Одуванчик и тюльпан

ПРОЛОГ
На свалке городской вполне рутинно родился одуванчик полевой,
Родился, рос и вымахал детина — вознесся дюймов восемь над землей.
Взирал на кучи мусора диванно, и верил — ему в жизни повезло,
Единственная боль у одувана —прическу чтобы ветром не снесло.

И как-то раз из партии отходов к его корням пал высохший букет.
Таких у одувана эпизодов на памяти как не было — так нет.
То был букет тюльпанов в целлофане, и дух еще чуть теплился в одном,
Прошло семь дней с тех пор, как в ресторане они дарили праздник всемером.

И мой герой промолвил как на тризне, печально глядя в мусорную даль:
— Вот он итог красивой праздной жизни, и мне, увы, вас попросту не жаль.

ЧАСТЬ РАЗ.
Тюльпан живой еще среди засохших — таких же цветом, запахом, судьбой —
Качнул бутон, сказал: « — Мы не похожи, мы very-very разные с тобой.
Я, mon ch;ri, рожден под Амстердамом, ты, кстати, знаешь, что есть — Амстердам?
Там радуга куражится парадом*, никто людей не лупит по мордам.

ОК, короче, рос я в Нидерландах, в божественном  уюте и тепле,
В любви зацвел, в заботах неустанных – таких, что сам завидовал себе.
И вот уже взлетаю в самолете... Ты, кстати, знаешь, что есть — самолет?
Хотя, смешно! Откуда знать пехоте, как птицей бороздится небосвод?

Неважно, впрочем. Я уже в столице, и прибыл в самый модный магазин.
Какие, mon ch;ri, я встретил лица! Тебе тут даже не вообразить.
А через день опять же подфартило, меня свезли в роскошный ресторан.
Там музыка, уютно, ладно, мило — ну, в общем, как-то где-то — Амстердам.

Тот мистер, что привез нас, встретил даму, кольцо ей подарил и наш букет,
Как жаль — все обернулось мелодрамой, поскольку господин услышал «нет».
Но наш букет стоял еще неделю в девичьей спальне королевским часовым,
И умирали мы у лучшей из постелей — конец такой ни с чем и не сравним.

Вот ты тут на помойке обитаешь. А что-то в своей жизни повидал?
Какой, кому и как ты след оставишь, коль жизнь твоя — зловоннейший привал?
И может, будешь жить ты чуть подольше, но радости ни каплю не принес,
На свете этой участи нет горше — не видеть счастья женщины до слез».

ЧАСТЬ ДВА.
Тюльпан умолк, взглянув победоносно на согнутый под ветром одуван,
И тот ответил тихо и серьезно « — Ты прав, мы очень разные, Тюльпан.
Рожден я не в теплице заграничной, не под опекой неустанной я рожден,
И в месте даже может неприличном, и запах не Climat мой, не Eau Jeune.

Родился я под солнцем и ветрами, я пью дожди, целую я туман,
И спать ложусь под звездными шатрами, встаю под птичий райский балаган.
Мои соседи — мыши да лягушки, стрекозы есть, и даже есть змея,
И все они мне верные подружки, одна большая дружная семья.

Люблю я этот мир. Ценю свободу, никто меня не сунет в целлофан
Какой-то ситуации в угоду — как розу, гладиолус иль тюльпан.
И пусть мой век отмерен не веками — но дорог счастья каждый божий миг.
Живу на свалке. Но! — Под облаками, а значит путь мой светел и велик!»

ЭПИЛОГ
Не праздновал никто в том споре труса,
Но свалка жизнью прежнею жила,
Пришла машина, выгрузила мусор,
Засыпала обоих и ушла.