храм был в руке

храм был в руке, он нагибался к моим ушам, чтобы шептать заболоченную суть. роскошь была в его изгибах, коварство залегло в них немыслимым блеском. я созерцал его, преисполненный почтения к будущим великим руинам, разрывам тягчайшего бедствия, расколам легчайших ваз, в которых, как в бутоне, были сложены лепестки созерцания. я падал ниц, чтобы шептать, чтоб каждый раз заново пробуждаться для неизбывного согласия. оно нарочито вплеталось в потоки моих слов, в ненавязчивость обрамляющих меня сводов. грани неба смотрели на меня в упор, сотрясая мое немыслимое, и дуга загнулась в немыслимом жесте, когда я воззрел в очи растерзанного камня, который стал главой угла. в немыслимом сиянии я был отвержен, почва исторгла меня на лезвии воскрешения, я утопал в этом действе, и размеренно парил, еле различая минуты и годы, пролетающие стремительно мимо и сквозь. у куполов я величественно стоял, бесплотное созерцание теснило мою грудь. в капле неба были слезы милосердия, отчаяние закрывало свой зоркий глаз, и воспевая себя, я рос по линиям дорог и их ответвлений, приближая царство походкой своего разомлевшего ума. котел божества был в нем, отмеряя час в тишине ненастья. немилыми были эти губы, что я смыкал, я так хотел остаться у причала, у лезвия ножа, надкалывая восьмеричные лепестки сердца. я так хотел быть там, внутри, в сердцевине ведения, я горстями его собирал, чтобы оно не смешалось с грязной водой, с тиной и илом. рыбы смотрели на меня удивленные, ведь они пребывали в этом движении назидания, они кротко убаюкивали кромешное ссыхание поднебесных ветвей, и злато струилось вдоль их тел, серебро сыпалось отдельными монетами по красе их обретения. царствие я воздвигнул, на предсердии моих слов. буква легла ровным счетом, губы коснулись руки, свято покоящейся в затаившемся величии. я обыскал все углы, я заглядывал звездам в очи, чтобы распознать в них душу смотрящего. кто говорит, кто идет по пятам молчания? я искал, занавешивал стороны света, ловил блики и зайчики, маячащие в бесподобии повергнутого. где лучи, где их косые потоки, где след бога, где его волшебство? оно кралось ненасытное по моим губам, они содрогались, ветшающие, в обволакивающей катастрофе света.