Белые снегири - 32 - 2 -

 4 ФЕВРАЛЯ - ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МИХАИЛА МИХАЙЛОВИЧА ПРИШВИНА

Валерий ИВАНОВ
(Московская область, г. Ногинск)

2. СТАТЬИ И ЭССЕ

"ЖУРАВЛИНАЯ РОДИНА" В ЖИЗНИ ПРИШВИНА

           Журавли… Величественные, грациозные птицы. А как они танцуют? В семействе пернатых в танцах нет им равных. Две тысячи двадцатый год стал большим праздником для этих птиц и всех нас: он объявлен Всемирным годом журавля. Мне особенно приятно это чувствовать, ведь «Журавлиная родина» и моя родина, родина моей мамы, родина моего дедушки.
 Писатель Михаил Михайлович Пришвин жил в 1922 – 1925 годах в Талдомском крае, в Северном Подмосковье, на «Журавлиной родине», как поэтично назвал он эти места. Пришвин написал повесть «Журавлиная родина», впервые опубликованную в 1929 году  в журнале «Новый мир» (№№4 – 9). Здесь ежегодно весной гнездятся стаи серых журавлей. От полутора до трёх с половиной тысяч этих птиц питаются там, выводят птенцов и готовятся осенью с подросшими детьми к отлёту на юг.
 
            Пришвину много пришлось поездить по миру, жить в разных уголках России. Начиная с 1922 года он живёт в Московском крае, создаёт поэтический образ этих мест. Московский адрес Пришвина – Тверской бульвар, дом 25, общежитие Союза писателей. Михаил Михайлович  писал в 1925 году: «Если бы жизнь пришлось повторить, я непременно бы сделался краеведом, но не таким, какие они есть – учёные-специалисты или энциклопедисты, а таким, чтобы видеть лицо края. Многие думают – и этот предрассудок широко распространён, - что если изучить край во всех отношениях и эти знания сложить, то и получится полное представление о том или другом уголке земного шара. Но я думаю, что сложить эти разные знания и получить из них лицо края так же невозможно, как сварить в колбе из составных элементов живого человека».
          Поселившись в октябре 1922 года в доме Клычкова в Дубровках, в деревне, в полутора километрах от Талдома, Пришвин с интересом изучает историю края. Особенно много он узнал из книги В.О. Ключевского «Курс русской истории», где описана жизнь в древних поселениях на территории Московской губернии. Пришвин убеждается, что Россия до сих пор мало изучена. Талдомская земля – край лесов и болот. Пришвин услыхал в тех местах непонятное слово «поймо». Он писал: «Сначала я выбрал  себе «поймо» просто по «чудесам», которые рассказывали про это болото, а после оказалось, что болотистая местность, в которой трудно существовать земледельцем, была естественным условием развития здесь в населении башмачного промысла». Далее Пришвин пишет: «Нередко учёный настоящий, не лишённый дара «поэта в душе», пишет свою золотую книгу один раз в своей жизни. Я же мало-помалу осознал свой путь и начал культивировать географический очерк, превращая его в литературный жанр. На этом пути я набрался такой смелости, что однажды явился в Госплан и предложил дать мне какую-нибудь тему для исследования, уверяя, что поэтическое исследование может оказать пользу не меньше, чем научное. Меня поняли и дали мне задание исследовать быт башмачников».
 
      В серии «Жизнь замечательных людей» московское издательство «Молодая гвардия» в 2003 году выпустило книгу Алексея Николаевича Варламова «Пришвин». К сожалению, автор в книге лишь вскользь упоминает  жизнь Пришвина в Талдомском районе, а в «Основных датах жизни и творчества М. М. Пришвина» написал следующее: « 1922 -1924 – Получение комнаты в Москве, в Доме писателя на Тверском бульваре. Переезд с семьёй в Талдомский район Московской области. Работа над книгой «Башмаки», охотничьими рассказами. Публикации в новых советских газетах и журналах. Начало работы над автобиографическим романом «Кащеева цепь». Первая часть под названием «Хроника» опубликована в 1923 г. и журнале «Красная новь».

  Подробно написал о жизни Пришвина в Талдомском крае литературовед, исследователь творчества русских писателей, Александр Дмитриевич Тимрот. Он был директором музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне, директором Государственного Литературного музея. Тимрот написал книгу «Пришвин в Московском крае», вышедшую в 1963 году, и во втором издании, дополненную, - в 1973 году. Жизни Пришвина в Талдомском крае Тимрот посвятил несколько глав своей книги. Материалы для книги он собирал и в своих поездках по Подмосковью. Побывал он и в Талдомском крае, а в 1957 – 1960 годах был в гостях у моего деда в деревне Ахтимнееве. Сын Михаила Михайловича Пришвина Пётр Михайлович Пришвин написал воспоминания о своём отце, но они не были им опубликованы. Воспоминания были опубликованы к 100-летнему юбилею Петра Михайловича: в 2009 году была издана книга «Передо мной часто встаёт образ отца… воспоминания о М.М. Пришвине».
 
         В своём тексте я буду приводить некоторые яркие цитаты из книг Александра Дмитриевича Тимрота и Петра Михайловича Пришвина, а сейчас я хочу перейти к дневникам Михаила Пришвина: по ним можно хронологически подробно узнать много интересного о его жизни в это время. Из дневника Пришвина за 1922 год: «14 Октября. Покров. Сегодня ровно неделя, как я приехал с Лёвой на своё новое место жительства: станция Талдом Савёловской ж.д., хутор Солдатова сеча…». 3 декабря1918 года село Талдом переименовано в город Ленинск, а 15 августа 1921 года образован новый Ленинский уезд в составе Московской губернии. В марте 1931 года городу вернули историческое название Талдом. Михаил Михайлович с шестнадцатилетним сыном Лёвой поселился 7 октября 1922 года в доме Клычковых в деревне Дубровки. Ефросинья Павловна приехала к ним через неделю со всеми тяжёлыми вещами. Их тринадцатилетний сын Петя выехал вместе с матерью из её родных мест, но в середине пути ехавшая вместе с ними собака Ярик вдруг выпрыгнула из вагона на ходу поезда, за ней выпрыгнул Петя и быстро, засвистев, отыскал Ярика в темноте. Но поезд уехал и Петя с собакой долго, с приключениями, добирался до Дубровок. Пришвин с семьёй поселился в большом кирпичном двухэтажном доме, построенным состоятельным башмачником - отцом поэта Серебряного века Сергея Антоновича Клычкова.

     Брат Клычкова Алексей Антонович Сечинский в своих воспоминаниях написал о жизни башмачников в Талдомском крае. Цитаты из его воспоминаний: «В зимнюю пору с раннего утра до поздней ночи кустари-башмачники не разгибали спины, сидели за работой, а под базарный день, зачастую и ночь напролёт с липки - сразу в Талдом, на базар. Липка – это круглое сидение из липового дерева, выдолбленного изнутри. Верх липки был обит брезентом или кожей, куда зачастую мастера после работы складывали нож, терпуг, урезник, такмачок, шило, форштук, грифель, молоток, тупичок и другие инструменты. Домохозяйки были заняты своей работой, да ещё и мужу помогали, надо было на зингеровской ножной машинке делать заготовки для башмаков. .. Были мастера, так называемые волчки, шившие изящные лодочки, венгерки, румынки из заграничной кожи, причём не более 2 – 3 пар в неделю. Были ещё мастера гусарочники, некоторых из них звали лепилами, потому что мастер вместе с учеником или с подмастерьем в неделю «лепили» - шили более ста пар детских башмачков…»  Далее он пишет: «Наша мать Фёкла Алексеевна пешком ходила в Москву с коробом изготовленных башмаков за плечами. Она выходила из дома часов в 10 -11 ночи, шла всю ночь, весь день, вечер и только часа в 2 – 3 следующей ночи приходила в Москву.  Продав утром башмаки  палаточникам у Кремлёвской стены или в магазины города, отправлялась в обратный путь пешком – 100 вёрст пешком от Москвы до Дубровок».

        Пришвин пишет о первых двух месяцах его жизни в доме Клычкова: «8 Декабря. Я раздосадовался на Клычкова, что он, виновник моего ужасного существования в Дубровке, приехал, не ударив пальцем для спасения семьи моей от холода, сырости и объявив, что дров нет, печи не поставлены, прямо начал читать своё новое стихотворение «Лисица». И это, вероятно, хорошее стихотворение я не слыхал, сам он мне казался противным, едва удержался не сказать ему дерзость. Вот так и я ношусь в семье своей с писательством, а не вникаю сердцем в их жизнь. Поэтому и виноват по существу, как семьянин.
       Отношения семейные, как и государственные, реализуют наши слова, наши мечты…».
         В дневнике 1922 года Пришвин пишет много о новой жизни, о своём писательстве, о своём отношению к религии, вступает в полемику по этому вопросу. В этом же году он написал повесть «Мирская чаша». В 1923 году Пришвин продолжает  жить в доме Клычкова с семьёй: женой и двоими сыновьями Львом и Петром. В 1902 году он женился на крестьянке Ефросинье Павловне Смогалёвой ( 1883 – 1953). Брак этот был зарегистрирован в Талдоме только в 1923 или 1924 году, как написал Пришвин в дневнике. Лев Михайлович Пришвин (Алпатов)( 1906 – 1957 ) был журналистом, Пётр Михайлович Пришвин ( 1909 – 1987 ) – охотовед.

       Весной 1923 года Пришвину в Дубровки приходит журнал «Красная новь». В журнале помещены первые главы его романа «Кащеева цепь», работу над которым писатель начал несколько лет назад и продолжал на Талдомской земле. Первые главы романа Пришвин объединил в повесть «Курымушка» - так называли его в детстве родители. Книга с таким названием издана в 1924 году и подарена с дарственной надписью 27 сентября 1924 года моему деду. Пришвин изучает местный край , много ходит пешком по соседним деревням. У него появляются новые друзья: охотники, крестьяне, учителя, но чаще всего башмачники. Вспоминая это время, Петр Михайлович Пришвин пишет: «Вдохновившись приездом отца, Сергей Клычков перебрался в Дубровки вместе с женой и поселился рядом с нами за жиденькой перегородкой. Все сцены их семейной жизни через перегородку прослушивались отлично. А отношения между поэтом и его супругой были не блестящими». Далее Пётр Михайлович вспоминает, что самое продуктивное время литературной работы отца – ранние утренние часы. Если утренний режим работы срывался; то день считался «пустым» и «пропавшим».  Далее он пишет: «И вот с какого-то времени количество «пустых» дней стало катастрофически расти. Причиной этого были Сергей Антонович Клычков и его супруга. Ссоры между ними участились, становились всё более шумными. После них, как правило, Клычков врывался к нам в любое время дня и ночи и в любом виде, порой даже в одних подштанниках». Это нарушало сон Михаила Михайловича, частые ночные визиты Клычкова срывали работу Пришвина и он стал спасаться от него в Москве. Но и там настигал его шумный Клычков, часто в сопровождении разгульной компании.

         О своём увлечении охотой Пришвин и в Дубровках не забывал. Пётр Михайлович вспоминает в своей книге об отце: «Здесь, в Дубровках, было дано начало охоте с гончей («мастером»-одиночкой), которой отныне папа страстно увлёкся до конца своей жизни и которую описал в своих многочисленных рассказах». На родине Пришвина, в Хрущёве, водился заяц-русак, Михаил Михайлович знал как на него охотиться. Здесь же, в Чертухинских лесах, водился заяц-беляк, охота на которого сложнее. В этих местах обитали и лисы, Пришвин тоже охотился на них. Он познакомился с заядлыми охотниками-зайчатниками Талдомского района, отцом и сыном Томилиными. Они пригласили Пришвина на охоту. Пётр Михайлович писал: «Папа очень увлёкся охотой по зайцам и лисам, она хорошо подходила к его натуре и привычкам». Любимым временем года для охоты по вальдшнепу и тетеревам у Пришвина была весна, на них он тоже охотился в этих местах.

     Жить в Дубровках в доме Клычкова Пришвин больше не мог. Пётр Михайлович вспоминает: «В конце нашего чая папа сказал: «Вот что, Фрося, отсюда нам надо уехать, здесь я работать не могу». На это мама ответила не задумываясь: «Ехать, так ехать, сказал попугай, когда кошка потащила его за хвост из клетки!» Мы все дружно захохотали – мать нельзя было запугать переездами, она давно привыкла к кочевой жизни и отлично понимала, что в создавшихся условиях папа действительно работать не может». Ефросинья Павловна посоветовала мужу сходить по поводу жилья к Томилиным. Пётр Михайлович вспоминает: «Томилины нашли у себя в Костине старую, почти бесхозную, избёнку и взялись привести её в надлежащий порядок в течение недели. Изба находилась напротив дома Томилиных, и охота по зайцам была обеспечена. Да и Талдом был рядом, каких-нибудь две версты!»  В настоящее время деревня Костино вошла в черту города Талдома, а талдомская улица Высочковская, связывавшая город с деревней, названа улицей Пришвина.
   
     Всего семь месяцев, вместо предполагаемых двух с половиной лет, прожил Пришвин с семьёй в доме Клычкова. 4 мая 1923 года он записывает в своём дневнике: «Сегодня я устроился для писания в отдельной избушке и навсегда покинул сумасшедшую воровскую семью Клычковых. Кажется за всю революцию не видел я для себя такого зла, как от добрых услуг С. А. Клычкова. В сущности это Фомкин брат, только вконец развращённый и трусливый…». У читателя этого текста, впервые узнавшего о Клычкоее, может сложиться о нём негативное представление. В действительности, замечательный поэт и прозаик Серебряного века Сергей Антонович Клычков прожил тяжёлую, трагическую жизнь, был участником войны, в конце 1920-х годов подвергался травле, а 8 октября 1937 года был расстрелян по ложному обвинению. Через 20 лет он был реабилитирован. Впервые вспомнил о Клычкове мой дед Иван Сергеевич Романов. Он встречался с Клычковым. Об одной из встреч с ним в Дубровках дедушка написал воспоминание. Клычков был основоположником  нового направления в литературе «Магического реализма». В 1925, 1926 И 1928 годах издано три его романа «Сахарный немец», «Четрухинский балакирь» и «Князь мира». Творчество Клычкова известно не только в России, но и за рубежом Клычкова любят, читают и изучают. В Дубровках с 1992 года работает Дом-музей Сергея Антоновича Клычкова. Пришвин ценил творчество Сергея Антоновича. 19 октября 1928 года Михаил Михайлович написал в своём дневнике: «Читаю Клычкова «Князь мира» и восхищаюсь его языком, юмором, народной мудростью, акварельными пейзажами».  Пришвин поселился с семьёй в собственном деревенском доме в Костине, в полутора километрах к северу-западу от Талдома.  Тимрот так описывает новое место жительства Пришвина. «Дом, в котором поселился Пришвин, ничем не отличался от других деревенских домов. Четыре окошка с резными наличниками. Под окнами густые заросли одичавшей сирени. Тёмные бревенчатые стены внутри, дощатые потолки, огромная русская печь при входе, в которой можно не только приготовить пищу, но и помыться в субботний день и даже согреться в зимнюю стужу.

       Для своей работы Пришвин облюбовал на этот раз место в крошечной подклети за двором. Когда-то это была мастерская хозяина – башмачника. Теперь писатель поставил здесь большой самодельный стол».
        Пётр Михайлович Пришвин пишет, что его отец написал о соседе Томилине рассказ «Гон» и что литературная деятельность отца в Костине была очень продуктивной. Здесь написаны многие произведения его отца. Среди них  охотничьи рассказы и повесть, наполненная поэзией «Башмаки». В Талдомском крае Пришвин возвращается  к активному фотографированию. Пётр Михайлович пишет в своей книге: «Отец всю свою жизнь увлекался фотографией и часто говорил, что если бы не писательство, то он непременно стал бы художником или фотографом. После революции, как только в продаже появились пластинки и реактивы, папа взялся за фотографию всерьёз. Уже в Костино, недалеко от Талдома, в полуразвалившейся баньке он устроил тёмную комнатку, громко названную фотолабораторией.  Туда он брал и меня с Лёвой, постепенно обучив премудростям съёмки и печати фотокарточек. Здесь я сделал первую фотографию отца: на ней он выглядывает из окна в обнимку с Яриком, в раме из оконных наличников, с озорной улыбкой, похожий на цыгана. При изучении труда и быта Талдомских башмачников, в результате чего появилась повесть «Башмаки», он сделал множество снимков. Убедившись в наших способностях, он поручил проявлять и печатать снимки и нам, детям».

         12 июня 1924 года Пришвин записывает в дневнике, сделав заголовок:
         «М о и   с н и м к и  (фотографический очерк)»
         «Огромную помощь оказывает фотография при научных исследованиях в деревнях как средство сближения с населением, потому что всем хочется сняться. Но не только для тех практических целей и для чисто научных целей как [факт] необходима при экспедициях фотография, я считаю, и для литературно-художественных целей в смысле самодисциплины при овладении материалом фотография очень полезна». Поэт и прозаик. директор Дома-музея Сергея Клычкова в Дубровках, Татьяна Александровна Хлебянкина опубликовала на своей странице в интернете Проза.ру статью «Михаил Пришвин и Иван Сергеевич Романов». Статья о судьбе людей одного из домов в деревне Буртаки, около которого сделана фотография Пришвина с жителями. Хлебянкина пишет: «Так сын писателя Лев Пришвин-Алпатов пишет: «В 1924 году, когда он [отец] писал о башмачниках города Талдома, я помогал ему проявлять негативы, забираясь в тёмную баню в деревне Костино».

        Далее Хлебянкина цитирует часть воспоминаний моего деда Ивана Сергеевича Романова «Незабываемое прошлое» из книги «Воспоминания о Михаиле Пришвине», изданной в 1991 году: «На другой день [после Троицына дня] мы отправились в соседнюю деревню Буртаки. Едва наша небольшая компания показалась в конце деревни, навстречу нам вышла ватага людей во главе с Иваном Ивановичем Песковым.
     - Стоп! – заявил он. – Заворачивайте к нам в гости. Сославшись на то, что в доме жарко и душно, мы прошли в огород и расположились на зелёной лужайке.
     - Давай-ка, Настасья, угощай гостей, чем можешь, - обратился Иван Иванович к жене.
     Через несколько минут та поднесла Михаилу Михайловичу старинный резной деревянный ковш, наполненный хмельной пенистой брагой. Этот момент был заснят и один из снимков подарен мне». Далее Хлебянкина пишет: «В этой книге [Воспоминания о Михаиле Пришвине] приводится фотография, которая упоминается в воспоминаниях И.С. Романова. Нам удалось отыскать потомков семьи Песковых и с их помощью проследить историю этого снимка и дальнейшую судьбу его героев. Снимок сделан в День Святого Духа (Духов день) вероятнее всего в июне 1925 года по просьбе Пришвина Сергеем Ивановичем Песковым, которому было тогда 15 лет (поэтому на коллективном снимке он отсутствует). Пришвин обратился к нему со словами: « Молодой человек, подойди сюда, надо на память фото сделать». Показал, куда нажимать, настроил фотоаппарат». На снимке: Анастасия Пескова держит ковш, рядом с ней Михаил Михайлович Пришвин (пьёт из ковша), сзади Пришвина его сын Лев, сидит крайний справа мой дедушка Иван Сергеевич Романов. Хлебянкина описывает судьбу героев этого снимка. Иван Иванович Песков и его сын Сергей Иванович были башмачниками. Она пишет: «Только благодаря заступничеству И.С. Романова семью Песковых не раскулачили (у них тоже были две коровы). Романов дружил с Песковым и часто приходил к нему в гости из деревни Терехово». Дом Пескова был продан в 1957 году, его сломали и вывезли. Внесу небольшие поправки в этот текст. В нём неточно указана дата  этого снимка: июнь 1925 года. Согласно дневнику Пришвина (запись в дневнике 19 июня 1924 года) и воспоминаниям Романова снимок сделан 16 июня 1924 года, а в июне 1925 года Пришвин жил в Переславле-Залесском. Вторая поправка: сыну Ивана Ивановича Пескова Сергею тогда было, согласно дате, не 15, а 14 лет. А 15 июня 1924 года, за день до этого снимка, Михаил Михайлович сам сфотографировал в деревне Терехове в праздник Троицы у колодца мою бабушку Елизавету Ивановну Романову с её детьми Олей, Симой и Любой. Одна из них Серафима Ивановна Романова моя мама. Снимок Пришвин подарил дедушке.
 
         Из книги Тимрота о Пришвине: «Из деревни в деревню, в стоптанных сапогах, в старенькой блузе, потёртой шляпе, чернобровый, с орлиным взглядом, легко шагает писатель жаркими лугами.
       Десяток-два вёрст прошагать ему нипочём. В деревне Терехово писатель останавливается возле небольшого домика. На его стук выбегает молодой парень. Он не успел снять фартук и на ходу вытирает свои наваренные пальцы. Это поэт башмачник Иван Сергеевич Романов. Умное лицо. Серьёзно и доверчиво смотрят голубые глаза. Что случилось? Оказывается, Михаил Михайлович пришёл прочесть то, что сработал он «по башмачной части».

      Тотчас вокруг собираются башмари. Рассаживаются, кто на скамье, кто на завалинке. Затевается чтение, незаметно переходящее в беседу.
      Большая дружба связывает писателя с Романовым. Иван Сергеевич не только блестяще владеет ремеслом гусарочника, но пишет неплохие стихи, удивительно хорошо говорит. Пришвин всякий раз слушает его очень внимательно, словно старается овладеть мастерством народной речи.
       Иногда в праздники, принарядившись, Иван Сергеевич отправляется в Костино. В доме Пришвиных он желанный гость. Его сажают за стол. Подают утку с кашей и молоко с чёрным хлебом. После обеда начинается нескончаемый разговор. Гость нравится Михаилу Михайловичу. Пришвин понимает его душу и хочет блеснуть перед ним своей богатырской словесной силой».

         Мой дед Иван Сергеевич Романов ( 1888 – 1965 ) родился в Талдомском крае, в деревне Бучеве. Когда ему было 6 лет, после смерти отца, его мать поселилась с ним в соседней деревне Терехове. В девятилетнем возрасте Ивана отправили в Москву учиться башмачному ремеслу. Имея живой характер, полюбив в деревне природу, книги, он жадно впитывал всё новое, увиденное в Москве. А жизнь у хозяев у него была нелёгкой. Но несмотря на трудности Ваня успешно постигал искусство башмачного дела. У него появились первые стихи, воспевающие труд башмачника. Некоторые стихи тогда были опубликованы, Первое из них, «Соколиную песню», воспевающую свободу, Романов написал уже будучи членом Суриковского литературно- музыкального кружка. Поэт Иван Захарович Суриков е 19 веке организовал свой кружок, в него входили поэты-самоучки из народа. После смерти Сурикова его кружок в Москве, рос, развивался много лет.

        О своих встречах с Пришвиным мой дед написал воспоминания. Они публиковались в талдомской газете «Коллективный труд» за 1957, 1958, 1962 годы и в талдомской газете «Заря» за 8 октября 2003 года. Значительно позже, в книге «Воспоминания о Михаиле Пришвине», вышедшей в 1991 году, под названием «Незабываемое прошлое» напечатана часть опубликованных в газетах воспоминаний моего деда о его встречах с Пришвиным на Талдомской земле.
       Приведу цитату из этих воспоминаний дедушки: «В доме, где жил писатель, обстановка была бедная. На столе в передней стояла маленькая пишущая машинка и керосиновая лампа с абажуром. Тут же лежал целый ворох листочков, исписанных мелким почерком.

      Я стал часто бывать в Костине. В воскресные дни нередко заглядывал ко мне на квартиру и сам Михаил Михайлович. Помню, как-то в воскресенье я пришёл в Костино. После чая перешли в переднюю половину дома. Перебирая напечатанные на машинке листки, Михаил Михайлович предложил мне прослушать рассказ «Халамеева ночь». В одно из следующих посещений Михаил Михайлович прочёл недавно полученное им письмо Алексея Максимовича Горького».
 
       Теперь перейду к цитатам из дневника Пришвина за 1923 – 1925 годы. 15 ноября 1923 года он записывает: «Волки. В Ленинском уезде по Савёловской дороге, всего в четырёх часах езды от Москвы, развелось столько волков, что население совсем терроризировано. Слух об этом, вероятно, дошёл до Центрального Общества охоты, и там организовалась специальная охотничья команда для истребления волков». Неорганизованная охота на волков для местных охотников запрещалась, для них этот запрет был непонятным и жестоким. Пришвин продолжает знакомиться с жизнью башмачников и в Москве. Из его дневника 18 марта 1924 года: «Ездил в Марьину Рощу смотреть волчков-кустарей: это ремесленная интеллигенция; и тоже остаётся без преемников (учеников): «Мы вымрем, кто будет шить башмаки?» Ответ: «Механическая обувь». Надо узнать, чем высшая механическая обувь в Европе обязана средневековым «волчкам». Чтобы изучить механическое производство обуви Пришвин совершает поездку на московскую фабрику «Парижская коммуна». Из дневника 21 марта 1924 года: «Весь день провёл на фабрике «Парижская коммуна», с 9 утра – до 12 ( час обед в столовой с рабочими и до 6 вечера. Далее Пришвин пишет, что массовое машинное производство обуви не может по качеству соперничать с её кустарным производством. Пришвин пишет: «Я сказал: «Хорошо бы свой башмак создать, и форма которого и качество были бы приспособлены к условиям русской жизни», - на это мне ответили: «Мы же идём за передовыми странами, а это отсталость» (то есть наши дороги и наши условия). Когда же я сказал о художестве, то на это: «Это кустари стремятся угодить буржуазии, а мы работаем на массы».

      Пришвин  называл себя исследователем жизни кустарей-башмачников Талдомского края. Из его дневника 30 марта 1924 года: «В Ленинско-Кимрском районе есть до семнадцати видов разных кустарей, самый некультурный кустарь, работающий просто руками – валяло, самый интеллектуальный, работающий тончайшим инструментом, иглой – скорняк, средний между ними башмачник». Далее он пишет: «У меня есть папки с разными названиями, в которые я складываю мои материалы. Первая из них: «Карта промыслов и районной техники». Для сбора материалов для составления такой карты Пришвин задумал летом с учениками школ провести несколько экскурсий в ближайшие деревни. Далее Пришвин пишет: «Есть у меня ещё множество папок: техника, песни и сказы, история быта. Кроме того, есть дневники. Сейчас у меня [полный] порядок всего из жизни башмачников». Из дневника Пришвина 13 апреля 1924 года: «Когда я спросил Ефр. Вас., можно ли заменить кустарное производство механическим, он сказал:
      - А можно, чтобы ваше писание заменилось типографским: книгопечатание – башмакопечатание». Здесь Ефр. Вас. – Ефрем Василевич Елизаров, зав. Сапожной мастерской. Теперь я помещаю цитаты из дневника Пришвина, в которых он упоминает о моём деде, башмачнике, поэте, краеведе Иване Сергеевиче Романове. Первая цитата 19 мая 1924 года: «20 Мая – 20 Августа = 3 месяца; надо изготовить для Оргбюро том «Трудов Лен. Обув.»: Карта Семёнова с примечанием и работа Станишевского – 2 листа. Песни Романова – 1 лист, 2-3 листа мои.

      Естественная история – основания, исторические памятники.
   Две книги:
Исследование: по статьям (Киселёв) – Кимры Ленинск. С фотограф. 5 лист.
Труды.
Денег хватит до 1-го Июля. И тогда: 150 р».
20 Мая. «Характерное: мои сотрудники по изучению края Семёнов и Романов после того, как мы решили основать официальное общество, зарегистрироваться и в связи с этим по необходимости ввести партийных представителей (от Укома, Исполкома и…) – пришли ко мне и заявили, что для моего дела изучения края они готовы работать бесплатно, а для общества – нет! Они потребуют вознаграждения, потому что если общество, то значит, на их труде кто-то поедет, и они за это (что на них поедут) хотят денег.

        Стали поступать доносы сотрудников друг на друга о том, что они состоят агентами ГПУ: Р. – сказал на Семёнова, а Семёнов – на Елизарова».
       Пришвин продолжает изучать болотистую местность Талдомского края. 19 июня 1924 года он написал в своём дневнике: «Вчера мы вернулись с экскурсии на пойму: вышли в субботу под Троицу, 1-й день провели у Романова и в Бартаках, второй – у Николая Наумыча в Костине, 3-й на Пойме и в четвёртый вернулись». Далее Пришвин описывает праздник Троицы в Терехове – деревне, где жил мой дед Иван Сергеевич Романов. В своих воспоминаниях о встречах с Пришвиным, дедушка пишет: «Михаил Михайлович расшевелил, всколыхнул общественность нашего кустарного городка. Под его влиянием создалось и начало энергично работать общество краеведения, по его инициативе начался сбор материалов для краеведческого  журнала «Башмачная страна».

       По совету Михаила Михайловича мною были написаны несколько очерков из жизни башмачников. Они были напечатаны на страницах краеведческого журнала. Но это издание оказалось весьма недолговечным. В 1925 – 1927  годах вышли только три номера, на этом журнал и прекратил своё существование».
      К дневниковой записи Пришвина  об экскурсии на пойму реки Дубны добавляю воспоминание моего дедушки. Это было, согласно дневнику Пришвина, 18 июня1924 года. Дедушка вспоминает: «Проводив престольный праздник, мы на третий день отправились в Костолыгино. Восемь вёрст прошли как-то незаметно». Деревня Костолыгино находилась недалеко от поймы. Далее он рассказывает, как на лодке-душегубке, по каналу на пойме добирались до русла реки. В лодку сели сразу несколько человек: старый охотник дед Наум, мой дедушка, Михаил Пришвин, его восемнадцатилетний сын Лёва и сын деда Наума Николай. Лодка-душегубка узкая, неустойчивая, она делается из одного куска дерева, из осины выдалбливается внутренняя часть ствола. На таких лодках и много веков назад плавали в этих местах обитавшие там племена. Оказалось, что небольшое судёнышко, тяжело нагруженная лодка не могла свободно двигаться среди массы острых водорослей. Пришлось всем, кроме деда, выйти из лодки и тянуть лодку верёвками.  После многих мытарств достигли речного русла. Далее дедушка написал, как они плыли по реке и какие приключения произошли с ними.   
      
   Август 1924 года начался для Пришвина с неожиданной большой неприятности, которая несколько затормозила его работу. 7 августа он написал в дневнике: «В пятницу 1-го Августа ( 19 Июля) вечером возле деревни Костино меня укусила бешеная кошка, в воскресенье в 11 утра мне сделали 1-й укол и назначили всего 19 уколов (до 21-го) с повторением после двух недель отдыха. Сегодня 5-й укол». Каждый день уколы Пришвин делал в Москве и писал об этом в дневнике. 21 августа, запись в дневнике: «19-й (последний) укол.
     Из дневника Пришвина: «23Августа. «…Когда я говорил кустарю И.С. Романову о тягости крестьянина, то он сказал поговорку:  «Не уешно, так лежно. Я долго думал, как понять эту поговорку. Мне удалось где-то найти её объяснение: «Поменьше поесть, побольше полежать». 22 сентября 1924 года Пришвин пишет в дневнике о своей идее создать музей башмачного дела. Он написал: «Мы собирали образцы колодок, инструментов и товаров по башмачно-кустарному производству и объяснили одному кустарю, что собираем для музея.

      - А  музей для кого? – спросил кустарь.
      - Для вас, башмачников.
       - И для меня? Пустое дело: я сам музей.
       Он был прав: всякий кустарь есть ходячий музей, носящий в себе столько новых переданных ему придумок.
       Мы были на крупнейшей московской обувной фабрике и видели там весь процесс производственных работ на 100 с чем-то машинных операций. Но, верно, и это очень мало, потому что оказалось: разложить Музей до конца не удастся; механическое было одно, ручное – другое, машина не может сделать художественный башмак. Мастера-артисты, немеханизируемые, неподражаемые, называются в о л ч к а м и.

      Взяв себе для исследования как руководящую нить, гипотезу о машине, побеждающей ручной труд, я решительно не знаю, куда мне девать волчков.
      Слышал тоже легенду, будто из Парижа одна дама приехала в Столешников переулок и там у Романова купила себе башмаки, надела их и прямо в грязь без калош и потом с грязными башмаками в Париж. Там, в Париже, она башмаки вычистила и одну пару продала, и как раз окупила дорогу, а другая пара, значит, ей даром досталась».

     В дневнике 9 ноября 1924 года Пришвин пишет, что две недели назад у них в Костине открылась изба-читальня для жителей. Для этого к читальне подведено электричество – поставлен электрический столб. Цитирую часть этой записи: «… в деревне есть читатель, один-два на деревню, и так далеко по всему необъятному пространству можно ехать от деревни к деревне, от читателя к читателю. И этот читатель, настоящий землероб или кустарь, может всё читать, купить книгу или достать у другого настоящую, какую читают все граждане, а не только люди, добывающие хлеб из земли. Читатель, как и писатель, рождается, а масса занимается чтением, если есть досуг. Электрический столб разрешит вопрос о досуге и массовом чтении».
 
     Следующую запись в дневнике, связанную с моим дедом, Пришвин сделал в самом конце 1924 года: «31 Декабря. Сочельник. Новое Рождество… И.С. Романов рассказывал, сколько страданий он пережил в провинции из-за своего писательства, сколько было над ним издевательств, так что, если кто скажет про него «писатель», так «холодеют корни волос и в мозг проходит». Верно, так же и настоящий религиозный человек боится произнести всегда имя своего Бога? (в особенности при учёных людях)».
 
     В начале 1925 года Пришвин, живя в Костине, думает о переезде с в Переславль-Залесский. В марте он собирает свои вещи, архив, пишет срочные письма. Из дневника 23 марта: «…Письма: Горькому, Ремизову, Кожуховой,  Романову, Лёве», 24 марта: «…Письма Горькому, Ремизову, Романову, Кожуховой, Лёве». Меня радует, что Пришвин среди нескольких срочных писем к друзьям отправлял письма и моему деду.
     Пётр Михайлович Пришвин пишет в своих воспоминаниях: «Последние месяцы пребывания в Талдомском районе отец как бы прощался с обжитыми местами наших охот. Последний наш поход был к болоту Воргаш на глухариный ток; рассказ о токе под тем же названием был напечатан». Далее он подробно описывает эту охоту, рассказывает о трудностях, которые они преодолели. В конце рассказа он пишет: «Возвращение с тока было трудным: сильно потеплело и наст не держал, в лесу мы проваливались в глубокий снег – «кашу», а до дома десять вёрст. В пути Лёва далеко отстал, хотя и шёл по нашему следу. И не мудрено: мы пробыли в лесу двенадцать часов и отмахали по тяжёлому пути не менее тридцати вёрст!
     К этому времени папа установил тесную связь с биостанцией юных натуралистов в Сокольниках. Они несколько раз приезжали к отцу в Костино, и он всё сильнее втягивался в записи фенологических наблюдений, составление так называемого им «Календаря природы». Ему очень нравились наблюдения, фиксирующие движения весны не только календарными датами, но характерными изменениями в природе, тесно связанными друг с другом, например: «Первое позеленение лужаек» или «Первое урчание лягушек» и т. п».

     Итогом исследования жизни башмачников стала для Пришвина его поэтическая повесть «Башмаки», изданная в 1925 году. В ней он рассказывает и о моём деде, башмачнике и поэте в первой главе повести «Производственная песня». Цитирую окончание главы: «Слышал я, будто портные поют больше башмачников, но сильно в этом сомневаюсь: больше башмачников петь невозможно. Среди них, наверно, есть много и поэтов. Я знаю одного в деревне Терехово, гусарочника Ивана Романова, - он сочинил, по-моему, недурную производственную песню:
 
                БАШМАЧНИК

                Грязный, мусорный верстак
                Прилепился у оконца.
                Я на липке шью башмак,
                За окном играет солнце.
                За окном весенний запах
                Так и дразнит, так и манит,
                Мнёт хозяин кожу в лапах,
                Осердясь, зубами тянет.
                В пальцах шило, словно вьюн,
                Руки врозь и снова вместе.
                Вот вымешиваю клейстер,
                К верстаку тащу чугун.
                Затягиваю, подшиваю,
                Выворачиваю!
                На колодку надеваю,
                Околачиваю!
                А урезы обрезаю,
                На стали ножом играю.
                Не подрежу, не изгажу,
                Как стекло урез наглажу.
 
       В этой песне всё производство башмачника-выворотника, и что он тянет зубами кожу – совершенно совпадает с рассказом Санчо-Пансо Дон Кихоту об испанских башмачниках, которые и в то время, в 16 веке, тянули кожу зубами. И сейчас, когда в нашей деревне уже электричество, мне стоит только отдёрнуть занавеску окна, присмотреться к работе соседа башмачника, и очень  скоро я увижу, как при электричестве он тянет кожу зубами».
         По многим тропинкам Талдомской земли прошагал  Михаил Михайлович Пришвин вместе с моим дедом Иваном Сергеевичем Романовым. они преодолевали заросшие леса и топкие болота. По некоторым из тех тропинок я прошёл в летний день 2008 года с московскими туристами под руководством путешественника и писателя Сергея Владимировича Довженко. Мы совершили двадцатипятикилометровый поход от Талдома, до Терехова – родной деревни моего деда и моей мамы. 2 сентября 2008 года в ногинской газете «Богородские вести» об этом походе напечатана моя статья «Талдомскими тропинками Пришвина». В 1925 году Пришвин уехал из Талдомского района, навсегда покинул «Журавлиную родину», как впоследствии он назвал эти места. В своих воспоминаниях мой дедушка пишет: «…Михаил Михайлович исчез из нашего района. Очутился он на Ботике, около Переславля-Залесского. В ответ на моё письмо Михаил Михайлович писал 10 февраля 1926 года:

        «Квартира у меня роскошная, природа самая желанная. Все мы здоровы. Пишу роман. Скоро выйдет книжка моя «Родники Берендея», подобная «Башмакам», но более художественная. «Башмаки» имели успех. Что же больше? Я жизнью доволен.
         Ужасно жаль, что я не жил в вашем краю в более лучших условиях: у меня осталось очень горькое воспоминание от Костина… Напишите о родне. А Ефросинья Павловна Вас всё как родного вспоминает, как получилось письмо, так и ахнула…
        Жду от Вас нового письма, раз объявились, надо писать. Крепко жму Вашу гусарочную руку». «Гусарики» это детская обувь, которую среди прочей обуви шил мой дед.
        Пришвин уехал из Талдомского края, но переписка у него с моим дедом продолжалась и окончилась только в 1940 году.
       В начале весны 1925 года Пришвин уже жил на новом месте. 1 апреля он написал в дневнике: « [Переславль-Залесский] Сегодня в 5 утра приехал в Переславль».
 
      В талдомской газете «Заря» за 8 октября 2003 года опубликованы статьи в честь 115- летия моего деда, поэта Ивана Сергеевича Романова и его фотография около дома Михаила Пришвина в деревне Костине , когда он выступал на открытии мемориальной доски писателю в конце пятидесятых годов 20 века. Дата в газете указана неточно, думаю, что это событие состоялось летом 1958 года. Уже давно дом Пришвина в Костине, к сожалению, сгорел. В настоящее время деревня Костино является окраиной города Талдома.

     В конце книги «М. М. Пришвин. Дневники 1923 -  1925» приведены комментарии Я. З. Гришиной и Н. Г. Полтавцевой.  Цитата из этих комментариев: «С любовью в дневнике этих лет связывается музыка, мелодия («Ряд женщин, вышедших из музыкальной мелодии»), символистская категория (Вагнер, Ницше, Блок), оказавшаяся органичной для Пришвина до конца жизни. Природа художественного творчества связана у Пришвина с музыкальным качеством мира: ритм, звук, тишина, молчание как среда, в которой таится звук, музыка постоянно присутствует в художественных произведениях и дневниках писателя…».

       Заканчивая текст о жизни и творчестве писателя Михаила Михайловича Пришвина на бесконечно дорогой для меня Журавлиной родине, я хочу кратко рассказать об истории этого края. Места здесь уникальные, чудесные. Миллион лет назад на эти земли, богатые субтропическими растениями и теплолюбивыми животными, с севера начал сползать громадный, толщиной 4 километра, ледник. Наступило сильное похолодание. Ледник сильно изрыл землю, погибли растения и животные. На месте тающего ледника остались озёра, которые зарастали, превращались в болота. Первые люди появились в этих местах 7 – 8  тысяч лет назад. Здесь жили разные племена. Вблизи деревни Сущёво найдены неолитические стоянки, которые существовали здесь 3 – 4  тысячи лет подряд. Балты, пришедшие сюда из Прибалтики, в начале нашей эры, принесли пашенное земледелие. «Дубна» - балтийское название, означающее низкое место, ложбину. Около тысячи лет назад в этих местах поселилось славянское племя кривичи. В России в 18 веке проведено Генеральное межевание и составлена карта этого края. В 19 веке в России происходила массовая вырубка лесов, пострадал и этот чудесный болотистый уголок, погибли уникальные растения и животные.

       Но всё же в конце 19 века этот край сохранил во многом свою сказочную природу. Впервые край изучил и сделал ботаническое  описание местности известный русский учёный-болотовед Александр Фёдорович Флёров. В 1898 году он составил подробную карту местности, а о своём путешествии он написал книгу.
       После Флёрова край продолжали изучать другие учёные. Разведывались торфяные запасы Дубненской низины. Ещё до Октябрьской революции началось наступление на болота с целью добычи торфа. Наступила эпоха осушения болот, а это приводило к нарушению экологического равновесия в природе и вследствие этого к гибели флоры и фауны. Человек тем самым в конечном счёте получал для своей жизни не пользу, а вред. В начале 20-х годов двадцатого века здесь была сосредоточена в большом количестве техника и созданный специально мощный плавучий экскаватор.
      Пришвин в то время задумал написать роман о жизни инженера-торфмейстера Алпатова. Он должен был спустить в этих местах одно из озёр-болот. Но задуманный роман Пришвин не написал: он познакомился с планом осушения болот и понял, к чему могло привести осуществление этого плана. Алпатов должен был спустить озеро Заболотское, через которое протекает короткая река Сулать, впадающая в Дубну. На дне этого озера в то время жила уникальная доледниковая водоросль кладофора. Эта зелёная  водоросль имела шарообразную форму. Пришвин называл кладофору маленьким зелёным сердцем края. Писатель стал протестовать против осушения болот, его новый роман не удался. Появилась повесть «Журавлиная родина» только в 1929 году. Но в начале 20-х уже работала мощная  техника, экскаватор уничтожал всё живое на берегах Дубны и Заболотское озеро площадью несколько квадратных километров с чудесной реликтовой кладофорой могло исчезнуть. Михаил Пришвин развернул кампанию по сохранению озера, опубликовал тревожную статью, привлёк учёных. Озеро удалось спасти, хотя частично и было затронуто, его уровень сильно понизился, работы были приостановлены. Но кладофора со временем погибла. Осушение болот продолжалось в других местах области до начала Великой отечественной войны. После лесных пожаров 2010 года, вызванных горением заброшенных торфяников, была разработана и осуществлена программа их обводнения.

        Заказник «Журавлиная родина» в Талдомском район был организован в 1979 году. Его площадь составила 11000 гектаров или 110 квадратных километров. В настоящее время там проводится большая научная, природоохранная, экопросветительская и экскурсионная работа. В 2020 году закончено проектирование Областного государственного природного парка «Журавлиный край» на территории Талдомского и Сергиево-Посадского районов, площадь которого составит более 100 тысяч гектаров или более тысячи квадратных километров.
   
       Михаил Михайлович Пришвин навсегда покинул Талдомский край, - «Журавлиную родину», но он оставил после себя, тоже навсегда, чудесное, поэтическое, описание этого, хранящего много сказочных тайн, края. «Журавлиная родина» остаётся с нами, останется и ещё много столетий, а может и тысячелетий на Земле, и всё время в Талдомский край, на «поймо», будут прилетать журавли и образовывать семьи. Жизнь продолжается вечно…

                Валерий Иванов. Ногинск. 12. 01. 2021 г.