Не стреляйте в молодых вальдшнепов

                Поэту посредственных строк ввек не простят
                ни люди, ни боги, ни книжные лавки.
                Гораций (Квинт Гораций Флакк)


Часть I               

Монахи в сумерках замшелых
Вели неспешно разговор:
Что сбудется с душой и телом,
Когда их призовет сам Бог?

Отец Игнатий, безбородый,
Посетовал, мол, вообще
Не шибко радует природный
Процесс гниения в земле.

А мы тебя сварим, як миро*,
В котле трапезного угла, -
Сказал келарь** невозмутимо,
Мигнув жильцам монастыря.

Бедняга враз перекрестился:
Да что ты мелешь, злобный брат,
Что за браминистую ересь
Глаголешь, источая смрад!

Не вы ли, братья, заклинали
Чураться иноземных чар,
А в баньке давеча кричали,
Как чуден вам родимый пар!

Изыди, басурманский вирус,
Грозящий общею бедой,
Не оскверняй священный клирос,
Кому верны мы всей душой!

Ты чё, Игнатий, закипаешь?
Ведь это шутка с бородой,
Нехай, на драку намекаешь,
Так вот он, я, перед тобой!

Сцепившись, братья покатились,
К вратам котельного двора,
Их тени судорожно бились
Под бледным светом фонаря.

Под утро лампочка погасла,
Петух спросонья прокричал,
На мятых лицах скандалистов
«Фонарный» свет вновь засиял.

Потом, на просеках дубравы,
Ежи встречали двух людей,
Братьями изгнанных из стаи,
На растерзание зверей.

Есть в первозданности природы
Особый гнет свободы злой,
Разящей под небесным сводом
Всяк неприкаянный народ.

Прошли лета, Игнатий помер
От несваренья желудей,
А враг его, - по шишкам профи –
В союз зачислен егерей.

Живет, не тужит, не горюет,
Отважно бродит по тайге,
Задорно по ночам кукует,
Увидев колокол во сне.

Часть II

Застыл на тяге по вальдшнепу
Матерый егерь-птицелов,
Ползут зрачки по сине-небу
А дробь глядит из двух стволов.

Отелло Дездемону любит
Всем сердцем доблестного льва,
Ничто на свете не остудит
В груди горящего огня.

Отважный мавр по доносу
Был очернен и обвинен,
На все судейские вопросы
Ответом был лишь долгий стон.

Но трибунал признал виновным
В растрате полковой казны,
По приговору и в оковах
Его сослали в рудники.

Мучительны часы охоты,
Томленьем маются глаза,
Внезапно приступы икоты
Нещадно сцапали стрелка.

Чуть полегчало от махорки,
Похоже, сгинула напасть,
Шуршат ушные перепонки,
Мешают метко в цель попасть.

Летит увесистая птица
Над темной бездною морской,
Спешит, надеясь до зарницы
Успеть на берег на крутой.

Клим, в арестантской телогрейке,
Решается чуток поддать,
Как писано на этикетке,
«Столичная», как пить как дать!

Прилечь решил стрелок таежный
Среди осоки и гнилья,
Под черепок – ягдташ*** порожний,
Уснул, порывисто сопя.

Преодолев пустынный Каспий,
Вальдшнеп почуял хвойный май,
Еще чуток, ровнее спину,
Там, за хребтом, желанный рай.

Проснулся егерь от позыва
Дна мочевого пузыря,
И долго реял шум отлива
В колючих дебрях сосняка.

Летит, воркуя на погибель,
Крылатый путник – сын небес –
Преодолен весенний ливень,
Вот он, знакомый дивный лес.

В предсмертном танце трепыхая,
Пал ниц расстрелянный трофей,
Собачьего не слыша лая,
Кляня жестоких егерей.

Бредет веселый раб инстинктов
В нетесаный хмельной мирок,
В избу из тесаных реликтов,
Где сам себе и псу – царек.

Отелло в жилистой породе
Приметил золота кусок,
Не мешкая, сокрыл в проходе
Судьбы спасительный кивок.

Во тьме подкупленный им стражник
Сорвал оковы с голых ног,
В ночи порхал беспечно бражник,
И кто-то мчался наутек.

В глуши, на эллинских высотах,
Был монастырь, сирень цвела,
Монах, изрядно темноликий,
Шагал, неся бурдюк вина.

Он весел был, день начинался,
Благословляя целый мир,
Борцы за веру просыпались,
Предвосхищая скорый пир.

Вино младое под вальдшнепом -
Кто устоит в соблазне том?
Так за отмеченным секретом
Скрывался мавр-гегемон.

В тот вечер нежился Отелло
В густом заброшенном саду,
С гречанкой юною и смелой,
Вернувшись в молодость свою.

Спустя положенное время
Гречанка сына родила,
Но варваров дикое племя
Похитило у ней дитя.

Рос мальчик в воинском отряде,
Без Бога, ласки и стыда,
И в многочисленных обрядах
Он познавал суть бытия.

Его повторный раз пленили
В тартарской выжженной степи,
В ислам искусно заманили,
Развеяв прежние грехи.

Жизнь – удивительная штука…
Кто мог подумать, что его,
Потомка мавра и бунчука,****
Судьба возьмет вдруг под крыло?

Он прожил долго, беззаботно,
На круче матери-реки,
Служил исправно, благородно,
Во свет Аллаху и семьи.

Его праправнук Клим Отелин,
Бездарный малый отродясь,
Рабфак окончив еле-еле,
В стройбат проворно подался.

Увы, и там набедокурил,
С лихвой оставив без портков
Однополчан, когда дежурил
В чреде казарменных постов.

Дисбат***** вернул его надолго
В суровый мир родных лекал,
Соцреализма распашонка
Стянула прочно по рукам.

Когда же грянул путч поддельный,
Он плюнул на всея вокруг,
Надел власяницу поспешно
И стал монахом без потуг.

Восторженных порывов мысли
Ему познать не довелось,
За монотонностию жизни
Росла и закипала злость.

Дальнейшее уже известно:
Вальдшнепа с водкой поглотив,
Он восклицает: Всё прелестно!
Не вякайте мне супротив!


Часть III

Да-а-а! Что вам, любезнейший, сказать?
В минуты дерзких откровений
Вам удалось отменнейше занять
Нас, едких критиканов,
Белибердой рифмованных плевел,
Похлеще древних фолиантов,
Напичканных апокрифической мурой
Религиозных интриганов.

В чертополохе заблуждений
Несетесь к радужным мечтам
На всех парах, в объятья славы,
Любви и бешеным деньгам.
Зачем вам знатность, честь и званья?
Останьтесь в радости своей
И прозябайте в знак признанья
Авторитетных егерей,
Вкушайте бытия и счастья
Нерастревоженный елей,
Во власти буйств живой природы,
Ее паров, озер, дождей,
Ее искрящихся раскатов…
Чудак - тщеславный человек,
Бродите, словно диск небесный,
Из края пламенной зари
В страну багрянистых закатов,
Не ведая земной тоски.

Что было прежде – будет вновь,
Падут властители, державы...
Растают льды, исчезнет ветхий хлам,
Забытые слова вернутся вновь с богами,
И вам ли подражать кудесникам-творцам,
За чьи уцепитесь надежные канаты?
Есть только деньги, войны и любовь –
Вот три кита в основе вечной драмы.
Попытка обуздать фортуну
Вас непременно приведет
К душещипательным раздумьям,
Втолкнет в пространный монолог.
Для патентованных упрямцев
Есть, впрочем, стародавний сказ;
Вложить стихи в походный ранец
И пригласить войну на вальс.
Когда на жертву грозной сечи
Поэту призраки велят,
Приветствие шальной картечи
Его прославит во сто крат.
Ступайте, егерь, я вам не указ,
Пишите в ритме хлестком, на потеху,
Питайтесь красотой, что дышит подле вас,
И не стреляйте в молодых вальдшнепов.

Поэтами становятся тогда,
Когда сбываются написанные строки.
Когда единственный и верный шанс
Запишет вас в великие пророки.
Подбросив кость желаний, невзначай,
Откроются коварные игрища,
Затеешь раз, затеешь два
И обратится в тлен души твоей жилище.
Соревнование с изменчивой судьбой
Уподобляется всеядному владыке,
То гладит нежно сладкою рукой,
То вдруг сожмет десницы на кадыке.
Представьте, эдакая драма длится,
Покуда страх еще не стерт,
На лицедея вечно будет злиться
В судейской мантии суфлер.
Великий суд вершится каждый день,
А жизнь – чистилище земное,
Возмездия падет сурова тень
На чье-то греховодие большое.

Часть IV

Что может быть ужаснее проклятия поэта?!





*миро – специально приготовленное и освященное ароматическое  масло используемое в христианском таинстве миропомазания.
**келарь – заведующий монастырским столом, кладовой с продуктами и их отпуском на монастырскую кухню.
***ягдташ – охотничья сумка.
****бунчук – древко с конским хвостом и кистями. Символ власти.
*****дисбат – дисциплинарный батальон. Спецформирование в Советской армии, где отбывали наказание осужденные военнослужащие.