На вонючей от блевотины скатерти

На  вонючей от блевотины скатерти,
Как будто тебя кто то обидел,
Ты посылал к такой то матери,
Всех правителей которых ты видел.

В жизнь вступивший в начале века,
Ты как был, так и остался нищим,
То ли человек, то ли полчеловека,
А частью как матерый волчище.

С губ стирая остатки еды,
Ты  - безотказный,
Когда говорили надо,
Ты шел в рудники и в карельские льды,
Считая это за правду.

Только теперь от себя все взяв,
Оставив кусок дрянной жизни,
Ты беззубым ртом,
Все далеко послав,
Остался изгоем в отчизне.
 
И к утру засыпая на зловонном матрасе,
В 10 метрах которые ты заслужил,
Продав здоровье,
Ты почему хотел в одночасье,
Крови, великой крови.

А погибать так со всеми вместе,
Пускай им жизнь хоть и  мила,
Живущие по чести, вас жизнь любила?
Нас миловала она с пеленок,
Нас приобщали к власти,
Тот первый в 17 подонок,
Нас приобщил всех к счастью.

Счастье бралось за лозунг,
Все частное – общее наше.
Ты понял все но поздно,
В 30 у тюремной параши.
В 40 в штрафбате,
В 50 на лесоповале,
Мы получили все, что хотели,
Что получили жизнью назвали,
Жаль только ею пожить мы успели.
 
И сплевывая в чашку капли сопливой крови,
И считая оставшиеся дни,
Ты так и не понял зачем это счастье,
Счастье по навязанной любви?