Чтобы

вокруг раздаются выстрелы,
жизнь как револьверная стрельба.
бывает, что эта жизнь приглушена
и я коротаю дни на советском диване
Модерн.
пока на замёрзших ветвях деревьев
сидят неподвижно вороны,
они тоже на момент приостановили
жизнь.
по ледяным дорогам скользят
люди, соприкасаются машины.
что-то да и происходит.

чтобы излечиться, мне не
нужно стоять в очереди
к врачу вместе с этими
умирающими людьми.
достаточно убавить
свет, задёрнуть занавески,
присесть за стол,
открыть заметки или блокнот,
написать.
в конечном итоге,
когда что-то написано,
вы видите меня абсолютно
голым с
распоротым брюхом,
лежащим посреди поля.
без тайн, без секретов,
без памяти, без зрения,
без чувств.
но скелет всё ещё
остается быть похожим
на человека.

не исключаю случая,
когда и эти стены становятся
невыносимыми,
балкон сквозит, отклеиваются
обои, ломается диван.
чтобы выпить чай или кофе,
иду в центр города.
в доме всё это есть,
но стены становятся невыносимыми.
повторюсь.
за баром меня встречают,
тянут ко мне руки,
кто-то даже мизинец.
жест как в детстве.
главное,
потом правильно построить
маршрут обратно.
не свернуть в направлении
твоего дома.
при первой встрече я
его очень хорошо старался
запомнить,
но, как оказалось, зря.
ведь в конечном итоге
я остался без Бога,
а Бог без человека.
повторюсь.
стены становятся невыносимыми,
но я возвращаюсь к своему
врачу, в эту палату
и принимаюсь что-то
рассказывать белому
клочку бумаги.