14 Нянечке

Беатриче Петровна! Настали куцые дни.
Я пишу Вам из клиники в обглоданных липовых сумерках.
Вы, качаясь на жердочке грубо сколоченного помоста, —
вылитая фламинго в шарфике —
переходите лужу с судками больничного полдника —
завиваясь (мой следующий на очереди корпус) следами
печатного и грязного оттиска,
спеша вдоль стен расписных
иссиня-чёрными в алом узорами —
хрониками промышленной революции —
хореографируя мне
о падении Линчем внутренней империи
и ещё немного о том, что Цой жив.

Как же мы разминулись
В этой декабрьской полу-Флоренции?
Mia cara! My dear! О, mon ami, 
Вы же вся платоническая.
И не надо о кроликах!
Дуче, где мой адьютант?
Может, дело не в лирике, а в угловатости лиц
Только выйдешь из круга капельниц,
как подступают улицы,
телеграфируя сколько добыли марганца и угля в
коронографической области проитальянской Караганды.
Рвётся кружево ряженки.
Вы мне немножко факир и чуть-чуть
"Рядовой, ваша очередь".
Потому что Вы нянечка.
А я здесь хотел бы работать.
Но меня вызывает настойчиво
внутренний Данте(с)...

Извините, мне надо идти.