Дом на излучине реки

Я король ящериц, я способен на все.
                Джим Моррисон.

                Белый слон.
Белый слон с золотыми бивнями
Ты еще далеко? За ливнями!
За дождями, снегами, за вьюгами.
За друзьями и за подругами,
За годами, днями и более…
За моментами, где в неволе я.
Буду маяться я и загадывать
Ну, когда же придешь ты порадовать?
Меня старого бедного путника,
Вертопраха и богохульника,
Ожидавшего в жизни многого.
Подуставшего и убогого.
Видно рано еще в Монголию
ведь не стоптаны все территории
Здешних местностей и полей
Нечестивой ногою моей.
Видно что-то еще не доделано
Раз жива душа моя. Не отстрелена!
Рано пташка пока помирать
Дали крылья, извольте летать.
Будет сниться ночами зимними
Белый слон с золотыми бивнями.
На исходе отмерянных дней
Он придет за душою моей.
Понесет полями широкими
В страны жаркие и далекие.
Буду там я жить – поживать
Бивни дивные пропивать!
                А.В.Герман



                Дом на излучине реки.

Меня разбудил звонок посреди ночи. На том конце провода оказался старый знакомый. Мы не виделись с ним года три. Последний раз, когда общались, темой для разговора было его желание что-нибудь написать. Я так понял из беседы, что у него много мыслей и тем накопилось, которые просятся на бумагу. Мой совет ему был пробовать творить и не бояться.
- Извини за поздний звонок, бро! Не удержался до утра. Нашел твой номер и вот. – говорил Альбертик перевозбужденным голосом.
- Что вот? – спросил я сонно в трубку.
- Ты же сам советовал мне пиши. Я начал с некоторых пор сочинять, и ты знаешь, мне кажется, что получается.
- Что-то родил? В каком стиле и что за тема? – поинтересовался я наконец то проснувшись.
- В общем мистика сплошная. Хочу на почту тебе скинуть, чтобы ты ознакомился. Мне очень важно твое мнение. – заверил меня новоиспеченный писатель.
- Окей, высылай. Ознакомимся с материалом. Это здорово, что ты решился на это.
- Только, бро, не обращай внимание на знаки препинания и остальные ошибки. Я же только начинаю. Важно было быстрее выплеснуть это из себя. – заранее предупреждал Альбертик.
- Ладно, не парься. Я прочту, что из тебя вышло в первозданном виде и обязательно отвечу. – пообещал я ему и отключился.
Далее я долго ворочался и не мог заснуть. Приятно было осознавать чье-то неминуемое пробуждение и желание творить, несмотря ни на что. В наше безумное время читать то кого-нибудь с трудом заставишь. Моя жена этому не исключение. Ну а уж писать? Сложить сотни или тысячи слов во единое целостное произведение, желаемое кем-то с ним ознакомиться. Это вопрос. Пусть даже будет попыткой слабой. Оно в любом случае несет под собой терапевтический эффект от само капания или вдохновения.
Так я лежал, раздумывая не знаю сколько. Ночь глубокая терзала меня звуками, неспящих улиц и светом безумном на потолке и стенах. Хотелось вставить в уши бируши, а глаза прикрыть маской. Шорох в зале заставил меня в этот миг прислушаться и привстать. Сам я находился в спальне детской совсем один. Я спросил кто там и не услышал ответа. Любопытство заставило скинуть с себя одеяло и выглянуть из комнаты. Я поежился от прохлады и протер сонные глаза. Вислоухий шоколадного цвета шотландец сидел в центре зала безмолвно и глядел куда-то в потолок. Домашний кот тоже получается не спал в это время. Его внимание привлек луч света, который блуждал в потемках по потолку. В самом центре этого света я заметил очертания крупного паука. Его размеры возможно были преувеличены игрой света и тени, но все же он казался мне просто монстром. Он медленно полз, переставляя свои мохнатые лапы в мою сторону. Я потерял совершенно дар речи и лишь мысли роились в моей голове с первым желанием прихлопнуть ночного злодея. Вторым неотъемлемым чувством страха перед насекомым и вспоминанием, как некой фобии, рождало жгучий интерес к процессу наблюдения. Я стоял, как и прежде без всяких движений. Третьим было осознание, что кто-то ведет непосредственно сам луч. Это показалось самым странным, не считая состоявшегося далее короткого диалога с членистоногим. Перед этим не смею упустить еще одной детали. Теперь я смотрел на человека с потолка четырьмя парами паучьих глаз.
- Не спишь? - спросило насекомое.
- Возможно… - ответил писатель, сплошь покрываясь гусиной кожей.
- Сомнения пусть не терзают тебя. Какая-то часть того что ты есть не дремлет. – сделал вывод паук, вытянув вперед одну лапку. Он поиграл ею немного на свету и вдруг показалось, что он улыбается.
- Кто ты? – спросил человек, почесывая свои пальцы.
- Я повелитель ящериц. Я на все способен! Так сказал Джим Моррисон.
- Я не очень-то улавливаю смысл всего. – вымолвил писатель и спрятал руки за спину, чтобы скрыть заметную тату в виде земноводного обитателя.
- Все уже давно началось. Будь готов.
- Что началось? Поясни, однако!
- Это квантовое безумие, бро! Нельзя оставаться наполовину здесь или там. – ответил паук.
- Че то я побздехиваю перед этим и вообще такие жертвы несут под собой полную потерю разума. – высказал свое предположение человек.
- Последние три дня у меня что-то пальцы немеют. К чему бы это? – спросил паук будто, не слыша его и спустил вниз прозрачную нить паутины. Зацепил ею оцепеневшего кота и уволок его с собою, теряясь на потолке среди света и тени.

На следующий день понятное дело я не находил себе место. Ночное происшествие слегка выбило меня из колеи. Я выпил с утра несусветное количество крепкого кофе и выкурил пол пачки сигарет. Чтобы как-то отвлечься сел за работу над стихами. Кое-что требовало доработки. Я открыл свой ноутбук и стал печатать. Выходило на мой взгляд совсем не плохо. Я давно игнорировал поэзию или она меня избегала. Прилетела почта. От Альбертика я получил произведение в нескольких страницах, начинающихся с маленькой буквы, без знаков препинания и разделительных абзацев. Также оно и стремительно заканчивалось. Будто обрывалось. Я с сожалением посмотрел на свои незаконченные работы и углубился в чтение. Где-то там далеко в Красноярске ждал рецензий Альбертик. Парень иранского происхождения, хороший друг и отличный семьянин. Теперь вот еще и претендующий на роль слагателя слов.
Когда я начинал знакомиться с его работой, то думал, что наверняка это очередная попытка возомнить себя кем-то под впечатлением. Но продвигаясь все дальше по тексту, понимал, что ошибался. Меня затягивало все дальше и все глубже в его сюрреалистические фантазии. Сюжет переплетался с его мысленными переживаниями о самой жизни в целом, о его страхах и мечтах, со втиснутыми между мистическими встречами в лифте со сказочными персонажами. Где-то на середине я заметил, как начала душить меня маленькая жаба, о том, что не мне пришли подобные картинки. Писатели они все завистники немного. В результате я дочитал до конца и находился в полном восторге. Я скинул ему свои рецензии, не скрывая всех впечатлений в подробностях. На что Альбертик меня поблагодарил и обещал перезвонить вечерком.
Я бросил к черту свою писанину и стал одеваться, чтобы выйти из своего жилого пространства на свежий воздух. В моем намерении было немного прогуляться и все обдумать. Я бродил около трех часов по городу и порядком замерз. Необходимость явилась в добавок с кем-то побеседовать. Я взял такси и поехал за город к своему старому другу. Он жил в своем доме на краю поселка, в самой излучине реки, в месте тихом и слегка обветшалом, но таком притягательном!
Егорыч встретил меня у самых ворот между старой баней и складом дров. Он стоял в одном тулупе, торчащими из-под него худыми ногами в штопанных валенках и мило улыбался.
- Здорово, писатель! – приветствовал он.
- Так и вам не хворать. – ответил я, занося пакет с продуктами в дом.
- Чаю будешь с грибами? – поинтересовался Егорыч.
- Вот так с ходу прям?
- А че тянуть? Согреешься за одно. – предложил друг. – Прочитал твое последнее. Можем обсудить.
- Зная твое чтение, вернее то самое умение узнавать смысл, держа произведение под подушкой, то несомненно да. – согласился я.
Мы сидели за массивной тумбой, заменяющей стол и похлебывали грибной напиток не спеша. За окном смеркалось. Меня поражала та тишина, присутствующая всегда в доме и умиротворение.
- Я кстати тоже выбросил свой телевизор. – начал писатель после небольшой паузы.
- Почему это кстати? Решил отдалится от цивилизации что ли? Можно его просто накрыть покрывалом. – посоветовал Егорыч, подливая напиток из подгоревшего чайничка.
- Кого накрыть?
- Да забей. Лучше скажи, как самочувствие твое?
- А что?
- Да ты уже пол часа на пол пялишься. Увидел, чего? – спросил друг, указывая на древнее деревянное покрытие избы.
- Уж рисунки больно прикольные, манят своей глубиной и палитрой красок. Некоторые двигаются даже. Встать боюсь.
- Эка тебя зацепило? А я думал пропали грибочки. Пересушил видимо.
- По ходу все в порядке. Новую вещь накидываю. Как думаешь? Название не больно кислотное?
- Услышать бы?   
-  Дом на излучине реки называется.
- Я бы сказал наоборот фольклорное.
- Но если не смущает, то оставлю пока. Сам то как? – обратился писатель к Егорычу наконец то оторвав глаза от пола.
- Да вот пальцы мои последние три дня немеют. К чему бы это?

Дом этот давно стерт с лица земли. Река в этом месте тоже давно пересохла и нет больше никакой волшебной излучины. Осталась только память о том, как жил здесь Володя Маврин и была у него сильная любовь к девочке по имени Алеся. Об этом история.

На мировой арене СССР к 1975 году находился в зените своего могущества. В долгой истории противостояния с Западом на какое- то время установилось равновесие и наступил период потепления, известный как «разрядка международной напряженности».
Его символом стала стыковка советского и американского космических кораблей «Союз» и «Аполлон», состоявшийся в июле 1975 года. Самым же пиком в развитии советской гражданской авиации после многолетних испытаний явилось открытие регулярных рейсов сверхзвукового ТУ-144.
 Смею заметить, что для многих людей периода так называемого застоя данные события хоть и являлись частью их истории, но всё-таки находились, где-то на далекой периферии их обозрения. Особенным обстоятельством прошлого восприятия информации являлся черно белый экран, как признак тогдашнего прогресса. Естественно, что находились некоторые индивидуумы, пытающиеся раздвинуть, устоявшиеся рамки общего восприятия и мировоззрения путем продвижения новой субкультуры. Стиляги и хиппи были в их числе. В то время обозначение выдающихся из общей массы молодых людей словом «Фрик» еще не присутствовало. Основой же данных явлений был протест против советских общественных устоев и стереотипов. Ее приверженцы отрицали многие нормы морали, имели на все свое мнение и держались подальше от политики. Узнать их на улице было легко по мешковатым двубортным пиджакам ярких расцветок и шляпам нестандартного покроя. Носили они узкие брюки-дудочки, из-под которых выглядывали пестрые носки. Подчеркивали модный образ галстуки с обезьянками, драконами и петухами. В дополнение ко всему прочему продвинутые так скажем, употребляли вещества, меняющие сознание. Портвейн где-нибудь в подворотне под звуки расстроенной гитары я не считаю. Марихуана другое дело!
В то жаркое лето 1975 года Володе Маврину исполнилось четырнадцать. Он, как и многие его сверстники прожигал бесцельно скоротечные дни летних каникул в городе. В пионерский лагерь ехать он наотрез отказался, а денег чтобы попасть на курорты Краснодарского края у родителей было недостаточно. Развлекался как мог с пацанами своего района, то рыбача на берегу реки сутками паля костры и побухивая дешёвое винишко, то отираясь вечерами у танцевальной площадки, щупая девчонок и так же попивая недорогой портвейн и стреляя у старшеков сигареты.  Иногда они со своим товарищем Витей Зарубиным просто целыми днями слонялись по городу, нарываясь на неприятности с жуликами враждующих районов или тыря на колхозном рынке всякую мелочь.
Сегодня утро семнадцатого числа месяца июля 1975 года Витек Зарубин предложил Вовану приобрести у барыги Эдика Черного коробок шмали. Идея была одобрена товарищем и воплощена в жизнь уже к двенадцати по местному времени. Они возвращались в свой сектор обитания, пересекая центральную площадь, когда Витек после выпитой теплой газировки предложил сделать небольшую остановку. Товарищи миновали территорию, прилегающую к клубу, усыпанную отдыхающими мамашами с детьми и пожилыми пенсионерами, загорающими на солнышке и читающими свежую прессу. Фонтан стоящий перед домом культуры изрыгал брызги прохладной воды, освежая и радуя глаз. Пацаны одновременно окунули свои кепочки в водоеме и умылись.
- Пойдем в парк и там раскуримся. – решил Володя.
- Я с тобою согласен. – ответил Витек. – А папиросы есть?
- Имеются, братан, не пальцем деланный!
- Тоды все в ажуре. Вон те кусты подойдут. Там и тенек есть. – предложил Зарубин, и они проследовали в парк.
- Ага. Ну давай приделывай. Коробочек то полненький. Не кидает нас Эдуард.
- Я ему кину потом гвоздей в сандали. – ответил Витек и стал мостырить косячок.
В это самое время в Уфимском аэропорту заправлялся вертолет МИ-8 чтобы вылететь в сторону города О, находящегося в двухстах километрах от столицы. Экипажу необходимо было выполнить сверх важную задачу по срочной доставке начальника городского совета на совещание. Второй пилот Толик по фамилии Суббота, так же, как и первый Ким Климыч, были люди очень веселые по жизни. Они протащили на борт трехлитровую банку крепкого самогона, сваренного бабой Нюрой, работавшей ранее диспетчером, а ныне прибывающей на заслуженной пенсии. Взлетев с площадки аэродрома друзья и по совместительству коллеги, устремились по заданному маршруту, не забывая употреблять алкоголь и закусывать квашенной капусткой. Пагода стояла солнечная и небо было практически безоблачным лишь легкий попутный ветерок сопровождал борт, потряхивая в режиме терпимой турбулентности.
- Сам Бог велел. – сказал Ким Климыч, опрокидывая очередной стакан и морщась от его крепости.
- Точно. – заверил его напарник Анатолий. – Закурим?
- А то?! – ответил Ким и прикурил папироску от самодельного прикуривателя в кабине.
- Что там по курсу? Укладываемся? – поинтересовался второй пилот.
- А че нет то? – спросил первый, кивая на недопитую на одну треть банку с самогоном.
- Я так-то имел ввиду нашу с тобою великую миссию. – поправил товарища Анатолий. – успеваем ли?
- Мы на пределе газуем, дружище! У меня даже на этот счет мысли, определенные есть. 
- Поделись. – сказал Анатолий по фамилии Суббота и разлил аккуратно по стаканам. – мастерство не пропьешь!
- Ага. Думаю, на опережение идем. Может на *** этот аэропорт? – зарядил Ким Климыч, входя в легкий штопор.
- В смысле? Я че то не понял? – спросил второй пилот и громко икнул.
- Я думаю приземлиться прямо на центральной площади. Город тем более я знаю. У здания городского совета сядем. Опа скажут сервис какой, ребята! Я че зря на больших крыльях столько лет отмахал. Хули мне эту мартышку не припарковать в этом Кукуево бля?!
- А ты дерзкий мужик, однако! Валяй тему, я на подстраховке буду. – ответил Анатолий, поправляя галстук, замаринованный уже, как пол часа в рыбном салате. Так в остальном он выглядел шикарно. Строгий отглаженный костюм цвета морского бриза и белоснежная рубашка из ЦУМа.
- А помнишь, как ты бодался с немецкими трефовыми червовыми? Вот где адреналин, сука? – вдруг вспомнил второй пилот.
- Я братуха, все отлично помню. На пенсию мне скоро. Буду мемуары писать. – ответил первый и переключился на прием с аэродромом. – Я борт номер три, встречайте. Курс изменен. Координаты центральная площадь.
Ветер слабый, мотор в норме. Как слышно? Прием.
- Не понял…борт номер три? Какого *** меняете маршрут? – отозвался диспетчер Василий Пынзарь, уже с самого утра, находясь в легком шоке. Вчерашнее празднование по случаю рождения дочери давало о себе знать в виде легкого подергивания головой и трясучки других слабых органов. Тут как назло начальство разлеталось. Нашли такси себе дешёвое.
- Ты там не умничай! – рявкнул командир экипажа. – сказано тебе, куда летим. Вот и сопровождай борт. Иначе я остатки киросина тебе на башку сброшу. Будет тебе Хиросима, бля!
На том конце провода зашуршало что-то и зависло в непонятной для дальнейшей стратегии опасной паузой. Это Василий, не пережив, сложившейся ситуации и не сумев вместить весь масштаб заложенных стратегических маневров дикой вертушкой посреди города, упал в обморок.
- Пойдем по приборам, сука. Я эту местность знаю. У меня тут тетка родная живет. Наливай! – скомандовал Ким Климыч.
- Сколько будем заходов делать, чтобы обозначить свое присутствие? – спросил Анатолий.
- Как и положено три. – сказал первый, прислушиваясь к неровной работе двигателя. – Ексель моксель! Экстремальная будет посадка!
- Прорвемся. – вторил ему Суббота и одел солнечные очки. Он разглядывал город О с высоты птичьего полета и качал головой. – Ты посмотри сколько баб тут красивых. Ай яй яй!
- Заходим на первый круг. Будет слышно нас в администрации, а там и выдут встречать. – веселился Ким, прищуривая и без того узкие щелки глаз. Он перед этим достал из дорожного саквояжа одеколон «Шипр» и надухарил себя с ног до головы, не забыв про напарника.
 Когда адская машина с винтами поравнялась с улицей Ленина и ее шум доносился до самых окраин провинциального городишки, когда очнувшиеся от летаргического сна местное население, изможденное невыносимой июльской жарой и трудовыми буднями, подняло свои головы к небесам, когда даже сношающиеся бесстыдно во дворах собаки испытали вместо щенячьего оргазма чувство вселенского беспокойства и жути, началось это. Первый пилот исполнивший первый торжественный круг над местом посадки, стал истерично чихать, забрызгивая приборную панель и друга жидкими соплями с остатками закуски.
- Ты чего, Климыч? Не время сейчас. – тревожился второй пилот, вытирая лицо платком. – Беру управление на себя! Ебтыть, мы нечаянно звезду задели.
- Какую на *** звезду еще?
- Так эту…с гостиницы «Октябрь». Каменную звезду, твою мать! – докладывал Анатолий, тряся иконкой Богородицы перед узкими глазами командира, родившегося в Корее. – Она сейчас летит на проспект, перекрывая одностороннее движение наземного сука транспорта.
- Не в коем бля случае чае чае чае-их! – не унимался командир, сопротивляясь усиленно за право управлять воздушным судном, заходя на третий круг. При этом его мотающуюся без контрольно голову просто разрывало от напавшей внезапно хвори. Накопившееся в организме к этому моменту газы от излишнего употребления квашенной капусты, наконец тоже дали о себе знать. А кому знать?
- Ким Климыч – это полный ****ец бля! – воскликнул второй пилот, прикрываясь от кислого запаха, выпущенного на волю командиром, все тем же замызганным платочком в клеточку.
- Не бзди, Анатолий, час сделаем! – отвечал надрывно первый пилот, заводя МИ-8 в контролируемый вираж.
- Сам не бзди, козел! Дышать уже реально не чем! Вот, чурка недоделанный, че творит? Осталось всего ноль пять…я этого не переживу! – делал тревожные выводы Суббота, оглядывая со страхом и нетерпением место экстремальной посадки воздушного судна, чтобы затем произвести перевозку высокопоставленного лица в обратном направлении. Но это лишь в случае удачного исхода. Такие пронеслись в его голове мысли. Но еще он внезапно в слух добавил. – Мы все умрем! Галя, сука такая мне изменила. Я еще хотел новую удочку купить с японской леской. Теперь че?
Теперь тарахтящая диким ревом винтокрылая машина буквально падала в центр площади, разнося воздушным потоком недавно посаженные на главной клумбе цветочки сорта «Петунья», «Бархотцы» и «Гладиолусы» вместе с черноземом конечно.
Вихрь от падающего вертолета застал врасплох и старого охранника в здании администрации городского совета бывшего вохровца Степаныча. Он тихо кимарил в тот момент на стуле подле турникета и постанывал в своем тревожном и коротком сне на посту. Его мучила не только запустившаяся подагра и мигрень на старости. Больше всего в это утро мучили его новые кожаные туфли чехословацкой фирмы «Цэбо», которые купила его жена Люба где-то на распродаже. И конечно же на размер меньше!
- Мать, жмут мне они. – сказал Степаныч, меряя обновку.
- Ничего разносятся, поверь мне. Такая цена блять! Какой на *** размер? Растопчешь! – заявила благоверная, наливая в обувь обильно тройной одеколон.
- Люба, за что мне такое счастье? Скажи! – не унимался бывший мусор на пенсии.
- Цени, гад! Молодость мою просрал, лежа на больничной койке. – напомнила супружница вековую назад измену с лучшей подругой Кларой. Полез значит сука на ее третий этаж в умат пьяный и сорвался. Лучше бы на смерть убился! Чего я с тобою всю жизнь маюсь?
- А че собственно не нравится бля? Деньги зарабатываю. Калым на выходных делаю. Чего еще надо тебе, собака? – заявил Степаныч, тыча в нее кривым после травмы указательным пальцем.
- Любви Ебтыть!  И еще уважения немного. Хотя бы иногда. – заверила Люба, выставляя демонстративно широкий зад.
И вот теперь охранник, превознемогая боль в нижних, не приспособленных для малых размеров конечностей, пустился во все к этой ситуации возможные действия, предполагаемые рабочей инструкцией, выданной при устройстве на работу. То есть первым делом он выглянул в окно. – Ну ни *** себе новости!? Кружит вертолет вражеский над главной площадью. По ходу американцы на нас напали. Че делать? Вызову 02, а там разберутся сами ****и! – решил Степаныч и начал крутить судорожно диск телефона.
- Приезжайте срочно. Тут нападение тяжелой техники и группы иностранных граждан с целью захвата. Но почему-то пьяных вдрыбаган. – докладывал бывший вохровец дежурному, глядя, как из вертушки выпадают пилоты. Сначала мешком вывалился какой-то не то китаец, а не то казах. Здесь без пузыря не разберешь. Затем вышел…ну так скажем вышел мужчина в строгом костюме и цветном переливающимся на солнце галстуке. Ну точно американец!
- Вы сегодня употребляли что-нибудь? – задали вопрос на том конце. Вопросы были уже излишни. Весь город на ушах стоял. – Ждите на месте. В контакт не вступайте. Скоро будем. – и повесили трубку.
Нельзя не добавить про двух молодых отморозков, скучающих в кустах ароматной акации. Находясь под воздействием марихуаны и давящей жары с атмосферным перепадом давления, они тоже наблюдали мощную картину приземления не иначе, как иноплантитян. Вихрем от бешенного круговорота земли и цветов зацепило вагоном и сдуло на *** их юношеский максимализм вместе с коробочком дури. Володя первый очухался от урагана и посмотрел сквозь бетонную ограду на безобразие, творящееся в самом центре города.
- Че в натуре бухие что ли? Они же на ногах не стоят!
- Кто? Инопланетяне? – спросил Витек приняв от нестандартной ситуации позу эмбриона. Он лежал ничком и нес какой-то бред. Все дальнейшее очень повлияло на хрупкую психику Володи Маврина, в том числе психосоматический диалог, обкуренного друга.
- Гомер, сука и его две ****ские поэмы…его мифы о последнем, десятом годе Троянской войны и …
- Ты чего погнал что ли? Какой Гомер? – забеспокоился Маврин, глядя на душевные муки товарища.
- Бесстрашный Гектор – военный вождь троянцев, был сыном престарелого вождя… 
- Это ****ец, паря! Ты стихами говоришь?!
- А че такого?
- Так у тебя по литературе двойка! Слышала бы тебя сейчас Евгения Петровна охуела бы.
- А вовремя привел Патрокл свежее подкрепление. Воспряли духом греки и выбили троянцев из лагеря. – закончил свое выступление на грани полной шизофрении товарищ.
- Охуеть бля! Че происходит? – задавал сам себе вопрос Володя и следил одним глазом за тем, что происходит на площади. Там в тот момент нарисовался ментовский УАЗик с мигалками.  Из него выбежали три совершенно однообразные по своему составу фигуры с оружием на перевес. Три Ратибора Башкирского розлива, по метр шестьдесят ростом, родом из Ермекеевского района, отслуживших недавно в рядах вооруженных сил. Три значит мусора после демобилизации со стройбата. Рузиль, Ильдар и Азат во всей красе. В помятых смокингах мышиного цвета, слегка поддатые и слегка обескураженные происходящим. Они были на готове! Далее к ним стало приближаться тело прям от самого вертолета, пошатываясь и спотыкаясь. Тело было оборудовано в изящный по их меркам костюм и галстук. Тело на пол дороги остановилось и поставило трехлитровую банку под колесо воздушного судна так удачно приземлившегося, со словами.
- Мир вам, земляне! А эта скотина никуда не денется. Кого тут нужно забирать? – заявил первый пилот и еще раз чихнул, складываясь при этом пополам. – Чхуй бля!  Кого он имел ввиду пока никто не понял. Но предупредительную очередь дал. Ну так от страха. Поговаривают, что Ильдар. За что был приставлен к ордену.
В общем машина к выходу, пацаны к приходу, Степаныч вспоминал, где так нахуевертил по жизни, мусора уже контролировали ситуацию, и оцепили периметр. Только летчик все не унимался, который высокий в костюме. Какая-то пуля рикошетом зацепила его в правую пятку ноги, и он катался на асфальте, извиваясь от боли. А еще он нес чего-то совершенно не потребное для слуха советского человека. Чего-то так скажем еле уловимое в противостоянии организации подопытных масс, зараженных и привитых идеалами пресловутого коммунизма. Чего-то такого далекого и притягательного. Но если брать во внимание пионера с отрицательным поведением и сомнительной внешностью по имени Володя, то возможны другие варианты. Маврин стоял просто заворожённый и слушал, как первый пилот толкает речь, находясь в алкогольных опьянениях и во власти болевых судорог. 
- Пикою в низ живота и пронзил его медью! Близко он подошел сквозь ряды и ударил с размаха! – декларировал Гомера Анатолий, раненый в ногу и истекающий кровью.
- Весь остров белел костями погибших. Очень хотел Одиссей волшебное пенье послушать, при этом остаться в живых! – закончил второй пилот свою речь. Но насторожил опять всех диким вопросом.
- Кого забирать, сука? Я не понял? Где Гектор?   

Далее писатель решил сделать остановку. В его пространстве для гармонии сегодня было все. Главное не переборщить! -Осторожность мне мешала опрокинуться в нирвану, та же сука осторожность не мешает мне напиться…опрокинуть пару слов, и таких как птица, улетят и не воротишь… грязь без устали пиная, забреду опять я к шлюхам, все судьбою проклиная.
Нужно то всего накатить рюмочку и перекурить, а потом уже перечитать написанное. Беру себя в руки и провожаю на балкон. Курю неспешно, размышляю над сюжетом. Возвращаюсь обратно, открываю страницу и вижу бред какой-то из обрывков толи слов, толи наречий, а толи зашифрованной информации. Ноутбук что ли заглючил или…? Типа ыыыыыы66666 еб разь квазь ььььььььььььььььь…….мммдддддддддджз бзды….
- К машинке кто-нибудь прикасался? Че за хрень написана из цифр и букв? Я текст не сохранил, уходя на перекур. – возмущался писатель, обращаясь к жене.
- Так это он все!
- Кто, мать?
- Кот наш, Ебтыть! Когда ты уходишь садится за клаву и ***рит че вздумается! – оправдывалась супруга. – Может он тебе помочь хочет. Ну типа общается и через зашифрованные символы пытается донести информацию. Нет?
- Не могу я понять все… такое складывается впечатление будто ты все время под чем-то? – высказал свое мнение автор. – Толи все женщины с другой планеты? Толи вас кто-то подменяет, избегая иногда узкой проекции? Кто ты? – задался вопросом писатель уже в конец, нахлобученный жанром, где всегда присутствует «Джек Дениелс» на два пальца со льдом. Возможно скажите вы. Возможно скажу я, ведь это со мною происходит!
Дом на излучине реки со странным названием ИК существовал с 1970 по 1981 год. Родителям Владимира Маврина он достался по наследству от родителей. Небольшое и ветхое строение пятидесяти квадратных метров с удобствами во дворе. Клозет типа сортир, баня по-черному и теплица, сложенная из старых досок и обтянутая кусками полиэтилена. Далеко от города и магазинов находилось фамильное гнездо, но все минусы перекрывал вид из окна. С любого окна в этом строении. С одной стороны, река и дикий камыш, с другой прекрасные холмы с редкой щетиной кустов и деревьев. Куда ни глянь мать природа во всей ее красе. А воздух какой свежий и чистый здесь! Городским это не понять.
Владимир на краю огорода растил несколько кустов марихуаны, доходящих до двух метров к концу августа. Родители были почему-то не против. Он и сам уже подрос и ему было шестнадцать. Под носом рос уже заметный пушок в виде усиков. Молодой человек подравнивал их перед треснувшем зеркалом в бане, доводя до модных в то время «мерзавчиков». В его крови играл гормон с некоторых пор, и парень обратил внимание на свой внешний вид. Пора было что-то менять. Клеши ему смастерила Алла Васильевна по совету тети Раи. Сама по тому периоду женщина модная и импозантная. Алла обслуживала пол города, выводя фантазии клиентов до совершенства и той самой магии привлекательности в непохожести вещей. С помощью двух швейных машинок и кучей затертых журналов мод в квартире творилось то самое, что не давало кому-то покоя от зависти, а кому-то чувство временного превосходства над окружающим миром. Мода с запозданием лет на двадцать, но проникала сквозь железный занавес, даже в такую дыру, как эта.
Маврин еще ранним утром пока родичи спали, вынул две батарейки из батиного транзистора и унес в сарай. Там он с помощью двух тонких проводов от новогодней гирлянды и нескольких лампочек мастерил свою магию привлекательности. Мать заметив увлеченность сына и его сосредоточенность в действиях, тоже проявила терпение и даже некое содействие.
- Вот молодец какой. Смотри, отец, а сын не такой уж и бестолковый. – заявила она, приглядывая, как глава семейства заряжает второй выгон на змеевидном аппарате.
- Сухой закон сука! Это вам не трали вали! Лучше бы книжки читал умные. Бездельник. – отозвался отец. Он был занят отделением хвостов от головы, так что ничего его не беспокоило в тот момент. Даже вдруг начавшаяся война с японцами. Почему с японцами? Саке говорят у них вкусное и бухло на уровне правительства никто не отменял.
Он сцедил все предварительно в двадцатилитровый бидон и попробовал на вкус. Затем остатки брызнул на стол и поднес зажжённую спичку. Полыхнуло синем пламенем.
- Отлично. Теперь приступим. – сказал он и запустил аппарат в действие. По кухне распространился своеобразный запах. По трубкам стекала прозрачная, как слеза жидкость. – А че транзистор не поет?
Мать развесила постиранное белье на веревках, растянутых во дворе и заглянула в сарай. Увиденное повергло ее в легкий шок. В темноте среди хлама, накопленного годами, столярного стола и садового инвентаря, стоял Володя в новых штанах-клешах. Мать схватилась за сердце и уперлась на дверной косяк, теряя сознание. Штаны Володины светились в полумраке сарайного помещения мигающим огнем по шву его штанов и плавно переходящие в кайму широких клешей. Сын сделал три оборота вокруг воображаемой оси, мигая как маяк в Тихон океане, сигналя тревожными огнями и довольный своей работой. Он улыбался, как бегемот после случки и не обращал внимание на свою мать.
- И куды ты собрался в таком виде, сына? – спросила женщина, придя наконец то в себя.
- На дискотеку, мам! – ответил Володя, поправляя батарейки в узких карманах брюк. – А че клево же?
- Да не плохо, зато ночью не потеряешься. Заберут твои друзья в любой момент с собою.
- Какие друзья, мам?
- Инопланетяне ебтыть! Отцу только не показывай. Он с утра уже свои батарейки ищет. Узнает ****ец тебе наступит. Он то уже под шафе с утра. Мастер бля огненной воды!
- Мам, не сдавай меня бате. В магазин идти не западло. Просто срочно надо было. А диалог с этим неандертальцем это вообще не комильфо.
- Грядки вскопаешь, не сдам?! – сказала мать и захлопнула дверь сарая.
В клубе сегодня танцы аж до 24:00. Праздник и упоение от дикой музыки из задроченных клубных колонок и вечер плотских утех обкуренной и слегка подпитой молодежи. Должна была появиться на этом мероприятии девушка его мечты. Олеся. Дочь начальника милиции на тот момент. Девочка скромная, но выдающаяся во всех тщательно скрываемых отношениях. Она уже битый час стояла у самого дальнего края стены танцевального помещения и ждала свою подругу Татьяну с нескромной и обидной погонялой в школе. Подругу ее все обзывали за глаза и без того «Лошадью». Наверно за смех, напоминающий ржание, либо за выдающуюся форму лица, которую сам великий Пикассо отразил бы с присущей ему манерой. В полный рост сука кобыла!
Но она все еще задерживалась, зато нарисовался Маврин и всех убил своим новым прикидом. Казалось будто на миг даже шары, светящиеся под потолком, померкли и потускнели, будто даже луна скрылась за тучами, испытывая комплекс неполноценности. Шедевр заплыл на своих двоих в зал танца поля и очаровал девочек миганием в его штанах разноцветных лампочек. В руках молодого перца была початая бутылка Зубровки, а в зубах торчала сигарета с фильтром. Были тогда такие табачные излишества фирмы «Пегас» сука и его компания, типа Мадрас. Та еще дрянь. Маврин огляделся по сторонам и сплюнул смачно на пыльные полы зала. Пары алкоголя и просмотренный давеча в кинотеатре фильм про американских ковбоев создавал некий шаблон развязанного поведения с признаками всеобщего доминирования. Первым подошел к нему тот самый Витя Зарубин, который по нынешним меркам был вполне в авторитете. За его плечами была уже регистрация и учет в местной психиатрической клинике, а также пара приводов в милицию.
- Нормальный у тебя прикидон, мальчиша. Ты че от шаровой молнии зарядился? – поинтересовался друг.
- Меня так от любви колбасит! Не видел ее?
- Слышь, фраер, я тебе че сексот чоли докладывать? В душе не гавкаю бля. – ответил Зарубин и потянулся к пачке сигарет, торчащих из кармана жилетки Маврина. На что был остановлен резким блоком правой свободной руки и целой тирадой ненормативной лексики, исключающей славного Гомера.
- Ты че в натуре, базар тебе нужен? Где эта курица бля? Не видел или ваще тему невкуриваешь? – спросил Владимир, глядя по залу в поисках дивной красоты любимой девушки. Но произошло иное обстоятельство. На огонек прилетела совсем другая бабочка. Юля Мохова просто свалилась ниоткуда на бедную голову Маврина и стала плести свою паутину обольщения, прижавшись своими двумя дынями в грудь неоперившегося еще юноши. Будь у него даже целая электростанция в штанах! Фейерверк получился. Одновременно продолжился короткий диалог двух неодекаватов. 
- Ты как будто не равнодушен к моим приколам? – спросил Маврин, стряхивая пепел с истлевшей сигареты небрежно между аппетитной блондинкой и товарищем.
- Хочу познать границы зла, Володя! – заявил Зарубин.
- Не дай бог тебе к ним приблизиться! – ответил Маврин и поцеловал неожиданно в засос потную Юленьку, захватив одновременно ее зад в плотный клещевидный спиринг. 
- Да пошел ты! – ответил Витек и удалился в район сортира. Там и курили, и пили, и никто так не выебывался. Встреча двух любящих по жизни сердец отложилась еще на один день. Маврин всю ночь дрючил Юлю в парке, напротив городского совета, уперев стонущую девушку в ствол молодой березки. Лампочки в его клешах периодически мигали, то вспыхивали ярким светом, то просто дрожали и накаливались перед приступом короткого замыкания.
- А бля сука меня током бьет! Я кончаю! – кричала Юля.
- Щас заземлим, не бзди! – вторил ей Володя.