Был у пахаря...

Был у пахаря сынок дорогой —
ало яблочко, сердечный дружок,
леноватый, на ученье тугой,
правда, пел и танцевал хорошо.

Баловал отец, голубил его,
подставлял в трудах-невзгодах плечо — 
но, судили «не летать высоко»,
называли за глаза дурачком.

Хоть и это не большая беда,
раз отцовское наследье на нём —
и ровнехонькая шла борозда
глубоко там, где вилось вороньё,

широко, чтоб было место, где жать
своему и всем окрестным мальцам,
так, что крысам приходилось бежать —
вот за это и убили отца...

Не поднялась исполинская рать —
кто смелее «обратились в суды»,
да поплакали мальцы, что с них взять!,
остальные разбрелись «от беды...».

Не исполнился отцовый наказ —
сгнили плуги, расплодился сорняк,
а сыночек, никого не стыдясь,
перед извергами жгёт краковяк.

Хорохорится — трава не расти,
будто клад нашёл, живёт-не грустит,
и у важных, и у нужных в чести,
и куда ни кинь, везде профицит.

Где попляшет, где в строку подпоёт,
отрастил таким манером брюшко,
в общем, яблочко сквозь хвощ и репьё
укатилось от ствола далеко...

Рассуждали втихаря под замком —
может, пахарь что-то делал не так,
не был, видимо, пацан дурачком...
и учились танцевать краковяк.