02-Арина N34 - Багровая луна

ЛЕРМОНТОВ

   "... дуэли-то никакой не было,
   а совершилось подлое убийство ..."
          Из письма современника.



Быть гением для мальчика - достойно!
Душа его свободная зовёт
осуществить на поприще просторном
и чистый нрав, и разума полёт.

Чтоб в мире на короткое мгновенье
тому, кто послан промыслом судьбы,
дополнить тайный замысел творенья
внезапным светом вспыхнувшей звезды.

Но гению быть мальчиком - опасно! -
за ним повсюду следует молва
и за спиной витийствует негласно
упрёком за правдивые слова.

А он один идёт к высокой цели,
являя всем примерный идеал,
и для него стреляться на дуэли
с приятелем - немыслимый финал!

Но жизнь сплотила всё в комплоте жутком,
оставив неразвязанным узлом,
расправы казнь над безобидной шуткой,
ничтожеством
          исполненная
                зло!



*  *  *

БАГРОВАЯ ЛУНА - ПОЭМА



Стоял июль. Привычный знойный месяц.
Жару месил случайный летний дождь.
Он поливал подряд уже дней десять
и каждый с предыдущими был схож.
Привычен был порядок неизменный -
вставало солнце рано поутру,
к полудню плыли тучки непременно,
напоминая флаги на ветру.
Они неслись во выжженному небу,
по выцветшей небесной глубине...
И солнце, удивляясь их набегу,
во мрачной утопало синеве.
Через минуту сверху капель двадцать
как бы случайно падали в траву...
И тут же начинали забавляться,
с жарой играя в странную игру:
как шарики прозрачные катились,
напоминая каплями росу,
и звёздочками яркими светились,
на зелени свисая на весу!

Но с неба им неслась уже подмога,
ордою дикой рвущеюся в бой,
что мчится сверху вниз во имя Бога,
стремительной и грозною толпой!
И начиналось важное сраженье,
нарушив дня испуганную тишь,
неся с собой урон и пораженье,
ударами по кровлям влажных крыш!
И отгремев, отшелестев, отухав,
дождь замолкал и, лужами дрожа,
безропотно вверялся местным слухам
и смыться с глаз долой не возражал...
А облака развешивали стяги,
чтоб небеса светлели на ветру,
роняя напоследок капли влаги
в тугие горла водосточных труб...

И город жил своей привычной жизнью:
встречал гостей, устраивал курорт...
И этой обретённой им харизме,
как чародей, доволен был и горд!
И словно врач, без сна и передышки,
людей встречая в чеховском пенсне,
всем раздавал по санаторной книжке,
вписав здоровье в чистые досье.

Бывает так -
действительностью ставшей,
мечта с судьбою прекращает спор,
осуществив те устремленья наши,
о чём мы тайно грезим с давних пор,
приносит вдруг успех или удачу,
и ублажив желанья многих лет,
невольной радости от нас уже не пряча,
вручает счастья розовый билет!
Как аромат роскошного букета,
что вмиг подарен нам самой судьбой,
Наташа получила это лето
на блюдечке с каймою голубой! -
Любимый муж ей раздобыл путёвку,
явив свой жене столичный лоск,
крутую хватку, ловкость и сноровку -
поездку в южный город Кисловодск!

Роскошен был их санаторный номер,
балкон просторный с видами на лес,
когда рассвет, скользя по кромке кровель,
чуть золотил пристроенный навес.
Вдаль уносила горная вершина...
Но восхитила полная луна,
когда Наташу сна она лишила,
наполнив полночь чашею вина!
И в этой полутьме очарованья
вдруг захотелось  долго и всерьёз
самой ей стать в глубинах мирозданья
родной сестрой ночных высоких звёзд!

Летели дни, как пассажирский поезд,
чредою полустанков и платформ...
И жизнь неслась похожая на новость,
на свежий ветер у подножья гор...
Простой рутиной стали процедуры,
массаж и ванны, но особо щедр
для чувственной Наташиной натуры
стал вход во чрево соляных пещер.
Её пленял здесь необычный  воздух,
покой и глыбы, сложенные в руст
и аромат, что щекотал ей ноздри,
манил и звал попробовать на вкус!
То был искус познания и света,
который всем мечтателям знаком,
Наташа ведь сама была поэтом -
и к камню прикоснулась языком!
Ближайший был и впрямь солоноватый,
и для сомнений не было причин,
хотя по виду был похож на вату
и рыхлый камень средних величин.
В душе она была совсем ребёнок!
Таким поэт рождается на свет!
Ведь мир его чувствителен и тонок -
не важно, что поэту много лет!
Она была судьбой своей довольна:
любимый муж, надёжные друзья,
работа... Она ёжилась невольно,
но о работе плохо говорить нельзя...
она давала небольшой прибыток,
всё как у всех - заботы и дела...
готовка, стирка... в карусели быта
крутилась и справлялась, как могла!
Она была мечтательной натурой -
писала вдохновенные стихи,
была накоротке с литературой,
её новеллы свежи и легки!
Её замысловатые сюжеты
простой строкой ложились на листы,
была она художником при этом,
романтиком, чьи помыслы чисты!
В её твореньях поражала тема
высоких чувств и восхищала глаз...

Но наш рассказ продолжит ту поэму,
когда она увидела Кавказ.


*  *  *


Кавказ... Кавказ! Как горные вершины
совпали с небом в образе твоём!
И грозный вид, и милые долины,
и воздух, что простором упоён!
Ты колыбель свободных и счастливых,
достойных высей, жителей земли,
в простом быту почти неприхотливых,
чей гордый нрав ничем не одолим!

Моя Наташа добротою сердца
и широтой возвышенной души
предчувствовала правду иноверцев,
свои сомненья в сердце заглушив.
Всем достояньем русская по крови
и по рожденью - дочерью равнин,-
влеклась к Кавказу нежною любовью,
что честью предков в памяти храним!

Кавказский дух ворвался панорамой,
когда маршрут, минуя перевал,
открыл для взора строгость сур Корана
и красотой к душе её воззвал!
И в чистоте величия и славы,
и в облике заснеженных вершин,
потоками застывшей горной лавы
разлил покой ущелий и ложбин!...

Она уже устала восхищаться...
Клонилось солнце, прячась за Домбай!
Пора ей в санаторий возвращаться,
уста устало молвили:  "гуд бай!"
И до темна воскресная поездка
жила в душе игрою нежных строк,
едва луна взошла над перелеском,
врачуя тяжесть пройденных дорог.


*  *  *


Был ранний час. Проснулся понедельник.
Недельный дождь, что мыл простор небес,
прорвался к Кисловодску, как бездельник,
как наторевший в шалости балбес!
Ворвался и назвался хулиганом -
валил деревья, рвался в проводах...
Над городом носился ураганом...
Крошил листву и в парках, и в садах!
Плыл целый день грозой над горным лесом
и ливнем лил в потоки серых луж,
и кувыркался в тучах чёрным бесом,
чтоб не признаться всем в битье баклуш!

И Кисловодск притих...
и только в поздний вечер,
когда ненастье кануло слезой,
урон от урлагана был отмечен,
как след за уходящею грозой:
тут провода... там голубые ели,
поверженные с корнем на траву, -
как донельзя болезнью надоели
больному зубы в воспалённом рту, -
всё говорило в пользу перебора,
когда бессилен даже форс-мажор,
и невозможно выправить забора
от бури покосившихся опор.

Так город встретил в темени затменья
знаме"нье багровеющей луны,
что проплывала образом раненья
в просторах необьятности страны...


*  *  *


Когда во мгле ненастье скопом гонит
над городом отару влажных туч,
а за окном устало ветер стонет
и этот вой несносен и колюч...
Когда взаймы казённого уюта
влюблённости у сна не занимать,
как хочется, чтоб номер стал каютой,
чтоб на волне единой плотью стать!
И выкинуть, как сношенные вещи,
тревогой дня надорванную снасть -
забыть о сне, о тьме в окне зловещей,
ощерившей беззубо злую пасть!
Как хочется заботы и доверья,
родного и взаимного тепла,
забыв про суету и суеверья,
поверив в счастье, что любовь дала!

Ещё с утра влюблённые супруги
Савельевы Наталья и Андрей
хотели прогуляться по округе
к бювету кисловодских  галерей.
Но произвол внезапного ненастья
и буйный натиск ветра и дождя,
преградой став привычке верить в счастье,
заставил вздор стихии переждать.
И провести уютный тихий вечер -
рука в руке и чтоб глаза - в глаза!
А на столе горели тихо свечи...
свершилось всё, что выразить нельзя!
Чтоб милое семейное застолье
опять вернуло только им двоим,
весь аромат любви за партой школьной,
когда впервые любишь и любим!
Ведь с той поры, где кануло их детство,
жизнь обросла заботою земной...
они со школы жили по соседству,
однажды ставши мужем и женой.

Наташа, как супруга и хозяйка,
чтоб удивить Андрея новизной,
решила втихомолку шустрой зайкой
для мужа без рисовки показной,
в кафе, что красовалось перед входом
в их санаторий, прямо за углом,
на улочку, любимую народом,
слетать за ароматным шашлыком.
Купить коньяк, шампанского и фруктов,
не утруждая тяжестью пакет,
чтоб с мужем было весело и круто
устроить неожиданный банкет!
Лишь в номере Андрей один остался...
по лестнице тайком сбежала вниз,
пока любимый муж не догадался
про хитрый трюк и радостный сюрприз!

Минуя вход в большую проходную,
где бил фонтан, стекая к валуну,
Наташа вдруг увидела родную,
теперь навеки ставшую луну!
Печальный лик небесного светила
с усильем пробивался в пелене,
как будто зачарованная сила
держала её сферу на волне,
когда плыла в разреженном пространстве
меж туч, похожих на морской прилив,
в каком-то странном траурном убранстве,
приобретая бронзовый отлив.


*  *  *


Луна плыла, едва лишь освещая,
глухую улочку и летнее кафе,
где под навесом, словно совещаясь,
сидела парочка изрядно подшофе...
За нею вход, и за стеклянной дверью
открытый ряд обеденных столов,
застеленных узорчатой матерью,
и лёгкий свет, летящий из углов.

Она шагнула... нет! - внеслась... влетела,
не чувствуя ни тяжести, ни ног...
как будто вдруг она лишилась тела,
ступив ногой в неведомый поток!
И словно заколдованная сила,
под руки взяв, Наташу обняла,
чуть приподняв, в кафе ей дверь открыла...
и над порогом тихо понесла...

Был поздний час. Повсюду было тихо,
дождь шелестел, как шёпот, вдалеке...
часы внезапно перестали тикать
на худенькой Наташиной руке.
Она пока ещё не изумилась,
подумала: закончился завод,
но всё вокруг внезапно изменилось...
И это был уже не анекдот!

Исчезла улица, кафе, листва платана...
Она не знала, что случилось с ней!
Всё было неожиданно и странно,
как в жутком фильме и в кошмарном сне!
Лишь оглянулась, не найдя дороги
обратно... Там тропинка в складки гор
вела к ручью под саклею убогой,
укрытой за таинственный забор.

Прискорбный вид внезапной обстановки,
совсем иной открывшийся ей мир,
вовсю кричал о перегруппировке
при самообладанье всех душевных сил!
Наташа удивлённо огляделась...
Ей стало страшно, с горечью до слёз
вдруг поняла, что требуется смелость
всё пережить, что с ней сейчас стряслось:

Пропала ночь, луна и санаторий!
Исчезло всё, что было близко ей!..
Таких она не ведала историй,
необычайных даже в страшном сне!
Где муж Андрей? И что всё это значит?
Как уместить в разумной голове
фантастику в реале - не иначе, -
чтоб от безумья не осоловеть!

Где Кисловодск с вечерними огнями?!
С грядою низких, дождь несущих туч...
Пред нею был другой, как в дымной яме,
под долгим склоном вниз летящих круч!

Она всмотрелась...  то была не яма,
и даже не провал в глуши лесной...
Пред ней раскрылась светлой панорамой
вся ширь и стать поверхности земной!
Где горизонт просторным ровным кругом
с высоким небом землю совместил,
и удивленье замесил с испугом,
являя мощь небесных грозных сил!
Весь космос, перевёрнутою чашей
в сквозных разрывах серых облаков
над головой дымился влажной кашей,
клубился пеной жертвенных туков...
и бесконечно долгою равниной
пространство умножало на размах
всё восхищенье героини нашей,
внося в восторг невольный женский страх!

Она стояла молча на вершине,
доселе ей неведомой горы,
в душе её сомнения душили,
ища решенье странной сей игры -
действительность со всею явью зримой
никак не отвечала на вопрос:
зачем судьба тоской неодолимой
всю жизнь её пускала под откос?!
Внизу роились сёла и деревни,
какой-то город у подножья спал...
и словно он устал и молча дремлет,
когда июльский зной его достал...

Вдали курились снежные вершины  -
далёкий айсберг грезился горой,
горбом верблюжьим, складками большими
светил... - "О, боже! Стой, Наташка!.. Стой!!!
Так это ж.. сам.. в заносах льда и снега...
куда стремится всякий, кто не трус -
любитель гор, романтики и неба...
Наташка! Это же Эльбрус!!!"

Она узнала... ну, конечно, знала,
чем знаменит был снежный исполин
и с юности любовь к нему питала,
к богатырю фольклора и былин.
Ведь в спальне детской, над её кроваткой,
висело фото, сочное на вкус,
где словно торт, покрытый сладкой ваткой,
её манил к себе седой Эльбрус!

И вот уже былая неизвестность,
душившая удавкой горьких слёз,
открыла ей, по-крайней мере, местность,
взбодрив и окрылив её всерьёз.
И срочный план, с открывшимся решеньем,
в душе её надежды возродив,
развеял все Наташины сомненья,
как будто светом вспыхнул впереди -
Ей надо было к людям в этот город,
лежащий у подножия горы!
Пока не наступил вечерний морок,
а вслед за ним и мрак ночной поры...

Она по склону медленно спускалась,
минуя камни, обходя завал...
И ей казалось, что сама усталость
ощерила звериный злой оскал.
И следом в след ползёт за ней по лесу,
по кручам этой чёртовой горы,
следя за ней с особым интересом,
не соблюдая правила игры -
Наташа то споткнётся, то заденет
сухую ветку, ударяясь лбом,
то опасаясь совершить паденье,
обходит вдруг возникший бурелом...

Она едва не потеряла линзы -
стопой скользнув, упала на траву...
Как хорошо, что новенькие джинсы
додумалась напялить поутру!
Как будто чувства предвещали вечер,
в уме рисуя странное кафе,
с неведомым предсказывая встречу,
и весь её мистический эффект!

Теперь она была совсем готова -
что б ни случилось, - двигаться вперёд!
И в этом заключалась вся основа
уверенности, что ей повезёт.
Она уже достигла перевала,
найдя на склоне тайную тропу,
но поняла, как выдохлась, устала,
едва присев на мягкую траву.

Наташа оглядела всю полянку,
устроив неожиданный привал,
чтоб рассмотреть полученную ранку,
когда едва не рухнула в провал.

Был светлый день. Часы её стояли,
беспомощно сверкая на руке.
Они уже о времени не знали
в своем безмолвно замкнутом мирке...
А тучи в небе серый цвет чертили...
По их свеченью, судя по всему,
был третий час, а может быть, четыре,
и день еще не катится во тьму.

Но тут её настиг порывом ветер,
вводя во дрожь июльскую листву,
на миг забыв о жарком, знойном лете,
неся в ветвях смятенье и испуг!
А тучи над горой уже сгущались,
грозя вершине свежею грозой,
и озорно зарницей освещались,
пронзавшей почерневший горизонт!

Гроза росла и надвигалась мраком.
И не было надежды переждать
её всё возрастающей атаки...
Но как... куда Наташе убежать?
Она решила двигаться по лесу,
по направленью к линии домов,
когда на них взирала с интересом,
с горы отметив пышный ряд садов.
Она спешила. Скоро будет вечер,
а с горизонта двигалась гроза...
и ей в лесу в грозу прикрыться нечем,
и ночь глухую переждать нельзя!

Наташа вышла на опушку леса.
Здесь рос кустарник, дикая трава
была по пояс и, резвясь повесой,
кусал репейник на границе рва...
Осталось только пересечь дорогу,
поросшую примятой муравой...
И тут она услышала с тревогой
далёкий голос снизу, под горой...

Она присела за густой шиповник,
разросшийся у стареньких ясин,
здесь было безопасней и укромней
чуть переждать, не тратя нужных сил.
Пред ней была забытая дорога,
пустой пригорок, роща, а за ней
в большой лощине размещался город,
немой свидетель очень давних дней.

А где же голос, что прожег тревогой
к дороге прилегающий простор
и отозвался нервной дрожью в ноги,
как злобный выстрел, целящий в упор?!
Наташин шок сменился восхищеньем,
когда из-за пригорка в поворот
вписался всадник сказочным виденьем
на удивленье ахнувших широт!
На скакуне, минуя бездорожье,
неспешным шагом на лихом коне
к ней близился... не верилось... о, боже!
Наташа словно видела во сне...
Он медленно к Наташе приближался...
а вслед за ним, несясь во весь опор,
летел другой, крича, как будто рвался
до первого достать своей рукой!

Потом они вдвоём остановились...
За рощей гром над городом чудил...
Мгновенья для Наташи в вечность слились,
волнуя сердце в трепетной груди!
И тот, второй, в папахе и в черкеске,
вдруг спешился и зло заговорил,
и разговор был бешеный и дерзкий,
как будто он за что-то всё корил!
"Поручик... вы наглец!.."- слова летели
и ранили Наташин тонкий слух...
потом едва расслышала:  "...дуэли?.."
но голос был под ветром дик и глух...
Сидящий на коне, не улыбался,
Он был спокоен, вдумчив и угрюм,
а тот, внизу, Наташе показался
безумцем, потерявшим здравый ум.
Наташа напряглась... Был непонятен
сплошной сумбур и внутренний мотив...
К ней долетали только лишь проклятья,
рождавшиеся на пределе сил!
 
Гроза меж тем над городом сверкала
в разрывах молний, туч и облаков,
и псом срываясь, устали не знала,
гремя цепями бронзовых оков!

И вдруг, грозя горе, раздался - выстрел!
с небес нависших разом грянул гром,
он сход дождя с небес слегка убыстрил,
летящего в лощину над бугром.
На выстрел резво отозвались выси!
Слепые брызги сыпались дождем...
и всадник, поразивший Нату рысью,
упал в траву, подкошенный огнём.

Застигнутая драмой этой мерзкой,
охваченная проливным дождём,
Наташа, потрясённая злодейством,
Зажав свой рот, дрожала за кустом!
Ни встать! Ни убежать! Ни заступиться!
Она не знала, как ей дальше быть?
В отчаянье в траве густой зарыться?
С дождём слезою слиться и забыть?

Она ждала... Чего?.. Сама не зная,
смиряя дрожь, испытывая шок,
и только ветер в кронах завывая,
на помощь звал, как раненый пророк.
Кровавой драмой рдела панорама,
по горным тропам резвые ручьи
стремились в дол, разлив смертельной раной
летящей тучи рваные клочки!

На повороте появилась бричка,
несясь по склону под косым дождём...
в уме мелькнуло: "как сарынь на кичку..."
когда себя в бою не бережём!
В повозке той сидело рядом двое,
а третий на арабке отставал,
и нервно тыча в небо грозовое,
размахивал руками и кричал...
Он звал того, в папахе и в черкеске,
стоявшего с поникшей головой
под ливнем, разыгравшем в полном блеске
кровавый душ с убийством и грозой!
Спустя мгновенье, подоспел четвёртый,
он, без сомненья, тройке был знаком...
и, словно мальчик, в кителе потёртом
кичился своим знатным рысаком!

Подъехали... и окружили тело
лежащего с ранением в плече...
и трогали убитого несмело,
и с каждым разом делались мрачней...

Потом, собравшись в кучку, обсуждали...
сорили жестов праведный вопрос,
и, как Наташа, всё чего-то ждали...
но был вопрос для них весьма не прост!

Один на бричке удалился в город...
Гроза грозила сделаться рекой...
Другой, склонясь над телом, плотный ворот
расстёгивал дрожащею рукой...
Тьма возрастала, словно сьехав крышей,
под шум дождя и ветра дикий вой...
Наташа, съёжившись, сидела тихой мышью,
дрожа всем телом, с мокрой головой.

От страха дрожью сделалась привычка,
как будто стала куклой заводной,
когда на склоне показалась бричка,
за ней телега с лошадью гнедой.

Когда в телегу положили тело,
прикрыв рогожкой неподвижный взгляд...
над головой Наташи зашипело...
раздался оглушительный разряд!


*  *  *


Она очнулась на своей кровати.
Окно сияло в утреннем луче,
обнявши стул, висело её платье,
и солнышко играло на плече.
Над ней Андрей с улыбкою привычной,
любимый муж, сейчас такой родной,
волос её касался с очень личной,
особой нежностью, известной ей одной!
Он рассказал: когда метнувшись в город,
она исчезла в сумрачной ночи,
пред ним открылся ящиком пандоры
полночный мрак - хоть вой! и хоть кричи!
Он звал её, разведал спящий город,
на улицах искал, на площадях...
И был готов пройти ночные горы,
ни силы, ни здоровья не щадя!
Ему шепнул какой-то голос в ушко:
Вернись назад! Там в полной темноте
твоя Наташка милой чебурашкой,
обняв подушку, спит на животе!

И новый день, свернув под вечер свиток,
где каллиграфом выписан сонет,
вальяжным жестом с видом сибарита
накрыл им стол, и свечи, и банкет...
Потом они сидели на балконе.
Спал санаторий, как и вся страна...
И для Наташи в сладостной истоме
плыла меж звёзд багровая луна.



*  *  *