вернулась, была в шоке от всего происходящего, а нельзя ли мне назад, братцы, там всё было понятно: "вот враг - вот свой, вот белое - вот чёрное, это можно - а это нельзя". А тут что за фигня, каждый мается своей дурью, депрессует от безделья, развращается от безнаказанности. Что не так, дорогие, живите и радуйтесь жизни. Пошла по больницам на работу проситься - отказывают, везде отказывают.
- Почему? - удивляюсь.
- Знаешь, у врачей есть термин такой: "медицинская этика", не скажу почему. Друзья подсказали: "Иди в военный госпиталь!" Теперь вот в нём и работаю.
- А к вам можно попасть на операцию человеку со стороны?
- Нет, даже родных своих оперировать не имею права. Мне запущенные случаи привозят, а я говорю: "Ребята, вы же меня не брали  хирургом, что же мне теперь присылаете больных"?
- Это что, хороших специалистов нет что ли?
- Не скажу.
- А за деньги?
- Тогда найдутся. А у нас такое не практикуется.
- Батюшки... Я не медик, меня случайно занесло в больницу. Но даже в одной упряжке с врачами мировоззрение меняется. Второстепенное от главного отлетает как шелуха. С людьми, морочащими голову, не по пути моментально. А так я больше по детям, с детьми возиться - моё.
- Снимаю шляпу, мне предлагали преподавать на кафедре, я говорю, с детьми мне светит только "вышка". За непослушание "прибью".
- Ой, - смеюсь, - впомнила доктора знакомого, рассказывал, когда дочь на него рот открыла, он просто взял её на руки и перевернул вверх ногами. "Папа, что ты делаешь", - вопит.  А он: "Это я тебе улучшаю функционирование мозга, обеспечиваю прилив крови к голове."
    Мы смеёмся, хотя одновременно хочется плакать, или по-мужски выпить водки. Собака замёрзла, начинаем прощаться, обмениваясь любезностями под обжигающие взгляды - в них пылает всё то, что не успелось сказать. Нам ничего друг от друга не надо. Мы просто живём. Хотелось обняться и немного прорасти друг в друга. Но это лишнее. Каждого ждёт своя дорога и своя судьба. Я услышала от неё то, о чём догадывалась в последнее время в больнице - то, что мне так хотелось понять. У солдат и врачей другое мышление. Военной суровости чужды капризы мирной жизни. А мирную жизнь человек без самоконтроля и дисциплины не использует во благо.
   Я шла и боялась наступить на голубей, которые не обращали на меня никакого внимания. Одни спали, другие купались в отталинках под ногами. У меня уже бывали такие дни, когда ни животные, ни птицы не боятся. Так происходит не всегда. Только в моменты сильного единения с жизнью. Не своей меркантильной, а данной свыше. Когда ничего ни от кого не требуешь и не ждёшь. Тогда вся жизнь твоя, и вся природа твоя.