Ысчетка-шаманишка и другие...

1.
Когда появился на нашей реке катер, мы, дети, первыми облепили склон песчаного яра, тогда как взрослые, отцы наши и деды, всё ещё степенно двигались между домами и чумами, словно весенний поток, неся с собой и заполняя все уголки нашего стойбища вестью: «По реке огнедышащая лодка плывёт!»
Спрятавшийся в изголовье постели под одежды и шкуры, только Ысчетка не покидал своего берестяного чума, с ужасом нашёптывая: «Это за мной, это по мою душу пришла огнедышащая лодка, это вчерашний звук моего бубна привёл её сюда».
Вскоре все жители стойбища были на берегу, кроме Ысчетки-шаманишки.
Едкий дым, чёрный и тяжёлый, выползал из трубы катера и, грозно нависнув над стойбищем, потянулся своей мохнатой лапой прямо к чуму Ысчетки.
«Смотрите, смотрите! – зашевелились старики, охваченные и злорадством, и тревогой. – Сейчас этот Огненный Дух вынет из чума пустослова!»
Каждый, стоявший на берегу, представлял, что дым этот – божья кара за ложь, которой щедро одарял сородичей Ысчетка, и без сожаления отдавал его воле судьбы.
Мне казалось, что шаман, скрытый от нас стеною чума, сейчас яростно борется с Огненным Духом, но, так как до сих пор он ещё не был вынут из своего убежища, я своим мальчишеским воображением видел в нём искусного борца. Так же, как и все жители нашего стойбища, я недолюбливал Ысчетку, к словам и поведению которого относился с недоверием, тем не менее, где-то в самом затаённом уголке сознания, жалел его.
Но катер причалил к берегу, качнулся на собственной волне: выскочивший из него чумазый человечек с ярко-белой улыбкой ровных зубов накинул на пень толстый канат, подбоченясь, бойко махнул кому-то рукой, и таинственный зверь, только что изрыгавший изнутри искры, дым и рычание, смолк, словно пристыженный. Из трубы вырвалось последнее, уже не такое чёрное кольцо дыма, пронеслось над стойбищем и скрылось в берестяном чуме Ысчетки. Я представил, что неудачливый Огненный Дух не выдержал борьбы с человеком, что он погиб в суровой схватке. На душе была гордость за победу сородича, но ещё больше было жаль таинственного зверя...

2.
Однажды ехали в одном обласе по реке два старика – ненец и хант. Едут и друг другу сказки рассказывают. У ненца было хантыйское имя Явунко – это значит, что он был известен не только среди своих сородичей, но имел уважение и среди хантов. У старика же ханта по этой же причине было ненецкое имя Капитяай. Были они не только друзьями, были они Большими Сказителями. Каждый из них мог заговорить не только простого слушателя, но и такого же, как он, мастера-сказителя.
В одном месте имеет река большой двуглавый поворот-петлю. Поедешь кругом – полдня потеряешь. У основания поворота есть волок – всего двадцать шагов – перетащил лодку и дальше едешь.
Так вот, едут Явунко и Капитяай и сказки друг другу сказывают. Доехали до волока, перетащили облас и гребут себе веслами дальше. Но поехали они не вниз по реке, куда им надо было, а завернули вверх по течению, то есть в этот двуглавый речной поворот. Едут себе – сказки сказывают. В полдень снова доехали до волока, снова перетащили лодку и снова поехали в ту же петлю реки. До того они увлеклись сказками, что в этом большом повороте ночевали и первую ночь, ночевали и вторую ночь. Вечерами у костра тоже забавляли друг друга сказками. И так за три дня они перетащились через один и тот же волок семь раз. Такова сила настоящего искусства, сила мастерства истинного сказителя – они забыли обо всём на свете...
Кстати, живут в народе до сегодняшнего дня две сказки этих стариков. Расскажешь с вечера одну из них – с утра на весь день буран поднимется, слякоть может наступить. Сказка второго вызывает ясную солнечную погоду. Лично я за свою жизнь несколько раз пользовался ими для того, чтобы вызвать на охоте нужную погоду. Но это так, к слову – к рассказу моему это не имеет никакого отношения...
Сейчас волок на той двуглавой речной петле люди называют Волоком Семиглавого Поворота...

3.
Прибыл тогдашней зимой в наше стойбище Уполномоченный из Сургута. И в это же самое время приехал на оленях на свою беду Капитяай – пушнину сдать, в магазине муки, махорки купить. Указал один (нашёлся такой) на старика пальцем, шепнул стражу народному, что Капитяай – шаман. Опустил Уполномоченный руку на плечо старого охотника и сказал:
- Собирайся, шаман, поедешь со мной в Энкэвэдэ.
Не понял старик, улыбнулся широко, закивал головой.
- Печа! Печа!.. – что значит по-хантыйски «здравствуй!» Подскочил тот, что пальцем указал, и перевёл слова Уполномоченного. Опустил мрачно седую голову старик, но спорить тогда не принято было. Отпросился только за окраину съездить, оленей выпрячь, проводить домой к жене, к детям.
За стойбищем, в сосновом бору, выпряг Капитяай оленей из упряжки и прогнал их по дороге в родное стойбище.
А сам сел на теперь уже ненужную нарту, достал из-под соломенной подстилки старую берданку, (не у всякого бедняка могла найтись в семье лишняя оленья шкура на подстилку и добрый дробовик), сказал молитву, вздохнул и застрелился...

Э п и л о г
Много новых первоснежий приходило на мою землю, много раз перелётные стаи пролетали с грустными прощальными криками над Семиглавым Поворотом и над сосновым бором, который теперь называется Капитяай-бор...
Сижу я на крыльце нашего музея. Слева от меня песчаный яр, на котором когда-то стоял чум Ысчетки, справа — Капитяай-бор, куда ушли мои дочери собирать ягоду.
И чего я сегодня вспоминаю о прошлом?