Хворь

В селе Богданово, в летнюю жару, 
Съезжались гости ко двору.
Кто пить, кто есть, кто рассказать,
Кто попросту солгать.
Но в один прекрасный миг,
Случай новый вдруг возник.

Поведать вам ль о барской жизни?
В деревне, в дальней стороне.
Где муха каждая капризней,
Чем в Петербурге иль Москве.
Где процветает жизни сладость,
Дающая пышнейший плод.
Чарующая  младость
Под тенью лип цветет.

Там Сашенька дворянин,
Проводит свой досуг,
В толпе счастливых слуг
(Ведь он самаритянин -
Помог в тяжелый век
Десятку пару человек).
Теперь они живут,
Во царствии уюта.
И Сашеньке добро дают.
И свечка по ночам задута,
То спят они и то не спят –
Все Сашеньку боготворят.

Природа – жертва красоты,
Лихая жизнь – ее задатки.
Увы, все это лишь догадки,
Для каждого они разны.
Кто чин получит, тот с лихою
Судьбою навсегда скреплен.
Но вряд ли славной красотою,
Теперь навеки с ней сведен.
Иные, во глуши живя,
Ничто не видят и не слышат.
Природу дикую любя,
Судьбу лихую не предвидят.

К примеру, как Сергей Вольховский,
И Александр Беретнев.
Один солдат державы польской,
Второй вояка лестных слов.

Летим же к делу - дело в том,
Что заезжал на хату к Саше
Вольховский, и при этом всем,
Поведал повесть, что есть краше
Любовных лирик и сатир,
Прости же, Боже, Фебов мир!
Но ныне страшно открывать,
Хотя бы первую страницу.
Прочтешь начало-небылицу –
Клянешься боле не читать.

Сказал Вольховский: «Знаешь, братец,
В селе Горюхино, вдали,
Заместо ярких пышных платец,
Одели ткани до земли.
На ухо птичка нашептала:
«Мол, траур, бедствие, беда!».
Моя мне совесть подсказала,
Что надо бы скакать сюда.

Перебивает Саша, просит:
«Как так? Неужто кто напал?
Куда тебя уж ум не носит,
Везде найдешь кровавый бал.
Вояка, видно, то что надо,
Волочишь воина стезю…
Ну что же с гадом? Не отрада,
Встречаться с воином в бою?».
 
Сергей ответил преспокойно:
«Без басурманов обошлось,
Повсюду тихо, все покойно,
Другое дело завелось.
Поверишь, черт его дери,
Но хворь, обычная простуда,
Пришла туда - и пруд пруди
Простывшего, больного люда.
Допустим, это не в новинку,
Болеет мир, болеет свет.
Но чтобы мелкую соринку,
В такое превратить – уж нет!
Представь, явилася зараза,
Подняли власти вдруг оброк.
На входе, не спуская глаза,
Стоит придирчивый милок,
Который нынче был поставлен.
Дня три назад, а может два,
Жандармом вежливо представлен,
Уж опытен, уж голова.

Чрез месяц, плотно подружившись
С двором, народом и главой,
И правдой верной окружившись –
Он говорит: «Закон такой:
Носите, други, лучше плотно
Платок к устам, и мирно жить
Вам будет более спокойно,
Чем жизнию не дорожить!».

А верят люди! Зашивают,
Давно испорченны платки.
И спеси меткой труд внимают,
Как речи, все ж, его сладки.
Твердиться: «Заплатить оброк –
Конечно, лучше быть здоровым!
Платки скупайте, други, впрок,
Гораздо славней с тканью новой».

Хозяйство деньги собирает,
Труды ведутся без труда.
Всякий всякого ругает,
Упала знатная беда!» -
Вольховский кончил речи важны.

Во двери кто-то постучал.
Сергей, по опыту, отважный,
Затрясся, обмер, застонал.
«Ох, не креп здоровьем я,
Они за мной пустили воинов.
Убьют, убьют, кажись, меня,
Там за порогом Петя Дольнов».

«Жаль, но Петя это не слыхал,
А то секир-башка, пугливый барин.
К тебе другой вояка прибежал,
Что в свете славится – Булгарин!».

Дверь заскрипела, входит давний
У Саши нашего знаток.
То старый Валентин милок.
Сей друг его – потомок дальний,
С французом бился бок о бок.
Таких друзей, сказать по правде -
Седых, вояк да силачей,
Вам не сыскать. Хоть мир избавьте,
От глупых, скверных палачей,
Иль от клеветников судей.

«Вы вовремя сегодня, к часу!
Собрались только мы судить,
Каких людей к какому классу
В какое время погубить» -
Так хитроумно выражался,
Сергей Вольховский. Сашка вдруг
Спросил: «Поведай, друг,
Кого вояка испугался?
«Дольнов… Неважно,
Есть вблизи один.
Кто людом руководит отважно,
Служивый, модный осетин» -
Ответил неохотно барин.
«Одни вояки, черт побрал!
Чином военным озаглавлен,
А сам на кухне воевал» -
Добавил Валентин с пристрастьем.

«Пример хотите с самовластьем?
Точнее, как бороться с ним» -
Спросил, подметивши, Сергей.
Ответил Валентин за сим:
«Давай, но, прошу - быстрей!».

Друзья все рассказали точно,
Где кто, когда и почему.
Что не порочно, что порочно,
Указ соотнесен к кому.

«Во дело! Надо же, больны!
Как слухи смело распускают.
Недавно – храбрые сыны,
Сегодня – насморк, умирают!»
- Он выждал паузу… и дальше:
«Поболе трусов, дураков,
Поболе смрадной фальши,
Поболе простаков».

Конец! Оборванный и беспощадный,
Без заключения толков.
Без мысли общей и отрадной,
Без умных и критичных слов.
Отчасти, ленью автора прикрытый,
Но малодушный и простой.
Моралью легкою покрытый…
Прощай, читатель милый мой!