Сфинкс

Боль головная в вагонной тщете огоньком папиросным мозги прожигает,
Девочка в маминых туфлях ногами немного кривыми ступеньки перрона считает,
Я привыкаю не думать о медленном белом круженьи снов полнозвучных
Восставших из пепла, не имущих тела, наполненных ядом созвучий.

Мысль отлетает – итог трепанации нимба из воющих воем нейронов,
с хрустом пустотным единое делит пространство на части.
Я привыкаю делить календарные числа на масти
и забывать навсегда номера телефонов.

И забывать на снегу телефонную книжку,
там, где лепился снежок и смеялся мальчишка,
Пряча замерзшую руку в кармане пальтишка,
и забывал на снегу у протаявшей кромочки ломкой
мокрую варежку. Мама, неловко, украдкой,
стыдливость мальчишке прощая, целует висок. Забываю!
 
Юношу, бледного, нервного, маниакально ищущего исток,
Бывшего мужа, бывшего друга, мозг воспаленный лечившего книжной наукой,
с легким сарказмом (читаю – садизмом) бывшего
будущим гением признанным единодушно,
все, что угодно умевшего впрыскивать в вены города,
Сфинкса, с висками последыша древнего рода, что в обиходе не нужно,
Мысль, что без спросу  летает. Все – забываю!

Впадаю в абстракцию сразу за перепачканной мелом заставой естества
вечного города – вечно гудящей, зудящей и дышащей смачно пустыни,
где произрастают подснежные глюки и вкупе явленья иные,
на зуб, на понт и об стол проверяя немногие хрупкие, теплые чувства.

Город оставлен на откуп гостям мо-ментальным, неоном расцвечен.
Нам – пребывать, отбывать. Все мы были и будем как будды.
В этих краях электрички не ходят отсюда-досюда покуда
сюр обоюден, прилюден, не стыден, привычен и скучен.

В этом пространстве повальная анестезия
перемежается свальным грехом состраданья,
и приговора страшнее случаются оправданья
в этом метельном,  волшебном горшке,
где варит и царствует - правит балы амнезия.

Мальчик-то был? Род занятий становится средним,
я устремляюсь за ищущим ощупью рельсы вагоном последним.
Варежка в тамбуре летнем, заплеванном, душном.
Был или не был? Пустот прямодушных не терпит природа.

Воздух свистит в продырявленной сожженной спичкой аорте,
воздухом нищей гармонии в самом  тщедушном аккорде.
Снегом на венах – нетленны, забытые сны оживают.
Девочка в маминых туфлях ногами немного кривыми ступени считает, – читает.