Современники

Виктор Коврижных

Привычный быт, сибирское село.
Чтоб управляться, встанут с петухами –
чуть свет. Бывает весело́
из поджига стрельнуть в заезжий Hummer.

Есть знаменитость местная, а то!
На фоне ноута и полок книжных,
накинув по-чапаевски пальто,
как бурку, он сидит – поэт Коврижных.

В его дому всегда горит очаг,
и путников, хватая под микитки,
приводят, чтоб мудрец Старобачат
народу изложил свои прикидки.

Он смотрит твёрдо, взгляд его – огонь.
Губил посевы? Не доил корову?
Забыл про неразгруженный вагон?
Или костюмчик на тебе ворован?

Всё видит – не в толкучке городской,
за спинами не спрячешься. Каков он! –
моргает левым – этого в расход,
моргает правым – знать, на перековку.

Подальше, коли совесть нечиста,
держись и обходи Старобачаты.
Есть на Руси заветные места,
где негодяям не найти пощады.

Уйдут бойцы, потянется – не прост
судейский долг, но – очередь поэта.
По местности пересечённой кросс
бежит строка к рассвету, от рассвета.


Александр Спарбер

Всё Александру Спарберу вода,
но он не сахар, таять не намерен.
Растут стихи по дням и по годам,
и переходят по воде на берег.

А кто-то скажет: просто повезло.
Хоть не стрелял в него белогвардеец,
его Тимшин отнеткал: "Много слов",
его Коврижных бил: "Эпикуреец".

Всё Александру Спарберу трава,
он с Уитменом уходит по аллее.
Садятся в заблудившийся трамвай,
и Уитмен вынимает проездной,
а Александр свои пять копеек.
Трамвай мелькнёт утопленной блесной
на реках улиц, под дождём капели.

А кто-то с головой в карман залез –
нет пятачка, чтоб оплатить проезд.


Александр Крупинин

Виолончелист Куприянов Андрей
любил кормить кошек и голубей.
Он ежедневно ходил на станцию
с мыслью – подольше остаться там,
чтобы кормить голубей и кошек.
Но его добрый сосед Гоша,
названный в честь слесаря из кинофильма,
прежде чем уехать по делам в Вильно,
обратился к нему: "Андрей,
у меня много кошек и голубей.
Я оставлю деньги им на питание,
а когда ты поедешь в Италию,
тоже буду ходить на станцию
с мыслью – подольше остаться там".
Согласился Куприянов Андрей
кормить кошек и голубей,
но случилась одна проблема:
его любовница Цымбалюк Елена
отдала своё тело местному электрику.
Андрей, не стерпев такую эклектику,
избил соперника – Габриловича Евгения,
нанеся ему лёгкие телесные повреждения,
облив приготовленным Цымбалюк супом.
За что был посажен на пятнадцать суток.
А когда вернулся Андрей,
увидел, что кошки съели всех голубей.
Он шёл по улице, бессвязное что-то крича,
когда некий мужчина коснулся его плеча.
Представился – Крупинин Александр,
и предложил прогуляться в сад.
Там подробно рассказал Андрей
историю кошек и голубей.
Александр ответил: "Сочувствую вашим лишениям,
но есть одно-единственное решение:
поднимите руку повыше и махните рукой.
Это не сразу, но принесёт покой".


Сергей Черсков

Сергей Черсков серьёзен, но не чёрств.
Он чувств чужих в строках вовек не тронет,
зато свои так вскроет – ах ты чёрт! –
что души, зациклёванные в броне-
-автомобили, достаёт легко
и мимоходом, но поймёт не всякий,
как слово, улетая в "молоко",
вдруг бьёт в "десятку".


Тейт Эш

Летает Тейт, летает Эш
на лайнерах оттенка беж.
Не только в ней болит река
и бьётся внутренний Икар,
но одиссеи всех мастей
плетутся у неё в хвосте.
Она уходит от калипс,
махнув крылом, with smile on lips.
В горизонталь ложится eight,
летает Эш, летает Тейт.


Елена Наильевна

– Дело, наверное, в деталях:
берёт чулки, лабутены, лаврушку,
выворачивается наружу,
и получает свои медали.

– Дело, наверное, в манерах:
провоцирует всех без устали,
вот и гордиев узел искусства –
кто на слуху, тот обычно первый.

Как истолчёте всё это вместе
(надёжный рецепт, довольно старый),
по маковке стукнет медный пестик –
всё это прах без тычинки дара.


Наиль Мелиханов

Правит огранку на грани слома
И слово стекает
Каплей в стакан воды
Непостигаемо
Вместо скучного "непостижимо"
Тут к месту латынь:
Ingenium


Лёша Исхаков

В лимонном холоде летит
предзимний ветер,
и голос маленькой Эдит
по жилкам меди.

И нет вопроса: Лёха я
или не Лёха?
Кольнуло в сердце лёгкое,
что жизнь нелётна.

Но если за руку ведут
вдоль побережья,
то просыпаешься в поту
всё реже, реже.


Берта Лучева

о Берте Лучевой, о Берте Лучевой...
идут поручики
в перчатках беленьких
и улыбаются
летят америки
гуляют страусы
играют Штрауса
молчат Вангелиса
охотно верится
что всё лишь синема
и небо синее
кадр обрывается


Олег Калиненков

в заправленном дыму на кутерьму
приходится полтысячных процента
непостижимость равная уму
вскипает киноварью под ланцетом

матросов-джан отлитый на снегу
сформован в позолоченную гильзу
не печенег не робокоп не гунн
блеснув коньками на секунду сбылся

губастых чрев двучервия распах-
нуты трубой иерихонской
и ты китовый перекус проспав
уже к обеду возглавляешь вольсков

так можно жить не дуя в пиалу
пинцет прицельно выхватит из стаи
чтоб возложить бинтами на лилу
и снегом на всевидящий хрусталик