Моя подборка к дню матери

МОЯ ПОДБОРКА К ДНЮ МАТЕРИ.
-
Диво-девочка длинноногая,
ты и радость моя, и тревога моя.
Затуманен взгляд твой русалочий.
Отличи от ворон стаю галочью.
Я сама сужу то по голосу,
то по чёрному оперения.
А предел-черту, - черту полосу, -
упредить смогу. Будь уверена...
-
По насту хрустящему в ясном бору
шагаем. В проталинах листья брусники
сияют нефритом. На самом юру,
где солнце и ветер... - Смотри, Вероника!
Ищи! Где-то дятел!... и прячет слезу, -
от ветра, наверно… наверно, от ветра...
Последних нарядов блестят на весу
последние перлы. В семи километрах
всего лишь от дома. Обувкам каюк! -
пинаем дернину в оранжевых иглах.
Упавшую шишку зачем-то жую,
а ноги сырые по самые икры.
Невидимый дятел нас просит смотреть
и слушать он просит нас. Браво же! Браво!
Мешок наш наполнен на целую треть,
а мох в нём хо-лод-ный...
- Куда нам?
- Направо…
Смеёмся, добычу к дороге влечём.
Наш транспорт забрызган колёсами встречных.
У мамы такое девчачье плечо!
Вот так бы и шла рядом с мамою вечно.
-
Спят устало дома,
притулив к боку бок.
Книжных полок тома
спят и сон их глубок.
Я сегодня не мать,
не сестра и не дочь;
не жена, что отнять
может тёмная ночь.
Я - всё вместе - одно,
неразрывно оно.
Дожила до седин -
свИта в узел один.
И молю, как в огне:
"Боже, нЕ дай войне!
Боже, нЕ дай войне..."
-
...не сложился вечер в кабаке, -
дальнобойщик, мент, вино разлито...
Плащик, зонтик, сумочка в руке,
да набоек звон из победита.
До общаги пешими весь путь
отмахали (спит одна... в одежде...
доченька моя!  К нему свернуть!)
- Спорим, - он пойдёт за мной. Отец же!
Смелость вмиг откуда-то взялась, -
Ирка по ступенькам вверх стрелою!
(Там жены почётнейшая власть)
- Стой-ка! Эх, конечно, не откроют ...
Дождь промозглый, ( Будь на Небеси!
... сносит крышу - между нами бездна!)
Дрожь, ни зги... - О чём-нибудь спросил?
Следом слышу - звуки из  подъезда.
Выскочил (глазищи!) и за мной!
Так вот оказались мы у речки.
- Я ведь проклялА тебя зимой!
Он же к фонарю меня за плечи
тянет, льнёт. - Да дай в твоё лицо...
Дождь с волос, и чую - не трезвею.
- Отпусти! Связалась с подлецом!
Ты ж забыл меня, - чего глазеешь?!
И поехала... пока темно, - всё в лоб,-
Низвела до труса и до тряпки.
-Ты прости. Тогда я... Я не смог.
...Так спешил сейчас...промокли тапки...
-
"...тебе нужны не небеса ли?
Доступней, слаще я, - вкуси ка!"
... У продавца на том базаре
земная славная брусника.
От королев кораллов бусы, -
он ей жонглировал, звенящей.
Движением игриво-вкусным
ссыпал обратно в алый ящик.
-Давай, куплю твоей брусники!
Смахну в неё грустинки Ники,
смешаю с сахарною пудрой.
Под чай, да под пирог брусничный
в смешинку, с аханьем, под утро
о самом-самом неприличном
разговоримся очень мудро...
-
Ой, - дитя по травушке 
босиком!
Вон летят журавушки
косяком,
над ракитой-ивою,
к озерцу.
Расскажу крикливому
сорванцу
про высокий лепет их
в синеве:
“В свете нету трепетней
сыновей…
…Супротив их, родненький,
мы слабы…
Мы с тобой колодники,
мы – рабы
у земли-земелюшки, -
без крыла…
...Ну, пойдём, Арсенюшка,..
нам пора…”
-
... а могла бы жить в стольной Вологде, -
из окна на окна глядеть век свой -
день за днём в покое, не в голоде, -
брал же муж к себе на постой.
Ведь не хуже всех, - замуж хожено.
И ни раз, ни два, - целых три.
Торговала бы я мороженым,
принимала бы я Цетрин
от реакции аллергической
на беспечную благодать.
... Выживаю вот героически
в доме с печками, я же мать!
-

Постельное бельё, халат, бумаги.
Ах, да, - и тапочки… уложено в пакет.
Где  корвалол?.. Ах,  да, - не надо влаги.
Всё собрано... отваги только нет…
Итак, - аборт. К шести утра в больницу.
Узнать бы (будущее - чёрное пятно)
"чем кончу дней несчастных вереницу?",
и к старцу, в лес. А ночь почти, темно.
"Не открывай, - жена в сенях ворчала,
- покоя нет… шатаются… Володь…"
- Сперва, давай, молись... всё для начала
поймёт тебя и сжалится Господь...
А я ему: " Что делать?... не готова,
хоть пять годков ребёночка звала...
… двенадцать дочери, да - безотцова…
… нет денег… закусивши удила…"
- В грехе погрязла: ненависть к мужчинам –
отца, того, и братьев не простишь.
Душа твоя от злости – мертвечина.
Нет выхода, голубка, .. дело – шиш.
Родишь ты, иль решишься  на убийство –
и так и так придётся умереть.
В случАе первом хоть не так уж быстро…
 Спасай душонку… чай, крещёна ведь…”
- Неправда! Я хорошая, не злая…
Со мной, похоже, случай  без дилемм.
... Как в яму провалилась, засыпая…
вот так контакт отходит между клемм.
И мне легко, бездумно, бесшабашно.
В прозрачном киселе резвлюсь щенком.
Ни верха нет, ни низа, и не страшно.
Ворота странные и вензель с буквой “О”
Вдруг слёзы, слёзы, слёзы, слёзы, слёзы…
И “Отче наш…” всю вспомнила и крест, -
(наедине с собою не до позы), -
как будто бы я век из этих мест.
Тепло и нега растворились в теле.
Ликую от объятий, - так никто
не согревал… Сознанье  тлеет еле…
и нет понятий прежних. Но зато
то ликованье не сравню ни с чем я.
Что страсть и сытость на горе из шуб!?
- ТЕБЕ  ПОРА.  ИЗВЕДАЕШЬ  МУЧЕНЬЯ..
ВСЁ  ВПЕРЕДИ  ЕЩЁ… ПОРА...
                ...и я дышу…
Дочь надо мной в слезах. И давит, давит
на грудь, на сердце. Рвота мне в лицо…
- Ах, девочка моя… куда... куда мне?
Здесь не хочу… там хорошо… с Отцом…
И снова я, как в киселе брусничном...
тепло от горла ручеёчком … Вдруг
раскрылась грудь, - рывок!... Как непривычно…
большие крылья, - крылья вместо рук!
… Ах, для чего сюда я, (как пустынно…)-
ужели только ради этих крыл?
Навстречу ангел ( как же его имя?!)...
с букетом лилий… значит, - Гавриил…
- Я  ПОКАЖУ  ТОГО,  О  КОМ  МОЛИЛА
 ТАК  МНОГО  ЛЕТ  У  БОГА,  -  И...  УБИТЬ!?
У ног моих (с восторгом проследила,
а к сердцу тут же протянулась нить)
плескалось… вижу: голова в кудряшках,
два белых крылышка и карие глаза.
И снизу с любопытством та мордашка…
поверьте, я не знаю - как назвать…
На голос-крик: ”Да что же это, мама!
Ты умерла? Прошу, - очнись, очнись!” -
и давит, давит, давит грудь упрямо…
- Да, Ника, да…               
                и победила Жизнь.
.........................................
У меня реально есть дочь. Её имя в миру - Ника (крещена Верой)
Есть сын. Его имя в миру - Арсений (крещён Гавриилом, так как и родился в день Архангела Гавриила - 8 апреля 1999 г)

-
Мама рядом и мне хорошо. Хорошо
сидеть и болтать ногами.
Шуршит берёза, газета... И в том небольшом
есть я, - такая близкая к маме!
На улице лето. Все двери настежь.
Их красили (помнишь?) медовой охрой...
Чего только нет там! Вглядишься, - счастье,
царапано ногтем на медленно сохлом.
...Настежь распахнуты в мамины ландыши
жёлтого домика глазоньки синие...
Том "Бесприданницы", в слезах Карандышев, -
его никто не помнит по имени...
Чёрные, белые дни, вы же - клавиши! -
милые, дрогнуть готовы от ветра...
Все двери настежь на дорогу до кладбища
с могилою от дороги в двух метрах...

-
Знаете, почему прежде родители пуще любили своих детей,
а детки крепче любили своих родителей?
Да не было слаще меж ними дневных затей,
чем вшей друг у дружки ловить и чувствовать себя освободителем.
Вот встанет чадо на коленочки перед матушкою своей,
а она и рада гладить шевелить его по дорогим волосикам.
Песню затянет, будто что заговаривает самых кусачих змей.
Дремлет-внемлет её дитё, в тепло родное уткнувшись носиком.
Вот она откуда взялась и пошла кровная-то людская любовь, -
это вам не дурное братание на тюремных ножичках!
СкАжете – на такое прежде вынужден был любой...
Да ни хрена! Нужда была Свыше: бренным валиться в ноженьки.