Весенний франт

12 апреля я шёл краем болота, но  остановился, чтобы понять, кто это так правдиво   пародирует  в кустах  курского  соловья. Знаю, что  настоящие соловьи в наши места прилетят только в конце мая.

Поднял к глазам бинокль. На сухой веточке сидела   незнакомая мне птица. Потом уж с помощью определителя узнал, что передо мной  была мужская особь варакуши.  Он  родственник соловья.

Ещё не растаял снег, а  он уже докладывал, что у него  наступил брачный сезон. Боже мой, какой франт!  Каким красивым синим воротничком  украсила его природа!  Неподалёку от певца, в гуще кустов  уже  виднелось    сплетенное  гнездо,  главное дело сделано, квартирка готова, пора позвать  на новоселье к себе и  подругу.

Пишут, что эта птица чаще строит гнездо на земле, и  широко, но неравномерно распространенная в нашей стране. Встречается даже в кустарниковой тундре, голос крик   «чак-чак», но умеет  подражать другим птицам. Видно, что где то на юге  он жил по соседству с настоящими соловьями,  и теперь напомнил мне  о них.

Однажды под Тамбовом  я  слушал настоящего курского соловья,  поёт тот бесподобно, да так, что мороз по коже идёт. Вот отрывок из моей миниатюры «Соловьиные ночи». «Каждая частица уплотненного ночной влагой летнего воздуха   звучала таким  томным свистом и щёлканьем, что мне  на секунду  стало трудно дышать.

От напряжения и страсти, с которым пел ночной певец, я почувствовал прикосновения озноба   к своему телу, вискам, сердцу.  Кому он там так неистово пел, щелкая,  цокая  и рассыпая дроби?  Был ли это  гимн самому себе, силе своего особого голоса, или  это был его  очередной  романс  для своей серенькой молчаливой подруги?

А может он рассказывал темнеющей за угором ольховой роще, однажды ставшей  его колыбелью, о пагодах, тропических пальмах и полуденных морях, что успел увидеть во время своей долгой зимовки на юге? Не знаю, но, потрясенному, мне показалось, что весь  обморочно затихший  лес гремит и мучается от этих его песен.»