Терпение и власть

Тут правит царь, владыка славный,
Что всеми горячо любим.
Героем множества былин
Он часто был, сиял отвагой,
Вселяя мужество и гордость
В своих счастливых с виду слуг,
Что, по утру схвативши плуг,
Бредут скрести земную полость,
Да стад несчислимое племя
На зеленеющие луга,
Куда крестьянская рука
Не донесла культуры семя,
Пастись ведут и отдыхать,
Вдыхая сладостные ноты
Цветов прекрасных, что творцом
Избрались, чтоб благоухать,
Да взоры червствых услаждать
Красой, что не описать пером.
Везде порядок и покой,
А в величайшем царском замке
Снуёт прислуги яркий рой,
Да много тайных злобных встреч
Проходит в тёмных комнат мраке.
Танцуют жарко струи свеч,
Что замок тенью наполняют
И о себе напоминают
Тишайшим треском и шипением,
Как будто бы дурным знамением
Царя блаженного тревожа.
Столь бледен царственный вельможа,
Что не один придворный друг
С притворным льстивейшим участием,
Да свойственным подобострастием,
Вскользь намекнул на сей недуг.
Грызет царя безделья бездна.
И точно кажется ему,
Что нет души его печальней,
Коль перебрать, пусть, всю страну,
Никто в количестве страданий
Не превзойдет его. И, честно,
Отчасти в чем то был он прав,
Ведь только мы себе верней
Вред нанести способны глубже,
Чем сотня огненных мечей,
Что, нас пронзив, пройдут наружу.
Покой навеки отобрав,
Своими мыслями мы губим
Из книги жизни уйму глав,
Что тёмной кляксой на душе,
Оставят след в напоминание
И жалость вызовут к себе.
И вот, себя стесняясь малость,
Измыслил царь такую шалость:
На равный двум неделям срок
Он стать крестьянином решил,
Чтоб испытать пределы сил,
Что он излить все ещё мог,
Да скован тяжестью престола
И славным именем он был.
Так молвил он. И его слово
Тотчас столицу потрясло,
А царь себе уж ремесло
И место жизни выбирал.
Столь было это все комично,
Что стражи ширмою забрал
С трудом ухмылки затаили,
И, хоть и кланялись прилично,
Никто царя не понимал.
Так началась новая жизнь,
Что первыми двумя часами,
Которые прошли в блаженстве
И в счастье разными делами
Попыток тщетных в совершенстве
Овладеть, усталостью сменилась.
Тут начал вождь воспринимать,
Да со сторон иных взирать
На тяжесть чёрного труда,
На скудность сущего хлеба,
Что голод в четверть утоляет.
И так живёт его страна,
Хоть глубину всю понимает
Своей ужасной грузной доли,
Пока пирует на престоле
Царь с избранным числом элиты.
Все видел он, и словно плиты,
Гранитной тяжести полны,
Легли на царственные плечи.
И откровение этой встречи
Пронзило мудрого вождя.
Так, не теряя время зря,
Он сам себе давал обеты,
Что разберется со всем этим
Как только выйдет его срок.
Он вообразить себе не мог,
Такое полное отчаяния,
Да недоступного мечтания
Крестьян несчастных положение.
Но, вопреки своему мнению,
Не столь силён он оказался,
От мысли тотчас отказался
Здесь провести остаток срока,
И в недра златого чертога
Он крайне спешно удалился,
Где, говорят, он долго мылся
И пряный дух вина вкушал,
Стараясь хмелем и купанием
Затмить огонь воспоминаний
И навсегда забыть
Все то,
Что некогда он клялся изменить,
Что душу его рвало на куски,
И сердце изнывало от тоски
Бездонной. Но роскошь возвратив,
Он позабыл пустые обещания,
Ему тот образ жизни льстив,
Что не затруднит дыхание,
Мозолей не оставит и болей.
Ведь все же нет среди царей
Прямых перед собой людей,
А потому вернётся буйство жизни
В привычный мрачный облик,
Навсегда оставив мысли
О равенстве путей и судеб,
О разности старания и воли.
Много ещё попыток будет
Для оправдания
Вечно прикрытых глаз,
Терпения, привычного для нас...
В тисках зажат рассудка глас,
А перемен ветра уже не дуют.