Аэробика

Подозреваю, что Сема долгое время сторонился семейной жизни из-за одного случая в юности. Подростковые травмы — всегда эпические, по ним жизнь снимает самые длинные свои сериалы. Эту историю друг неоднократно транслировал в меня с такими выпученными глазами, словно он пересказывал древнегреческую трагедию или, того страшнее, реалити-шоу.
В конце восьмидесятых в ослабленную советскую империю стали массово проникать буржуазные вирусы. В их числе — аэробика.
В СССР ее называли "комплексами ритмической гимнастики" и транслировали по ЦТ. В этих передачах западную аэробику изображали советские люди. И, хотя некоторые советские люди были вполне привлекательны и даже местами красивы, наряды отечественного ширпотреба и саундтрек из Пугачевой и Леонтьева приводили к неизбежному: "наши опять играют французскую жизнь". Купальники, трико и нечто сморщенное в районе лодыжек (гольфы?) на девушках выглядели так, словно в этих нарядах девушки партизанили, причем еще в 1812 году. А бандана в виде фрагмента половой тряпки на голове восходила к голливудской классике, знакомой нам по видеосалонам: мне неизменно представлялся танцующий Рембо. Купальник поверх трико (лично для меня) вообще был модным коллапсом и даже в чем-то эротическим провалом. А я тогда как раз полово созревал, поэтому все чувствовал остро. К творчеству Пугачевой, взятому per se, у меня не было никаких вопросов, но вот пляску святого Витта (по официальной версии — бег на месте) под "Делу время, делу время" могли выдержать только пациенты под лошадиной дозой феназепама.
Как-то раз поутру в воскресенье шестнадцатилетний Сема, учившийся в последнем классе школы, зашел в комнату своих родителей, где у них помещался телевизор. Перед телевизором на диване сидел Семин отец и смотрел аэробику. Сема присел с ним рядом, посмотрел четыре секунды и предложил переключить.
— Мама просила не переключать, — шепнул ему отец.
— Да, да, не переключайте, — крикнула мать откуда-то из ванной.
У русских женщин слух настроен на ультразвук, и они способны слышать не только шепот, но и зубовный скрежет и даже мысли.
На экране среди прыгающих девушек Сема заметил одного юношу. На его голове была такая же бандана, как и у девушек.
— Спасибо, что не в купальнике, — мрачно буркнул Сема.
— Да уж, — согласился отец.
— Хрень какая-то, — не унимался Сема, — представляешь, вот такого буратину призовут в ВДВ. И он на зарядке начнет так кривляться.
— Ага, — поддержал Сему отец, — сразу из самолета без парашюта выкинут.
— Но в бандане, — уточнил Сема.
— Ну, естественно, куда же ему теперь без банданы, — подхватил отец.
— Не мужик, — резюмировал Сема.
— Не мужик, — резюмировал отец.
В комнату со словами "а вот и я" вбежала мама. Сема поперхнулся, хотя в тот момент ничего не ел.
На маме был закрытый купальник, а под ним — треники с псевдоадидасовскими лампасами. Сема точно помнил, что именно в этих трениках мама собирала у бабушки в деревне картошку.
Мама заняла плацдарм ровно между Семой и телевизором и стала повторять бесовские движения.
— Володя, ты чего сидишь, — сказала мама, даже не повернувшись.
Волосы Семы моментально встали дыбом, как будто на него напялили ту самую бандану, только невидимую. Потому что — о ужас! — "Володей" звали его отца.
"Володя", минуту назад бывший нормальным полноценным советским отцом, внезапно скинул с себя олимпийку и оказался в белой майке без плеч, в той самой, в которой он играл в футбол с мужиками из гаражей. Сема перевел взгляд ниже и только сейчас заметил на папиных ногах кеды.
Семин отец смущенно поднялся с дивана и встал рядом с Семиной мамой. Его последними словами перед тем, как он вслед за женой принялся искривлять позвоночник под "Дельтаплан" Леонтьева, были:
— Прости меня, сынок.
По воспоминаниям Семы, именно в тот день у него и начался юношеский кризис сепарации. Через неделю он уже жил в какой-то голубятне вместе с голубями, зато отдельно от родителей. Когда через какое-то время у Семы появилась собственная квартира, телевизора там не было еще несколько лет.

ОЛЕГ БАТЛУК

Из книги «ИСПОВЕДЬ СТАРОГО МОЛОДОЖЕНА», АСТ, 2020