молоко

Чумной день обезлчивает, за ним чумная неделя.
Кто не спрятался - болеет и за маской никто.
Поджидает с ножом, смазкой, пинцетом. Значения
Не имеет - весь мир наш большой больной дом.

Мне же так нравится представлять тебя в каждой,
Что все женщины на свете всего лишь одна баба.
Мы с тобою расплачиваемся за прилавком, улыбаясь
Про себя, считаем, прощаемся, но навсегда рядом

Остаёмся как память и мак. Человек, кто ладит
Со змеями и пишет про косы твои, что темнее
Скорби бесконечного невозврата, и мы в спальнях
Роем могилы по отдельности любовниками. Млея

В чёрном молоке рассвета, но всегда помним,
Что завтра увидимся за сотнями марлевых масок.
Даже если упадём в одну яму по стону
Угадаем друг друга, до того как нас закопают.
 
П:

Все бабы на свете это всего-навсего ты.
С самым удобным телом из обмякшей стали,
Тревожной душой глубиною в три кельи.
Бесовская благодать - бракосочетание рая и ада.

Глаза мои затанцуют, превратятся в свору собак.
Они бродят дурные по островом памяти цепи.
Твоя яма - я, моя яма - ты.
Мы копаем друг к другу 
Навстречу могилу.

Мы друг в друге уснём эндоскопом и скальпелем.
На столе под софитами, уставшим взглядом хирурга.
Отходя от наркоза в больничной палате,
Вспомним Марсово Поле, Некрасова, утро

Июня - отличное время для смерти, не думал
Что жизнь это всего лишь школа для трупов.
Вывернув лицо наизнанку, изображая улыбку
Призываю тебя из толпы, заклинаю сутулых

Призраков ложной памяти отказаться от жизни.
Снующих в газовой камере, в брюхе у вечера.
Повторяя имя твоё, как мантру, увечье
Наношу постоянству, ношу тебя в сердце

Пятиконечной звездой, в концлагере жизни.
Ни в жизнь, ни в гроб не вмещающейся надежды:
Засыпая с любой бабой - проснуться с тобой,
Застрять розы иголкой у тебя под одеждой.