Всё

Однажды ты понимаешь, что это — всё:
Не трогает ни Цветаева, ни Басё.
Внимаешь, но вынимаешь сухой песок,
Меж пальцев немая стелется струйка строк.

Добавишь к замесу лёсс и слезинок клей —
Известно, чем больше слёз, тем катарсис злей.
Играешь на сожалейке печальный блюз,
Мол, Отче мой, пожалей-ка, рожать — боюсь!

И молишь истово, чтоб закричал, вдохнул —
Ведь в родах нет атеистов: их просто — нуль.

А он не кричит, и синий — ни мёртв, ни жив.
Ты медлишь, на пуповине, сомкнув зажим.
Поземкою зимней в горло вползает ком —
Не пахнуть глине ни кровью, ни молоком!

И вот на ладонях мертворождённый плод.
И вроде тронешь, из плоти и не урод.
И в гневе всё крошишь в щепки — посторонись!
Нет горя горше: рожать, а вслед хоронить.

Глядишь в пустоту, да в лёд зеркальных бойниц,
И зрит оттуда праматерь детоубийц...

***
и ты говоришь себе, что на этом — всё!
что хватит небес, пегасов, что ты — осёл!
что впредь не схватит ни бес, ни бог за ребро,
что станешь богат, как крез, презрев серебро.

бросаешь болеть, садишься вязать крючком,
вступаешь в соцсеть — "измерим, кто круче ком".
берёшь ипотеку, терпишь евроремонт,
сажаешь всем на потеху в саду лимон.

летишь отдыхать в запарке не в Тай, а в Рим
и рэперу в парке даришь словарик рифм.

***
и так пролетают кряду один за другим сто лет
весной наводишь порядок на даче в своем столе
сметаешь в корзину разом истлевшие в пыль листки
случайно краешком глаза цепляешь кусок строки

и вдруг спозаранку толкает кто-то в бок
и тахикардия морзянкой бьёт в висок
катаешь прохладу во рту застыв в глотке

и чувствуешь сладость слова на языке