Глава 2. Корреспондент фронтовой газеты

О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
(Из книги "О людях и для людей")
Часть2 КОРРЕСПОНДЕНТ ФРОНТОВОЙ ГАЗЕТЫ

 Борис Николаевич Калиничев – это самая интереснейшая личность, с которой мне когда-либо приходилось  встречаться,  и роль которой  в моей жизни слишком велика, а в жизни завода и посёлка во многом ещё не достаточно оценена и в должной мере. Как-то в заводской книге «Страницы истории завода газетной строкой…», в небольшой заметке рабочего газового цехи  В. Астахова,  я прочёл вот такие строки: «… До войны на Косой Горе был замечательный Дом пионеров, в котором работали многие различные кружки и спортивные секции. Я занимался в кружке изобразительного искусства или как он тогда  назывался  – ИЗО. Любовь к этому виду искусства привил нам замечательный и талантливый педагог, который много и не щадя своего личного времени  работал с детворой и учил нас, ребят, любить природу и искусство.
 Этим педагогом был человек  большой души – Борис Николаевич Калиничев. Из этого кружка,  благодаря его заботе,  вышло немало способных ребят, навсегда преданных этому виду искусства. Такие бывшие кружковцы, как Н. В. Панин, В. В.Харламов и другие,  и сейчас в своих цехах ведут работу по эстетике. Но Великая Отечественная война прервала наши занятия. Кружок распался. Борис Николаевич пошёл на фронт. Оттуда он вернулся инвалидом и не мог больше нас собирать и продолжить с нами дальнейшую работу…».
  И я полностью согласен с такой характеристикой  Калиничева, данной в этой заметке, как талантливого  педагога-художника, художественных способностей у которого не отнять, не говоря уже о  такте и терпении, присущих ему  во взаимоотношениях с людьми. Всё эти качества я мог наблюдать, находясь рядом с ним в течение нескольких лет.  Парткабинет, куда меня направил секретарь парткома, в то время находился в правом крыле здания заводоуправления, где ныне располагается зал заседаний, то есть на первом этаже, сразу направо от входа. Там же располагались кабинеты секретаря парткома и его заместителя, помещение технического секретаря и сектор учёта коммунистов, а в значительной части крыла располагался сам  парткабинет с небольшим залом для заседаний и партийная библиотека. Партком на заводе тогда был наделён правами райкома,  и я должен сказать, что работа здесь проводилась самая серьёзная, значительная и ответственная. И потому партком в заводском коллективе имел большое влияние  своим авторитетом  и  достаточно высоким  всеобщим уважением. И здесь роль личности Бориса Николаевича Калиничева была весьма высока.
 Я до приёма в партию почти не бывал в заводоуправлении, так как работал непосредственно у станка в цехе на территории завода, далековато от заводоуправления.  Но всегда, когда случалось  бывать здесь,  меня  поражала хорошо оформленная  в коридоре правого его крыла наглядная агитация. Она даже вызывала какой-то внутренний трепет, торжественность, особенно Красные Знамёна, стоящие рядами вдоль стен в вестибюле, а партийная библиотека, пусть и была тогда небольшой, но аккуратной и уютной,  где кроме политической  было  немало и художественной литературы. Здесь было всегда интересно  людям, и, находясь в заводоуправлении, они обязательно заглядывали  в парткабинет.
 И  тот рабочий день, когда я шёл на встречу с Борисом Николаевичем,  я и сейчас  очень отчётливо  помню. В заводских цехах было время обеденного  перерыва. И я знал, что обеденный перерыв  в заводоуправлении  смещён на час, и потому я не очень-то торопился, не беспокоясь  даже и опоздать,  так как  с достаточной долей  уверенности мог  рассчитывать застать Калиничева на его рабочем месте. Но и это моё спокойствие  на  самом деле тоже  было относительным, так как всякое могло случиться, и я мог его просто не застать в парткабинете.  И потому я, хоть особенно и не спешил,  но не стал переодеваться, а прямо в своей  рабочей спецовке, и не без некоторой  робости,  вошёл в строгое здание заводоуправления, куда можно было входить в те времена совершенно  беспрепятственно. Без всяких там пропусков и объяснений. Тогда охраны в заводоуправлении, в отличие от нынешнего времени,  никакой не было. Но едва я вошёл в здание, как столкнулся лицом к лицу с опрятно одетым и, как мне  тогда показалось, довольно пожилым  человеком. Лицо его было смугло, чёрные прямые волосы  тщательно зачёсаны назад, которые он время от времени поправлял рукой. Был  он кареглаз, среднего роста, на нём был чёрного цвета и строгого  скромного покроя костюм.
  –  Извините, –  обратился я к нему, – где я могу увидеть Бориса Николаевича Калиничева?
 Его добрые большие и  внимательные глаза смотрели  на меня прямо и в упор, приблизившись совсем близко к моему лицу, лицо его было строго  и серьёзно. Он был при галстуке, в  расстегнутом пиджаке, верхняя  пуговицей его неброской серого цвета рубашки была тоже расстёгнута. Одну руку он держал в кармане, а в другой держал папиросу, задумчиво курил, медленно выпуская дым вверх. Видимо он что-то обдумывал и вначале всё также задумчиво смотрел куда-то прямо мимо меня – вдаль коридора. Но затем, как бы спохватившись, он  переключился весь на меня.
  – Это я, – отрешившись от  своих каких-то  мыслей, и чуть прищурившись своими крупными близорукими глазами,  он тихонько  произнёс,  –  пройдёмте ко мне.  И вновь, также в упор и очень близко, но уже более заинтересованно,  стал вглядываться в меня, стараясь разглядеть собеседника,  угадать: кто он и с чем к нему пожаловал, стараясь понять, с кем ему доводится  разговаривать,  разгадать человека  как можно лучше. Но потом, наконец видимо узнав меня, улыбнулся, продолжая приглашать меня  пройти в свой кабинет. Его письменный стол, с приставленным стулом для посетителей, стоял в довольно большом по тем временам, зале заседаний, где проводились различные собрания, заседания, лекции и беседы, праздничные официальные мероприятия.
В то время я ещё не знал, что Борис Николаевич слаб зрением и почти ничего не видит. Очки он не носил лишь только потому, что они ему были совершенно бесполезны, они ему не только не помогали, а больше мешали. Слепота его есть последствие  тяжелейшей фронтовой контузии. Но и без очков, почти, что без зрения, он всё хорошо знал и  всё хорошо видел, ибо обладал острым умом и прозорливостью. Он всё и всех видел насквозь,  лучше иного зрячего, знал и чувствовал,  что происходит внутри каждого человека и что происходило вокруг него, что творилось  в заводской жизни и в стране. Он много писал и сочинял для заводской газеты, причём,  всегда своей собственной рукой и очень крупными буквами. А если что и хотел  прочесть сам, то текст  обязательно подносил почти вплотную к  своему лицу.
 Родился Борис Николаевич в нашем посёлке, то есть, на Косой Горе, в 1920 году. С 1938 года его жизнь неразрывно была связана  именно  с заводской газетой «Дзержинец».  Его первые литературные опыты были именно в заводской  газете. В предвоенные годы он немного поработал в проектном отделе завода, затем некоторое время работал корректором в издательстве областной газеты «Коммунар». Перед самой войной, в сороковом году, Борис Николаевич Калиничев поступает учиться в Тульский пединститут, но война заставляет его прекратить учёбу. В сентябре сорок первого года он вместе с другими  студентами института строит оборонительные сооружения в Смоленской области, на участке Дорогобуж-Ельня, а в октябре, вместе со всем  Косогорским металлургическим заводом, эвакуируется на Урал. И в этом же месяце, по прибытии в Лысьву, он на Урале  добровольцем вступает в Уральский добровольческий танковый корпус, в составе которого вскоре оказывается на фронте, в качестве автоматчика танкового десанта.
 В сорок четвёртом году,  как талантливый и активный солдатский корреспондент ( и   бывший  корректор, студент-историк), он  направляется в корпусную газету «Доброволец», где становится военным корреспондентом.  Имеющиеся  хорошие литературные задатки позволяют Калиничеву  часто печататься во фронтовой газете, в том числе публиковать  свои фронтовые стихи и рассказы.  Однажды, находясь у него дома по случаю празднования его 60-летнего юбилея, я увидел красочно оформленную книгу в твёрдом переплёте  под названием «Уральский добровольческий корпус».  И в ней я увидел  среди материалов о фронтовиках-добровольцах фронтовые заметки корреспондента  корпусной газеты «Доброволец»  Бориса Николаевича. А также в ней  рассказывалось и о его фронтовой жизни.
 Вот, что там было написано о Калиничеве, как об одном из её  авторов:
 «… Для гвардии младшего сержанта Калиничева перо было дополнительным оружием к автомату. Когда же он из мотострелкового батальона был переведён в редакцию корпусной газеты «Доброволец», то перо стало главным его оружием. Его пронизанные жаром боя заметки, зарисовки о гвардейцах, стихи подкупали искренностью, взволнованностью.
Борис Николаевич Калиничев награждён орденом Отечественной войны и шестью медалями…».
Вот две выписки из предоставления к награждению медалью «За боевые заслуги» и награждению орденом Отечественной войны второй степени. К награждению медалью: «Гв. мл. сержант Калиничев Б. Н, работает в редакции «Добровлец» с декабря 1943 года. Зачисленный на должность корректора, он с успехом выполняет лит. работу. Участвовал в качестве корреспондента в боевых действиях 68 гв. Т Бр. на Проскуровском направлении. Позднее выезжал в другие действующие части корпуса.
Проявил высокую ответственность за порученное дело, работал, не считаясь трудностями и опасностями боевой обстановки».  Из описания подвига к предоставлению к награждению орденом Отечественной войны второй степени: « Тов. Калиничев за время полутора годовой работы в в редакции «Доброволец» показал себя верным сыном  Отчизны, умелым и инициативным журналистом. Во время боёв корпуса он всегда находился в частях 61 гв. танковой бригады, организовывал военкоровские материалы, сам писал очерки и стихи в газету.
 В последних боях Калиничев находился в боевых порядках батальона Скринько. Лично участвовал вместе с танкистами в стремительном наступлении. Тов. Калиничев сумел подать на страницах газеты поучительные в тактическом отношении материалы, которые учат гвардейцев, как лучше действовать на поле боя.
 В дни наступления резко ухудшилось зрение тов. Калиничева. Врачи направили его в госпиталь на лечение. Но тов. Калиничев отказался в эти решающие дни уйти со своего поста. Он продолжает умело и отважно выполнять свой воинский долг».    
 Но тогда при нашей первой  встрече в заводоуправлении  я этого ничего и не знал. Это только потом я понял: с кем меня свела судьба! И что это за замечательный человек, у которого многому можно и должно поучиться. Но тогда я, конечно, ничего об этом  и не помышлял,  вот  потому  моё общение с ним было  без особого энтузиазма. Я  думал о том, что вот пришёл в парткабинет  выполнять  общественную нагрузку, обычное  партийное и рутинное общественное  поручение.  Но даже и в этом, не особенно-то весёлом случае, при моём-то  не слишком охотном отношении к этому поручению,  меня вдруг поразила при этой первой  встрече необычность этого человека, его внимание и  уважительное отношение  к собеседнику. Мне импонировала серьёзность его подхода  к порученному делу, о котором он мне подробно так  рассказывал, то есть, инструктировал.  И потому  я как-то  весь  напрягся,  и  не только  посерьёзнел во время этого разговора, но и даже ожил, можно сказать загорелся этим поручением. Деловитость, простота и скромность в общении, меня подкупало в этом человеке, а серьёзность, с которой он беседовал со мной, передалась и мне, а позже эта манера поведения с людьми станет для меня эталоном поведения, а серьёзное отношение к любому порученному делу станет  привычным и естественным.
 Но та первая моя встреча с ним, его  тактичное, внимательное  и аккуратное отношение ко мне при первом нашем знакомстве,  то внимание, с которым он отнёсся к молодому рабочему и молодому коммунисту,  во многом ещё ничего не познавшего в жизни, запомнилось мне навсегда.  И  моё, то тогдашнее, не слишком почтительное  отношение к его поручению, думаю, будет  простительно, если учесть, что я  ещё не знал, кто находится передо мной и какая это передо мной замечательная и неординарная личность.
А.Бочаров
2000.