Казак Санька и Ахмад Автуринский

Затих звон сабель – грозный шум войны,
Почила с миром царская империя.
Своих героев помнят Автуры,
Хранит легенды древняя Ичкерия.

О благородстве знают на Кавказе,
Историй много на земле Чеченской.
Дошли от стариков до нас рассказы,
Былины об Ахмаде Автуринском.

Неустрашимым, дерзким воином
Был Шамиля отчаянный наиб.
Наездником-джигитом слыл достойным,
Отвагой, мужеством и честью знаменит.
               
Увидел девушку с лицом открытым,
Красавицу-казачку из Кизляра.
Заныло сердце храброго джигита,
Огнём любви душа вайнаха запылала.

Ни днём ни ночью не находит места,
В опасный путь решил идти один.
Калым любой отдал бы за невесту,
Семья – надёжный тыл мужчин.
 
Как волк лесной, в Кизляр заторопился,
Луна и звёзды освещали путь.
Нужна удача, чтоб мечта осуществилась,
Идущий к цели не привык тянуть.

Всю ночь скакал неутомимо,
Но утром всё же сон сморил.
Набраться сил необходимо,
Прилёг, а скакуна пастись пустил.

Восходит солнце над Чечнёй,
Лаская греет Теркан-Дукъ.
Природа просыпается с зарёй,
Цветов дыханье наполняет всё вокруг.

Казак усталый хмуро едет,
Клюёт и дремлет на ходу.
На склоне лошадь смутно видит,
Чужих он чует за версту.

Пасётся конь вайнаха на пригорке,
Хозяин крепко, безмятежно спит,
Казак улёгся рядом на овечьей бурке,
Через минуту он уже храпит.

Не нравится равнинному коню скакун чеченца,
Заржал и взвился на дыбы,
Напал и испугал он жеребца,
Проснулся горец, оборвались сны.

Вскочил: спросонья, выхватил кинжал,
В недоуменье смотрит на соседа.
Но тот, как мёртвый, крепко спал,
Ногой пихнул, чтобы начать беседу.
               
«Салам Алейкум, наглый незнакомец!
Без спроса моего, ты почему храпишь?
Пугает моего коня твой иноходец,
Давай сразимся! Что молчишь?»

Казак поднялся, приходя в себя,
И исподлобья смотрит на вайнаха.
«Я ненавижу, когда мне грубят…
Сразимся!» – молвил он без страха.

Бешмет добротный, бурка и папаха,
Кинжал, кремнёвка, шашка на боку.
Крест на груди под белою рубахой,
Бояться драться не престало казаку.

«Давай чеченец выбирай оружие:
Стреляться будем? Или выбор сталь?»
Кушак черкески затянул потуже:
«Убить врага – невелика печаль!»

«Холодное оружье вот мой выбор!
Кинжал и сабля только для мужчин.
Железо разрешит наш спор!
Посмотрим кто сильнее, христианин».

«Скажи, джигит, как твоё имя?
Меня же Санькой нарекли».
«Ахмад!» – сказал наиб невозмутимо,
Тем самым кодекс чести соблюли.

Скрестили сабли с громким звоном,
И Санька сразу побледнел,
Кровь на черкеске расплылась пятном,
Открылась рана – он осел.

«Смельчак ты уже ранен!
Хотя тебя я не рубил.
Аллаху будешь благодарен,
Что твои дни пока продлил!»

Вложил он саблю резко в ножны,
Под руки Саньку подхватил
И, рану чтоб не потревожить,
На землю осторожно положил.

Черкеску снял, пропитанную кровью,
Иголкой рану старую зашил.
Достал из сумки банку с мазью,
Бальзам с повязкой наложил.

Почти что сутки спал казак,
Ахмад с ним рядом просидел.
Очнулся бодрый, полный сил степняк,
Чеченцу саблю с благодарностью надел.

И обменялись они полностью оружьем,
Скрепили кровью дружеский союз.
Закон куначества до смерти нерушим,
Превыше родственных и братских чувств.

Собрали хворост, развели костёр,
Поджарив мясо, повели беседу.
О всякой всячине пошёл их разговор,
И каждый много о себе поведал.

Рассказывал Ахмад о своей жизни
И цель поездки казаку открыл.
От удивленья Санька аж присвистнул,
С улыбкой трубку самосада закурил.

Спросил о девушке, кто и откуда,
Что за казачка вскоре понял он.
«Невесту эту для тебя добуду,
Поеду сватом я в Кизлярский гарнизон.

Её отец приходится мне кумом,
Калым хороший соберём.
Не силой надо, а умом,
И живы будем, не умрём!

Скачи домой. Дней через десять,
Я в Червлённой тебя жду.
Мой дом находится у леса,
Любого спросишь, скажут где живу».

Вчера случайно встретились врагами –
Такие странности судьбы.
Два всадника расстались кунаками,
На время разошлись пути.

Течёт угрюмый Терек по равнине,
В зелёно-жёлтом обрамленье камыша.
Укрыла дымка спящие лощины,
Река сурово катит не спеша.

Несёт поток коричневые воды,
О берег плещет мутная волна,
И на излучинах кружит водовороты,
Непредсказуемо гуляет глубина.

Недалеко от Дарбанхи рискованно на скакуне
Вплавь переправился храбрец.
В лесу согрелся, обсушился на костре,
Привёл себя в порядок горец.
               
Станица дремлет, летний вечер,
Скот по домам идёт – мычит.
Джигит Ахмад пришёл на встречу,
Не прячась на околице стоит.

Колышет ветер по степи ковыль,
Тревожно лают на окраине собаки.
Разъезд дозорный поднимает пыль,
Галопом скачут терские казаки.

Вот от отряда всадник отделился,
К чеченцу прямо поскакал,
Подъехал резво, улыбнулся,
По-братски кунака обнял.

Богатый стол для гостя под беседкой,
Шатёр из виноградных лоз,
Ковёр наброшен на кушетки,
И рядом палисадник роз.

Хозяйка радушно встречает:
Баранина, томаты, зелень, хлеб.
На место лучшее сажает –
Таков казачий этикет.

До поздней ночи отдыхали,
Из самовара пили чай.
Во многом мысли совпадали,
Заметил Санька, как бы невзначай:

«В Кизляр я ездил на неделе,
В гостях у кума ночевал,
Поговорил о нашем деле,
Отец согласие на свадьбу дал.

Калым мы с ним обговорили;
Я обещал табун коней.
Хочу, чтоб вы в достатке жили,
Пойдём, угоним у князей.

Смутился Ахмад: «Я не бедный,
Могу спокойно заплатить!»
Привстал с ковра чеченец гордый,
Собрался даже уходить.

«Постой джигит, я для веселья,
Тебе затею предложил,
Люблю такие приключенья,
С тобой на дело бы сходил».
 
«В поход пойти, конечно, можно,
И бедным лошадей раздать.
Ведь для наиба очень важно,
Чтоб честь свою не запятнать».

«Ахмад, что ты наиб, я догадался
Ещё при первой встрече на хребте.
Семье невесты разъяснил, когда общался,
В сердцах их места нет вражде.

С утра в Кизляр с тобой поедем,
Для виду девушку придётся воровать!
Мы горожан обманем этим,
Им власти надо уважать!

С восходом солнца в путь пустились,
Пропели только петухи.
В обед до Дубовской добрались,
Оделись как простые пастухи.

Табун купили, не торгуясь ;
Степных хороших лошадей.
Загнали к тестю не тушуясь,
Остановились в доме для гостей.

Казачка тайно сквозь окошко,
Увидела впервые жениха,
И застучало девичье сердечко,
Румянец разгорелся на щеках.

Мужчина сильный, ста;тью стройный,
Наиб Ахмад из Автуров,
Красивый, умный, благородный,
Великодушный для врагов.

Влюбилась тотчас же девица,
Развязки с нетерпеньем ждёт,
Их свадьба скоро состоится,
Женой любимой в дом войдёт.

С отцом детали все обговорили,
Когда и где невесту заберут.
Свой договор рукопожатием скрепили,
Согласовали окончательно маршрут.

И через день за Тереком,
Друзьям казачку передали.
С попутным южным ветерком,
В Ичкерию неспешно поскакали.

Дорогу выбрал безопасную вайнах.
Добрались к Кадию, Ахмада другу.
Жить будет в малых Атагах
До свадьбы юная подруга.

Джигит расстался с Санькой ненадолго,
И через месяц ждёт на торжество.
Казак уехал с чувством выполненного долга,
Успехом завершилось сватовство.

Положено у горцев-мусульман
Супругам быть единой веры.
Невеста вскоре приняла ислам,
Разрушив окончательно барьеры.

С утра играют музыканты,
Красиво песни разные поют,
Танцуют дерзко юные таланты,
Подарки гости в дом несут.

Три круга обошла девица
Вокруг горящего огня.
Цепь порвана, как дань традиций,
Теперь в Чечне её семья.

Молитвою скрепил мулла союз ;
Красавица казачка расцвела.
Настало время брачных уз,
В дом Ахмада под саблями вошла.

Имам Шамиль на этой свадьбе
Почётным гостем был у жениха.
Он с благодарностью к судьбе,
Поздравил война, друга и ученика.

Казак приехал, как и обещал,
Табун коней пригнал в подарок.
Поблагодарил наиб и лошадей раздал,
Дал садака – такой в горах порядок.

Жену Ахмада называли Гизларха;,
Супругой верною была кизлярка,
И через год примерно сына родила,
Сату назвали в честь Саньки кунака.

Глаз сокола над степью зоркий,
Как у орла в крутых горах,
За Тереком другие волки,
Об этом знали Ахмад и казак.

Не раз друг друга выручали,
В опасных боевых делах.
По-своему счастливо жили,
Отмерил им своё Аллах.

О благородстве, чести и доверии,
Сказители в горах поют в веках.
Преданья, были, мифы и истории,
В стихах о дружбе – пусть звучат в сердцах!


Фотография Тимура Агирова.