А на острове тюрьма

Зарыдал пьяный закат,
Разбиваясь брызгами в море,
Мой бамбуково-полый фасад
Мягко глушит его горе.

Мне чуть мягко, розово больно —
Как фантомная ноет конечность;
Я под нож тогда лёг добровольно,
Предвкушая сна фальшивую вечность.

У меня нет ни рук, ни ног:
Порционно в стеклянных банках
Массы серой сливок сок
Циркулирует слов останки.

Я построил бумажный дом:
Глух и тесен норой он мышиной.
Закат, может, вновь поперхнулся вином,
Но пока за окном — пустыня.

Зудит шрамом язва окна;
Маслом воздух под взглядом течёт,
Когда, кукушкой немой, я допоздна
Каждодневный веду отсчёт.

Где-то у затылка горят
И бледнеют от старости звёзды,
И дыханьем беззвучно меня
Омывают, как волны остров.

А на острове — тюрьма.
Вместо стен — пустота в километры.
Обезумевшая луна
Вены рвёт, моля небо о ветре.

Пятками за край земли
Я цепляюсь и глаза стелет ватою.
Подо мной всё бегут корабли,
А я уже год как падаю.

На дно капают золотой цепочкой,
С пальцев мёдом, минуты, стекая.
Уж сто раз просчитался я, точно:
Ухожу, горсти в воду бросаю.

Мне бы выйти в солёную ночь
И сюда никогда не вернуться;
Всё равно куда, главное — прочь,
Или ж просто вовек не проснуться.