Богини плодородия
он друзьям и говорит:
- Хиппи были? Я их отпрыск.
Офис, пламенем гори!
С института не до rocka,
им не выпустится пар.
Директриса — недотрога
не пошла со мною в бар.
Да и у тебя, дружище,
туго с женщиной твоей?
- На развод. Размен поищем...
- Как и у меня.
- Ой-вей.
- Значит, что, таких нас трое?!
- К чёрту всё пошло, друзья!
Вскрыться ли в таком настрое?!
- Что, дурак?! Нельзя.
- Нельзя.
- Город — зло!
- Мы в нём в плену ли?!
- На природе бы побыть.
...И нечаянно свернули
с туристической тропы
По грибы или рыбалка?
Путешествие пешком!
Вместо трости в руку палку,
Вдаль с заплечным вещмешком.
Заблудились? Плакать, выть ли?!
- В глушь поглубже! — просто жуть.
Но никто не знал что выйдет
всё, как ниже опишу.
***
Одуванчиковым полем
ходит песня о любви,
кто бесплодием не болен
ненасытными обвит.
Что им хочется? Любви ли?
Шепчут, что продолжить род.
- Это хиппи — дети лилий?
(дети северных широт).
Молодуха кошкой льнётся.
Празднуй, если не кастрат.
В пляс над символами солнца
рвутся девы у костра.
Разбредаются по парам
под покров ветвистых стен,
чтоб дурманящим отваром
напоить своих гостей.
Чуть не схватится за сердце,
кто с дороги был помят.
- Ничего себе туземцы?
- Что за секта?! — не понять.
- Фильмы на "Моей планете"
показали бы про них,
я бы тропочку наметил.
- Зубы в грязь не урони.
- Вот малинник! — удивился.
Нож остался в рюкзаке.
Тут и там одни девицы.
- Где мужья их?
- Знал. Ты — гей.
Брось. В кой-веки развлечёмся.
Чур та стройная моя! —
и взлохмативший причёску
шёл, как мышь идёт на яд.
Светловласые из грота
льнули к путникам, в чём их
сотворила мать-природа.
Страсть прилипчивей чумы.
Как же просто взять на слабость
Евы проклятых внучат:
груди тоже можно лапать.
Будет новый мир зачат.
И ложится в зубы вереск,
пахнет мёдом женских тел,
(хоть я и другой по вере —
тоже с ними быть хотел).
Шаг от ласки и до порки
на циновке в шалаше,
как от нежностей до оргий
в диком поиске блаженств.
Путник, не спеши одеться.
Чарованьем усыпят.
Ход времён зовёт младенцев
для продления себя.
Светлоокие богини
солнцу молятся о том,
чтоб никто их не покинул,
но спустился в Аваддон.
Пылко рысями рычали
толпы скороспелых дев,
что им отдались вначале,
позже ими овладев.
Нравы странные в деревне.
Сколько срама и в глуши?
Говорят: "обычай древний",
говорят: "не откажи".
Стоны: "делай только дочку!
вскоре станешь мертвецом!" —
расплетаются веночки
над веснушчатым лицом
и сжимает крепко шею,
будто вепря оседлав.
Пыл казался ворожеем
выжигающим дотла.
"Мало ли в пылу чего ей
нашептать велела страсть?" —
но собранье вечевое
отрезвляет глупых враз.
Оклемались с бодуна ли?
Глядь, верёвка на троих.
Связан каждый. М узнали,
что готовят в жертву их.
И давай своих красоток
уговаривать, а те
пили мёд в медовых сотах,
говоря о красоте.
- Обезумели, не меньше.
- Как ты можешь? Развяжи!!!
Вторит хор влюблённых женщин:
- Жеребец мой, жизнь за жизнь.
Напоследок обесчестить
удалось и не одну,
но затейник путешествий
с губ сгрызал свою вину.
Лопнул глаз. Хрустят суставы.
Жаль, что первым не ослеп.
Вот один друг перестал выть
и второй ему вослед.
"Зря поехал в эту глушь ты,
и позвал друзей с собой" —
погибающие души
мстили ближнему за боль,
укоряя и тревожа
(он рассудок потерял?)
"Я не пожил! Я не пожил!" —
умолял и всё зазря.
- Солнце алым на рассвете
озарялось — просит кровь,
чтоб здоровы были дети
и не знать мою свекровь.
Милый, как тебя люблю я! —
поцелуй упал на труп.
- Солнцу — слава, аллилуйя.
Охрой тело оботру
и тепло нас не покинет.
Смирно голову клади.
Сотворяют жизнь богини,
женским счастьем заплатив.
Не печалься, я любила!
Воспитаю нашу дочь, —
та, что и его убила
повторила всё точь-в-точь.
Пламень солнца лижет жерди,
плоть нанизана на шест,
где порой приносят в жертву
человеческих существ.
4 декабря 2020 01:45
Свидетельство о публикации №120120309792