Командир подводной лодки
Баба Агата из шестого подъезда девочкиного дома была легендарной личностью. Сколько ей лет, в точности никто не знал, но все говорили, что она видела живых фашистов. Подробности этой истории были тоже не известны, но сам факт её встречи с врагом создавал вокруг бабы Агаты таинственный и героический ореол. Каждый пробегающий мимо сосед почитал за честь хотя бы на минуточку присесть возле неё на скамейку: то ли для того чтобы приобщиться к истории великого подвига в страшной войне, то ли поддержать одинокую больную бабу Агату.
Её голова была наклонена вперёд, руки согнуты в локтях, пальцы сжаты в кулак. И всё её тело страдало от непроизвольной бесконечной тряски. Чтобы кулаки не плясали на коленях, баба Агата цеплялась за свою тросточку, и тогда тросточка тоже весело пускалась в пляс. Сгорбленная, еле ковыляющая на полусогнутых ногах, баба Агата здорово смахивала на живущую в пруду мудрую черепаху Тортиллу из любимой девочкиной сказки. И девочка знала, что где-то у себя верно и надёжно баба Агата хранит золотой ключик и передаст его самому достойному. Без посторонней помощи ей было невозможно, и в любую минуту ей грозило падение. Говорила баба Агата с большим трудом, зато всегда по делу и о самом главном. Её вечно недоеденную кашу во рту разбирала только Танька Долмат. Она жила в квартире напротив и часто гостила у бабы Агаты. Танька ужасно гордилась своей ролью переводчицы. Всякий раз возвращая смысл бабыагатиной невнятице, Танька будто извлекала золотой ключик из глубокого пруда черепахи Тортиллы, полного «лягушек, пиявок и личинок водяного жука». И выходило, что всё самое важное для бабы Агаты заключалось в нескольких словах: «солнце», «дождь», «весна», «трава», «дерево», «птица». Про зиму баба Агата, кажется, ничего не знала. Наверно, она про неё просто забыла, потому что зимой на улице не бывала. Два слова она твердила с упрямым постоянством. Танька ручалась, что слова эти – «анютины глазки». Из уст бабы Агаты звучали они странно и неожиданно, как, например, «аленький цветочек». Проверить правильность Танькиного перевода было нельзя. Но на клумбе у шестого подъезда росли только эти цветы.
Причин бабы-Агатиной болезни не знали, но у каждого была своя единственно верная версия. Одни уверяли, что баба Агата упала с высокого дерева, другие полагали, что её болезнь развилась после встречи с проклятыми фашистами, третьи твердили про укус опасного малярийного комара.
Девочка тоже знала историю про комаров. Было это летом в первый год войны. На деревню наступали фашисты. И все жители побежали прятаться в болото. Девочкина бабушка Мария взяла на руки сыночка (было ему полгода) и побежала вместе со всеми. Тучи злых комаров накинулись на людей. Малыш громко плакал. И люди прогнали бабушку, чтобы она их не выдала. Бабушка с сыночком вернулась в деревню. Кроме фашистов, там никого не было. Они уже хозяйничали в её доме, а ей приказали убираться в сарай. До темноты люди сидели в болоте и вслушивались в тишину. Они пытались понять, живы ли Мария с сыночком. Выстрелов никто не слышал, и люди вернулись в деревню. Чтобы фашисты не убили крошку сына, девочкина бабушка стирала им бельё. Так было три года. Потом пришла наша Красная Армия и погнала фашистов далеко-далеко. После войны болото осушили, и комары пропали. А бабушкин сыночек вырос и стал девочкиным папой.
Во дворе бабу Агату любили и помогали чем могли. Каланча Жанка с третьего этажа бегала в магазин за хлебом и кефиром; толстый дядя Толик из соседнего подъезда привозил из деревни для бабы Агаты красные яблоки и крупные, со сладкой мякотью, жёлтые сливы; Тамара Петровна с первого этажа вела нехитрое бабы-Агатино хозяйство, стирала её одежду, варила супы, пекла пироги и выводила её на прогулку. Свежий воздух и летнее солнце, люди и птицы, кошки и собаки радовали бабу Агату, но в запертой квартире она оставалась одна. Девочка знала, что сначала у неё будет муж, потом пойдут дети. Так бывает всегда и у всех. И у бабы Агаты тоже есть семья. Но занятым людям недосуг носа утереть. И девочка представляла себе, что муж бабы Агаты, к примеру, космонавт. И у него то подготовка к полёту, то месяцы работы на околоземной орбите, а после приземления ему приходится заново учиться ходить. Вот и не может он навестить свою бабу Агату. А сын – капитан дальнего плавания. Ну, или командир краснознамённой подводной лодки. Капитан третьего ранга. И Герой Советского Союза. Как Маринеско. И ему некогда сойти на берег.
Наступила осень. С берёз тихо сыпались жёлтые листья. Всё шире расползались голубые просветы в небе. Воздух делался ясней и прозрачней. Низкое солнце уже не грело. Дождей не было. Не было и бабы Агаты. И все знали, что не будет никогда: она умерла. У шестого подъезда на старых кухонных табуретках стоял маленький красный гроб, украшенный широкой чёрной лентой. Люди обступили его и смотрели на затихшую бабу Агату. Её больше не трясло. Теперь её, наконец, отпустило. И девочка со страхом и любопытством вглядывалась в жёлтое высохшее лицо, тёмные провалы глаз, заострившийся нос, бескровные губы и вздёрнутый подбородок. Редкие седые волосы были убраны под праздничный платок, а в сложенных на груди жёлтых руках цвели анютины глазки.
– Явился не запылился! – прорезал тишину знакомый визгливый голос.
Девочка обернулась. В нескольких шагах от неё стоял невысокий человек в чумазых ботинках на босу ногу. Длинные сухие руки выглядывали из рукавов некогда белой сорочки с оторванной пуговицей, вытянутые на коленях, измятые брюки украшало большое масляное пятно. Его всклокоченные волосы давно не знали расчёски, а расквашенный нос разнесло на пол-лица. По впалой щетинистой щеке незнакомца вдруг скатилась крупная слеза, и корявым кулаком он принялся тереть глаз. Руки его дрожали.
– Да кто тебе поверит, выпивоха! Опять в зюзю уклюкался! – раздался тот же голос. – Мать в гробу, а у него черти в глазах пляшут!
Девочка хорошо знала этот голос. Он принадлежал Тамаре Петровне.
– Мать сиротой жила, а теперь и сам осиротел! – снова в сердцах бросила она.
Человек растерянно и глупо улыбнулся, и по другой его щеке скользнула такая же крупная слеза. Он несмело, бочком, подошёл к гробу, склонился к самому лицу бабы Агаты и громко прошептал:
– Прости, мать…
Баба Агата не ответила, но простила. Она прощала всем. Потом на соседских руках маленький красный гроб поплыл в огромную синюю вечность. Девочка шла за гробом и всю дорогу косилась на сына бабы Агаты, пытаясь разглядеть в его глазах пляшущих чёртиков. А он всё беспокойно озирался, будто обронил что-то дорогое, без чего теперь не будет жизни.
Тамара Петровна никак не понимала, что для того, чтобы в последний раз увидеть бабу Агату, командир краснознамённой подводной лодки сошёл на берег. И за самовольное оставление корабля в боевой обстановке ему грозит трибунал.
Вскоре на худенькой шее Таньки Долмат на тонкой верёвочке блестел новый увесистый ключ. И Танька хвасталась, что он золотой.
Свидетельство о публикации №121011400005