На одном поэтическом вечере

Поэт вошёл надушенный, суровый,
Свой ярый глаз нацелил в гардероб,
На нём пиджак расположился новый,
Над пиджаком расположился лоб.
Поэт повёл лицом, нахмурил брови,
Смотря поверх голов, себя назвал …
Он свой дебют у зеркала готовил,
Предполагая выход в полный зал.
Он никогда не приходил заране,
Он, как жилец Парнаса, СНИСХОДИЛ
До смертных гордо, ожидая дани,
Что в виде алых роз предвосхитил.
Он сел на стул, вернее, в полукресло,
Подвигал телом, сжав брезгливо рот,
Затем расслабил неохотно чресла
И, дуя щёки, выпятил живот.
Но вот поэта объявили. Томно
Прикрыв глаза, он резко ими "взмыл",
Повёл по залу взглядом многотонным
И рот, как медный памятник, открыл.
Он говорить давно не мог словами,
Он изрекал каменьями из слов,
Лишь складка набегала меж бровями,
И был поэт властительно-суров.
Он помянул сначала Пастернака,
Намеренно сравнив его с Христом,
Поскольку Пасха на дворе. Однако
И о себе он не забыл при том.
И был в многозначительности пауз
Его какой-то скрытый, тайный смысл,
И нёс его поэзы ветхий парус
На вечной славы воссиявший мыс.
Читал поэт про бабочек, про звуки,
Про клавиши, могилы и кресты,
Его в пространство простирались руки,
Объемля вех космических версты…
Заснул фотограф на переднем кресле,
Осоловел партер от мыслеформ.
Остановиться невозможно, если
Тебя несёт поэзы грозный шторм.
Читал поэт заученно и гладко,
Имел поэт с остервененьем зал.
Увы, была полна его тетрадка,
Которую от «а» до «я» читал...

2008 год