Записки с ума шедшего павлина

Трактор без крыльев.

Купили красный трактор а он без крыльев, пришлось обратно везти в мороз. А там говорят, вот есть колесо, возьмите его. А мы им - нам бы два чёрных крыла и ни иначе, и ведро смолы.
Будут, будут вам крылья, только явитесь завтра после четверга, будет главный кладовщик Пёс Котов, у него ключ-вилка от склада. Там то и найдёте женщину мышь в белой шляпе, у неё за пазухой что хочешь найдёте, и чугун, и деревянные колотушки, сгустки маразма умершего Камара Ежова и даже заброшенную галактику.
Но, нам бы смолы ведро и крылья. В другом нет нужды - в четыре голоса повторились мы.
А яблочного уксуса рюмку не пожелаете с долькой радости? И счастья ломтик - согласились мы.

Мадам Мюми.

Мне довольно странно слышать, что мадам Мюми делает это после ужина прищепкой. Но, какая разница когда и как она делает это - её право. Можно конечно сразу вмешаться, не церемонясь, не доводя дело до полного абсурда, но кто будет в это вмешиваться, завтра суббота, надо загорать.

Жёлтая малина и синий кит.

А дождь так и хлещет, барабанит и стучит. А я не боюсь, я под диваном лежу и ем жёлтую малину. Тут мне хорошо и сладко, хоть и немного пыльно - я воображаю себя китом.

Колбаса на вкус не та.

Потому что пятки надо с марганцем парить и водку пить, с соком алоэ. А то говорят, колбаса без мяса стала, а какая разница, главное чтобы вечный огонь горел и земля вращалась.

Про грязь.

А то они не знают, что на улице Карла-Маркса, темно и смрадно! Всегда бомжи и бабы хабалки. Там даже вороны не летают и коты не ходят. Там моча и фекалии - плохо жить...

Бедный и честный.

Они сразу говорят что мы баптисты - по виду мол видно. А сами ездят на такси и едят ветчину со сливками! А у меня одно пальто и то отцовское, и носки шитые. Я не ворую, поэтому и беден - честен.

Ипотека с форелью.

Завтра пятница, а у меня ещё трусы не постираны. Завтра на дачу почву рыть, а мне идти не в чем.
Я трудник. Скромный человек. Живу как пёс, ем объедки сплю в яме. Денег нет на ипотеку, денег нет на форель. Ем белый хлеб, макароны и жарю дряблую морковь. А что делать, терпи и плачь. Власть коррупционерка!

Обвинения.

Соседи Тюлькины делают евро ремонт на сто тысяч. А откуда у них, у свиней, такие деньги?
Получают по одиннадцать и то с задержкой. А ездят на авто мазде и дача в двадцать две сотки, с крашеным забором и с вишнями. Откуда всё? Воруют - воры!

Телевизор с проводами.

Какая мне разница что говорит телевизор! В нём нет мозгов, там провода. А я с мозгами, электричества не боюсь - хоть и битый током. Током битый с детства! У нас с током крепкая, надёжная дружба!

Синие уши.

У моего шифонера большие уши, а мне без разницы! Какая разница, рта ведь нет, только большие синие уши. Главное чтоб уши не научились говорить, иначе мне крышка и медный таз!

Костяные кости.

Меня обижают. А мне без разницы. Я ношу в карманах куриные кости и если меня сильно насилуют - бьют, я бросаю костяные кости! Кости кидаю, в гадов.

Дружба с грифоном.

Меня везли, а я выпрыгивал.
-Зачем меня туда? -Зачем?! Там жёлтый мокрый кафель и странные узоры на белом пододеяльнике. Я останусь у себя дома, у меня живёт сказочник, старый Грифон.

Во мне была анархия.

Из радио вылетали громкие звуки, голоса, странные слова. А я смышлёный, сочок на радио и ловить их. Плохие слова в огонь, а хорошие себе в рот и глотать. Те что короткие прямиком в меня, а сильно длинные ломались и ко мне под язык, за щёку упирались.
Одно слово солёное, другое горькое, редко когда сахарное. А в животе всё перемешалось, звуки с голосами - одно месиво, анархия. 

Тишкин.

Бездарь Тишкин, дворник по призванию, Богу душу отдал, сразу после того как впервые в жизни включил прямоугольной палочкой чёрный ящик, откуда посыпались и полились чёрные глаголы, скатываясь по багровым языкам одарённых и вычурных мразей.

Картофельные очистки.

В кармане пусто, монетки кончились. Придётся нищенствовать, есть несвежие огрызки. Слоняться по дворам и юродствовать, еды ради. Драться если придётся, ругаться грязно, а какая разница, как жить! Жизнь дана, живи как знаешь. У меня три высшых образования и медаль за отвагу! А какая разница сколько высших, главное не бросать картофельные очистки в раковину!

Частые инцесты.

Моя подружка любит красное винцо и красную вуаль. У неё брат педераст и кузен фетишист. Они извращенцы - сукины сыны. Что ни день, то грязный инцест. Они вонючие ублюдки. А я не такой! Не такой. Я призираю извращения, люблю только порядочных женщин феминисток, и пирамидальные кусочки сыра, на воображаемом ломтике хлеба. 

Мандарин.

Хорошо мандарину, он в кожуре. Хорошо мандарину, он всем нравится. А у меня всё иначе. Я скверно пахну и никому не нравлюсь. Умалю завтра Бога, превратить меня в сладкий мандарин. А какая разница кто ты, главное нравится и быть сочной долькой на десерт.

Сапожки.

У мамы нет сапог. Придётся ехать к мудрому дрозду на старой машине. У дрозда живёт просветленный змей, ему сто лет, у него на всё есть свой ответ и знание ко всему. Он то нам и посоветует отправится в магазин и купить маме новые модные сапожки. Мы подумаем немножко, чтобы не показаться круглыми дураками, и воспитанно поклонясь уйдём вежливо, глядя в пол.

Небесный холст.

Конечно да, можно зацепить небо большим стальным крюком и свернуть его в холст и в тубус. Звёзды нет, звёзды нельзя в тубус. Звёздочки в карманы, а если все не влезут, то в горсть и каждое утро, по две звезды натощак не раскусывая. Бог не обидеться. Бог всемогущий.

О капусте.

Сегодня праздник. Вкусный торт со свечой. В сердце радость и покой. А души нет, нет души, мы искали её трижды - не нашли.

Душаловка.

Усы кота лежали на столе. Чёрные и длинные, загнутые как коромысло. И три мёртвые мухи, тоже чёрные, грустные. А рядом смерть ещё стояла, безликая, великая, с посохом - душаловка.

Красные ягодки.

Рябина дерево, красные ягодки - кому сладко, а кому кисло.
Рябина дерево, зелёные листочки - ветерок на ветвях повис.
Рябина дерево, моя судьба - жизни линии изгиб.
Рябина дерево, ствол дуба, ветка ели - люди уху ели.

Как верующие без веры в храме ходили.

Ищите Бога, говорят. В храме нам сказали верьте. И три монетки, со звоном в ящик - опп. Нам дали свечки.
По храму мы гуляли скромно - радуйтесь, сказали нам. Не получится мы грешны.
Радуйтесь - повторили. От чего же это, мы не сыты и не богаты.
Радуйтесь - вновь протяжно повторили. Это роскошь, когда за душою грош.
Радуйтесь - повторилось вновь. Нет, нет, мы не можем, проблемы своз нас душат.
Радуйтесь - как детям сказали нам. Радуйтесь - кратко повторили. У моей дочки почки, а папеньки печень, как же радоваться?!
А вот так. Радуйтесь. Шутите стало быть, шутите - приуныли мы, из храма вышли.
Не тут Бога, на небо идти надо, сказал уверенно Фофа, всей грудью набрав воздуха и зажав пальцами ноздри, стоял краснея, сознания не лишался.

Германский профессор.

Мне подарили герань. Алый цвет. Она на подоконнике живёт, цветёт изрядно. А ближе к ночи, со мной говорит на темы философские. То жалостливо плачет, то хохочет, а после часу ночи рассказывает труды писателя Максима Толстого. Я то знаю, такого не бывает. Пригласил семейного доктора из германского рода профессоров. Вот поглядите, прислушайтесь, герань читает Война и пир.
Бывает, бывает, мужайтесь батенька, будем лечить волновой вибрацией и звуковыми импульсами.
Вот взгляните - доктор вынул из кармана гнутый гвоздик, - приходится держать его в носовом платке, чтобы не матерился. Жуткий матерщинник, признался доктор.
А вам же следует попить чайного гриба, в течении недели по пол ведра, повязать на лоб красной тряпкой жирную жабу и ни о чём не думать. Будем лечить, пролечивать, вылечивать.

Два мёртвых мертвеца.

По шестой улице несли пустой гроб. От скуки репетировали похороны - мои собственные. А какой-то проныра, видимо чудак, запрыгнул во гроб и претворился мертвецом - руки на грудь и не дышит. Что ты наделал! Закричал я, размахивая кулаком. Вылезай скорее! Выходи. Чего лежишь как мертвец?
Я вижу луч! Он так ослепительно ярок. Он меня манит, как магнит.
Не входи в него, это мой луч, это по мою душу явление - крикнул я запрыгнув бойко в гроб и руки накрест.
Вот смеху-то, два мертвеца в одном гробу, кто бы мог такое вообразить. Шептал хриплым голосом из-за моей спины чудак какой-то.
Вот он каков, светоносный и живой, тот луч посмертный. Я широко раскрыл глаза и рот - кондратий ухватил меня за грудь и втянул туда, откуда нет возврата.
Я второй мертвец! Я мертвец! Как необычно! Как всё по-особому! Кричал я радостно, стоя у своего тёмно-синего гроба, с зелёными подушками. А напротив меня стоял чудак и широко улыбался, уставившись на меня, будто я единорог.

Винтики мироздания.

Беда не радость - всеми не любима, мыслями гонима. Никому не нужна беда, от неё убытки и сердечные хвори. А радость не беда, она всегда желанна всеми.
Хорошо когда радости много, когда во всех карманах её полно и с перевесом - не в тягость. Хорошо когда радость не вмещается ни в мешок, ни в сундук, ни в само сердце. От этого только приумножение её трёхкратное.
От беды слёзы отчаяния. А от радости иначе. От радости много бывает, и веселье, и вдохновение, и куча всякого с приданым.
От беды уныние, в душе плавают тучи, переполохи и смута. А радость она как света блик, как светлый ангелок. От радости Богу мольбы и преклонение лба, и слеза в тот миг чиста польётся - любовь вернётся. 
А коли беда явилась, под поднос её, и терпите, терпите. Всякому дано своё, у каждого свой сосуд судьбы. В одном радость через край льется, в другом беды три капли, а у кого иначе - радости половина грамма на всю жизнь.
Сверху знают, кому и сколько - три, четыреста, шестьсот или же половинка с четвертинкой.
Мы люди, мы винтики в гигантском хронометре мироздания. Кто-то часовщик, кто циферблат, кто-то стрелка, а кто пружинка, у каждого своя, судьбинка...

Посолено.

Хорошо когда еды много, куча того и этого разновидного. Протяни лениво руку и в рот, за щеку и жуй.
Невесело когда еда постная, вкуса не имеет и в рот её с трудом и с диким усилием заталкиваешь - словно комбайн ковшом глину в яму.
Без соли еда мертва. Будь-то это варёная сосиска, или же жареные колбаски, да хоть осьминог морской - какая разницы. А соль кристалл, бросишь её щепотку на краюшку хлеба и в рот, ням ням и нет, от удовольствия только протяжно замычишь чуть прищурясь.
А будь война - тьфу, тьфу, не надо, сама ворона или жилистая крыса, как от Бога награда. Кусок откусишь в миг проглотишь и хвостик изжуёшь и хрящики проглотишь. Удивителен люд человеческий, творение Божье - внеземное.

В тёмном уме.

Перестань на надо. Замолчи. Не произноси такие слова. Поимей совесть хоть с крошку. Не кричи. Ну вот опять. Да какая разница! И что? Нет неправда - выдумка. Прекрати злобиться. Успокойся, подумай о банане. Не любишь бананы? А что ты любишь? Помидоры, я тоже, такие мясистые и сладенькие. Не стучи, соседи злы. При чём тут обезьяны? Не в коем случае. А кто старое помянет тому глаз на вилку! Ну и что, что было дело? Сто рублей не деньги. Заработаем миллион. Кто бы говорил - не смеши. Скатертью дорожка! Не упоминай в суе. А ему нет веры, он хитрый лис. Твои слова как слепни! Дядя Никифор давно умер. Конечно! Мне не стыдно. Его слова как бабочки, по сей день с нами. Не включай сарказм. Он тебя любил, гниду. Да. Нет. У него двое детей в Кентукки. Злоба убивает. И как тебе не стыдно? Неужели стыдно?! Это приятно. Но какая разница что у тебя на уме, ты бездушная винная пробка! Заткнись. Я куплю билет и уеду в Симферополь. Всё начну с нуля. Нечего сказать? Молчи. Но помни, я изменюсь! Куплю красивый галстук, трость и ботинки на шнурках, выучу две сотни новых слов. Продам дедушкино кресло, куплю карманные часы на позолоченной цепочки и умчусь чёрту от сюда. Туда, где кенгуру король, и страус в розовых очках, скок скок, по облакам.
Простите. Устал. На этом всё.

Лунный блин.

Блин плоский и коммуникабельный. Его можно как хочешь, скрутить в трубочку и в густую сметану, по самые ноготки. А можно завернуть в него как в конверт, творог или рубленные яички в масле. А можно полить его вареньем и закатив глаза, в рот, по самые ноготки. Вселенской удовольствие.
Десять блинчиков съел и ещё один остался. Я его на ладонь и... уть - на небо, а луну себе на блюдце. Люди зашумели, блин на небе, блин. Вот бы нам такой блин, вот бы его в рот. А я доволен. Я в лунном свете, у меня луна на блюде. Я её ножом и вилкой - тык, тык, а луна юлой по блюдцу ходит. Я горд, у меня луна дома.
Я иду по улице гордо, гляжу на небо и со всеми заодно шумлю - блин на небе, блин. А рука в кармане, там луны материя, её космический кусочек.

Любовь - превращение в бога.

Надо подождать и скоро я стану трижды вечен. И плоть излишня будет. А зачем плоть? Когда я могу быть свободной энергией и плыть по энергическому пространству бытия. Моя плоть живой металл и био пластик, если нужно - смерти нет в материи. Надену тело, в жизнь приду.
Мой дом это информационное пространство и его нельзя разрушить ударом кувалды и атомной бомбой.
Моя вселенная будет на кончике булавки и помещена на книжную полку в кубе. Чтобы никто не догадался.
Сегодня я тут, а завтра там - в слепой зоне Бога. Там я творец, там я кузнец, там я бог. Там пусто, до того, пока не появлюсь я.
Надо подождать и скоро мы будем создателями ярких миров, кем-то уже в созданном мире.
Говорят любите, и мы любим как умеем, и чем-то заряжается душа. От этого хорошо - в душе растут цветы благоухая.
Я чертёжник. Я проектировщик. Я художник. Нарисую завтра мир из пышных роз, сияющих любовью - и в центр души моей любовь польётся.
Я стану силой, буду в свете. И в собственной вселенной, буду пикселем на небе. И вечной тайной стану для живых. И в двоичном коде у таюсь, от любопытных взглядом несмышлёных.

Запрещено читать в слух, в массовых скоплениях несовершеннолетних.

В доме у плотника, резные подоконники. На подоконнике голая толстенная баба, двести кило красного мяса. Лежит на подоконнике и курит, пуская в стекло овальные кольца. Груди её словно розовый зефир, нежные, мягкие и воздушные как тесто. Из больших коричневых сосков, змейкой льётся душистый мёд, французских пчёл.
Ноги короткие и жирные, с густыми как ворс ковра волосами, по самые бедра. Одна нога на стекле, другая на полу и пальчики словно клавиши пианино, беззвучно по полу играют.
Голова лысая со складками кожи, как на сапоге у Белорусского солдата.
Глаза паучьи, зубы как у бегемота, а уши словно свинячий пятак.
Вот это бабища, подумал я громко в слух. Вот бы мне её под одеяло, и на неё, и как на батуте - прык, прык скок.

Китонская башня.

Графин, спичка, шерстяная нить, грабли - холодная батарея. А что не так? Кто тот критик?
Я плюю на мнения умников в очках. Мне нет разницы, какие у них глаголы в горле и какой формы усы под носом. Я тапаю большим указательным пальцем и несмотря на боль в висках, строю свою собственную, выдуманную Китонскую башню, кирпич на кирпич, этаж за этажом и вот уже небо на моей голове - как крышка на кастрюле. И только одна забота, и только один страх, удержу ли, справлюсь ли.
Ищу в себе силы, и нахожу, и созидаю, и ломаю стёкла взглядом. Китонская башня - приют сорокалетних уродских девственниц албанских.

Странная фантазия.

Вот бы мне красивую бабу, пусть и не умную, пусть и с неким еле заметным изъяном, даже пусть вечно бледную, лишь бы красивую, с большим выразительным ртом - как ангар для лайнера.
Она утомлённо лежит на кровати как морская звезда. А я целую её в глазки, а руки как тряпки на верёвки в сильный ветер, бессовестно изучают рельеф её ландшафта.
По выходным дням, мы бы гуляли босыми ногами по вонючему зверинцу и кушали бы сладкий пломбир из моего рта, не пугаясь злобного рычания амурских тигров.
А по вторникам, смотрели бы эротическую йогу, и кушали бы халву грязными руками, вопреки советам доктора Адольфа.
И каждую среду наполняли бы таз апельсиновым соком и горячими телами высекали искры, не боясь дотла сгореть.
Любовь не плоти секс - любовь бутон мимозы. Бутон, мимозы...

Пророчество шутка.

Новый день в огненном кольце.
Оранжевое небо на белых столпах.
Обессиленный чёрный кулак хитрого карлика, ударит по стеклянной розе и сотрясётся сердце мира.
Хрустальные слёзы с небес, и ледяной меч режет черствый хлеб на доли.   
Зверь в пустой комнате, грустит и воет. Он больше не вернётся, он разбит и силы власти больше не имеет.
Солнце моргнёт дважды и ещё раз тому кто не верит. И поверит тот и не усомнится, что суждено ему род земли продлить - от чёрной моли мир избавить.

Следующий рассказ будет про Медузу.

Трава зелёная, это не тайна. А если на планете Марс жизнь - вот это тайна. Мне наскучило слышать, что мы сироты в космическом бульоне - это сказки для людей с деревянными мозгами. Я точно знаю, что на плоской планете живут люди с бронзовыми лбами. Они играют на серебряных трубах и спят на огненных одеялах. Им по две тысячи лет и вы сейчас думаете я лгу? Да мне нет разницы что вы думаете. Я надену волшебные хромовые сапоги и отправлюсь в даль иную, разрезая время словно плоть. Нет разницы где быть, в пространстве сотканном из времени минут, или там, где из времени шьют лёгкие одежды. 

Сердечный колокольчик.

Я курильщик. Я плохо себя чувствую, не так как в двадцать лет. По утрам пью таблетки. Я наверно скоро умру и сто проблем из жизни вон.
Я умру и буду там, где материя из шёлка и каждая мысль как луч в алмазе. 
Мои слова белоснежностью искриться будут, а сердца стук, как колокольчика звон - небесного оркестра.
Я приоткрою занавес небесный, и лицезреть на живущих тайно стану. И тучи с неба отгонять мизинцем, от крыши дома моего - прежнего, души жилища.

Плохо дело, обленился!

Я гордый, самодовольный, холёный и сытый донельзя. В белой рубахе под чёрным пиджаком, с фиолетовой подкладкой. В чёрных чинных штанах и в чёрных ботинках из Франции, чуть жмущих ногу. Одну руку за спину и совершенно не спешно, шагаю по дороге, по хозяйски. С высоко поднятой головой, до невыносимой боли в позвоночном отделе. Не любя и с выразительной брезгливостью, выражая каждому откровенное отвращение. У каменной стены, сидел завернувшись в грязный коврик бездомный и трясся как пёс. Чего это ты так трясёшься, словно заразный - царственно произнёс я, засунув руки в карманы пиджака. Попрошайничаешь! Шёл бы мести дворы боярские! Или же ленишься? Чего молчишь? Может удар по морде французским ботинком научит тебя манерам. Мерзкий ублюдок!! Я пнул по железной склянке, с ржавчинами напоминающие континенты, откуда со звоном выкатились три копейки. Это весь твой улов, гадёныш, не густо что-то. Я схватил за ухо бедняка и грозно как только смог начал рычать на него - убирайся грязный пёс, иначе получишь ещё по зубам! Ну же, убегай поджав хвост, грязная бездомная псина - ещё сильнее озлобился я и ухватил бедолагу крепко за волосы, да с такой силой, что нижняя челюсть отпала, словно у деревянной куклы из кукольного театра. Почему не работаешь? А сидишь и попрошайничаешь! Хочешь за просто так иметь на столе хлеб и солёные грибочки? Пнул я с лютой злобой бездомного пса в лицо и начал избивать его, со словами - вот тебе копеечка, вот тебе вторая, а вот рублик. А вот ещё. Чего это ты так как не живой?! Не кричишь от боли, не умоляешь?! Может ты святой? Отвечай! Ты свят? До сих пор был сильно грешен, и по сей час грехи имею. Ответил тихо бедолага, сплюнув сгнивший зуб. Вы господин не стойте, продолжайте, меня бейте... Да ты что, с ума сошёл? Иной бы люд кричал от боли и умолял, чтоб я его не трогал, а ты напротив, просишь чтоб тебя избили. Ума лишилась бездомная скотина - рассмеявшись я, ударил гневно в лоб подошвой чёрного ботинка. Да с такой силой, что кровь брызнула на землю.
А вот дальше ничего не идет в голову и я не знаю как мне закончить этот рассказ. Извините меня, любящие читать и слушать. Мне пора в туалет, там аромат роз и мысли разные в голову хорошо идут. Свистулька!

Рассказ дождю.

Я стоял у мокрого окна, словно соленой столб, и читал в слух рассказы павлина, идущему дождю. Дождь шёл и слушал, изредка выражая своё небесное восхищение, в виде молний и грома. А я стоял вдохновлённый, с твердеющим языком во рту, и читал про Лунный блин. А гром как грохнет, а я не убоялся... Ни чуть, не убоялся... Дождик сник, примолкло небо, и райский аромат ударил в ноздри. Спасибо небо, ты слушатель отменный. Мой слушатель повседневный...

Чек миллион.

Я богат, у меня много денег. А в душе тенёта. В голове мысли о миллиарде, а на сердце обналичен счёт. В делах порядок, строгий ритм и нет любви. Зачем миллион? Зачем триллион? Это внешний фантик - оболочка.
По чём любовь? В какую цену нынче совесть? Куплю добро, куплю любовь, куплю корову и всё что захочу! Я богат, имею деньги! Имею много, многих, многое могу! Кручу луну, верчу планету, покупаю звезды, и вашу дуду украду! -Стоп! -Опасно! -Носорог!

Псина - Пёс.

Помню свой первый пикник на краю мира, где меня укусила старая псина. Но дело не в псине, а в человеке который ее воспитывал.
Во все века псы носились по улицам и никому дела до этого не было, какая разница кто бегает по улицам и дворам. Все работают, а кто не работает тот сам псина, бездомная и грязная.

Шершень Кастомского.

Шахматист Евгений Кастомский спешно покинул футбольное поле из-за укуса шершня в правое подреберье. А вслед ему кричали фанаты Спартака - мат Кастомскому! Мат Кастомскому! Мат Кастомскому! Мат Кастомскому! Мат Кастомскому! Мат Кастомскому!

Тёплый жар Марса.

Приготовтесь к спуску на марсианскую планету, объявил Тюки, мигая лампочками. Всеволод и Альбина, прекратите обниматься и готовьтесь к высадке. Все готовы? Я не готов - объявил я громко ртом. Что у вас? Я не готов - сказал я и нервно вздрогнул телом. Вы приняли порошок? Нет, я просыпал его себе на коленки. Тюки хаотично замигал лампочками, привстал на колени и начал собирать с моих колен серую пыль. После чего поднялся и протянул к моему рту свою ладонь, которая пахла персиком и невнятно произнёс, что-то на подобие ИСПИКИРС. Что вы сказали? Переспросил я. Откройте рот, я помещу это на ваш язык, вашей задачей будет это проглотить. По закону внеземли я имею права не раскрывать своего рта за пределами земной атмосферы. Тюки разозлившись зачирикал, изображая певчую птичку, потом же застрекотал словно кузнечик и резко выпрямившись грозно произнёс. Открой рот сукин землянин иначе отправишься обратно! Не открывая рта, стиснув зубы сказал - я не открою вам рот, вывалите порошок мне в глаза. Да что вы с ним возитесь, негативно в мой адрес отозвалась пожилая женщина с металическими шариками в ноздрях, и бойко выпрыгнула за борт со словами - не могу поверить, я опять здесь...
Я остался один на борту, я не подчинился Тюку. Оперевшись ладонями на прозрачный слой и уткнувшись носом, водил резво глазами по сторонам. Группа из 60 человек, не считая меня и рабочий персонал, рисовали пальцем свои имена и смайлы в пространстве Марса. Через несколько минут, в двух метрах и выше над поверхностью марса, зависали и медленно двигались различные слова, узоры и прочая белиберда. Например женщина нарисовала свою собаку, увеличила её в шесть раз и закинула взмахом морщинистой руки так высоко, что собачка превратилась в яркую розовую звезду.
Я смотрел и досадовал, что не открыл рта. Я корил себя за скверный характер. В этот миг Тюки приблизился ко мне из вне, и посыпая себе голову песком, тыкал пальцем в прозрачный слой, откровенно и по хамски давая понять мне, что я полный кретин. Я прищурил глаза и сделал вид что я марсианский многохвост и мне нет дела до него.
Какая разница, что думает обо мне проводник Тюк. Главное что думаю о себе самом я. А об этом я напишу в следующей статье, которую напечатают в 2203 году.