Звезда Александра Наумова. 2010

Разбор поэтических взлётов

На небосклоне нашей поэзии давно горит звезда Александра Наумова. Эта звезда не слепит, иначе ничего рассмотреть и впитать в свою душу было бы невозможно.
На Наумовской поэтической звезде рельефна местность, здесь есть высокие горы чувств, бушуют моря любви, раскинулись просторы желаний. Но нет дремучих лесов, где бы путник мог заблудиться и не найти дорогу к свету.
Кто знает Александра Наумова как барда и эстрадного певца – а кто его не знает? -  тот естественно будет пить из одного ковша, где поэзия слилась с музыкой и стала песней.
Но речь сегодня несколько о другом: о поэтическом имени с золотым тиснением на коленкоре собрания сочинений из двух томов.  Это сочный плод многолетнего труда, творческих исканий, усиленной работы души и разума.
Если попытаться определить поэтическое кредо Александра Наумова, то это будет умение вести откровенную беседу с матерью, женой, детьми, родным городом, Россией, всем миром. Во время таких бесед у лирического героя возникает много вопросов, и не всегда находятся ответы. А они порой и не нужны, если брошены в пустую душу или не пронзили сознания собеседника.
Пожалуй, главную просеку в дебрях человеческих чувств, изображаемых поэтом Александром Наумовым, следует назвать просекой любви. Она тут всякая: взаимная, односторонняя, пылкая, затухающая, «ненормальная», как выразился сам автор, «шуточная и непорядочная». И это хорошо, что людям дано такое разнообразие ощущений.
Мы часто слышим  до серости бытовую фразу «поговорить за жизнь». За неё, прекрасную и треклятую,  говорит Александр Наумов по-философски глубоко и по-художнически ярко:
Устал забираться по жизненной круче:
Не помню начала, не знаю конца.
Поэт даже может дать наставление неопытным без указующего перста и противного назидания:
В рассветном зареве – заря:
Не думай зря, не делай зря.
Удивительно поэтичен, а заодно и юмористичен взгляд  художника на явление весны: «Идёт весна, армяне с юга прилетают».
Воспоминаний о молодости у Александра Наумова много, если не уйма, и каждое из них на особинку, с изюминкой, которую мы замечаем в выпеченной поэтической вещи:
А надо мной, куда – не знаю,
В какие страны и края
Плыла любимая, родная,
Шальная молодость моя!
Можно смело назвать поэзию Александра Наумова  оптимистической: даже если валится его лирический герой от непосильной жизненной ноши, он говорит ему: «Стоять!» И это приказ, который выполняют беспрекословно.  Вот, например, поучитесь различать предметы: «И перепутать нельзя, ребята: //Вот наши лица, а вот лопата». А вот очень даже понятное желание выбраться из жизненного грязнилища: «Полечу в облака //Высоко-высоко, //Так, чтоб грязью никто не докинул!»  А вот прелестное изображение  размытой нормы того, чем хочет насытиться душа:
Старая песня заходится в крике,
Связанной птицей бьётся мечта.
Дама пиковая, козыри – пики.
Много всего – и нет ни черта!
Если бы мы сказали: «Московское время  столько-то часов», никого бы это не удивило. Но если о времени говорит поэт, душа ощущает его ход: «Это так довольно звонко //Время пущено моё!»
Чёрствому человеку скажут, что у него каменное сердце. А что можно сказать про камень? Что он серый, гладкий и большой? Оказывается можно сказать ух как хорошо: «Это правда, что горы ночные ведут разговоры //И у каждой под каменным панцирем сердце стучит?».
То, что Александр Наумов назвал себя «самопишущепоющим человеком», конечно, интересно. Тут он похож на кентавра: одну часть не отодрать от другой, но всё-таки  - хоть и «наши песни слышно на Луне» - поговорим о верхней части, где рабочие мозги и душевная сердцевина.
Есть очень хорошие слова о том, что ключ следует искать не там, где светло, а там, где он потерян.  На эту тему неплох катрен у нашего автора:
И в потоке искр,
И в кольце тревог
Не ищите смысл
Там, где нет его.
Помните, ленинское: «Кино – важнейшее из искусств». А театр, а живопись – менее, что ли, важнее? Александр Наумов на этот счёт предлагает лозунг более художественный и действительно близкий к творчеству: «Где искусство, там всегда искус», потому что, по его словам: «Природа знает, //Кого отметить: //И перекрасить, //И обесцветить».
О творчестве автор рассуждает часто и в кон. Для кого-то ночь – время постельной сцены, а для поэта это таинство, священнодействие:
Ночью тёмной рождаются звёзды,
Ночью тёмной рождают стихи…»
А следом идёт уж совсем необычное, как будто сам тому свидетель: «Звезда, лениво с высоты //Сверкнув, упала в полуметре».
Причастность ко всему, соучастие во всём, что есть хорошее и прекрасное на свете, - этого у Александра Наумова не отнять, оно срослось с его душой, как сиамские близнецы. Отсюда и идёт широкий взгляд на окружающую жизнь: «И я раскрашивал зарю, //И я командовал парадом», хотя, конечно же, автор скромно оценивает влияние своей личности на ход планет: "Да, с меня не напишешь иконы: //Слишком тёмен для светлого лик».
Мы бы сделали великое упущение, если бы не обратились к чистому юмору в собрании сочинений нашего поэта.
Вот он как может:
Любовь моя, мучитель мой!
Прошу и просто предлагаю:
Бери «Шанель», идём со мной…
Вроде как с французскими духами и любовь  попривлекательней, не то что с нашим «Тройным одеколоном», а то и ядовитым самогоном.
Пропасть ассоциаций возникает при чтении всего двух наумовских строк: «Любовь сгорает, не оставив дыма, //Не в нашем положении дымить».  Мне смешно, потому что  пепел всё равно останется. Дымящие люди – образы из юмористических: как это они умудряются, через какие такие, кроме ушей, отверстия?
В одном произведении лирического героя  «загипсовали  с гранатой вместе». Вроде могло так быть – могло, хирурги ведь и скальпели с ножницами в животах оставляют, а тут всего лишь снаружи. Но это ведь граната, которую, кстати, не обезьяны разбирают, держа в запасе ещё одну. В данном случае нам смешны бинтующие, не отличающиеся своей внимательностью и ответственностью перед пострадавшим.
У Александра Наумова и о деньгах незаёмное представление: «Ты мене сейчас заплатишь столько, //Сколько на базаре стоит конь».
На мой взгляд, лучшим произведением Александра Наумова является «Памятник кровати». Это высочайший уровень художественного слова, это творение, после завершения которого автор вправе по-пушкински воскликнуть: «Ай да Наумов, ай да сукин сын!»  Анализировать такую вещь я бы не рискнул: её надо есть жадными глазами, прижимать к сердцу, согревать ею замёрзшую душу.
В своё время любовь неординарно описал Владимир Маяковский, сказав, что она похожа на колку дров в глубине двора. Думаю, что в образном определении  любви Александр  Наумов не отстал от классика.  По определению нашего поэта, любить – «чтобы вместе капусту солить». И попробуй тут возрази: именно речь про капусту, обыкновенную, огородную, а не денежную, но каково же замечательное наблюдение!
Вы когда-нибудь считали, сколько раз целовались? Что, для вас это чертовщина, далёкая от математики? А для Александра Наумова цифра весьма конкретная и чёртова дюжина не страшна – «тринадцать тысяч поцелуев».
Впрочем, целуйся не целуйся, нелюбимого человека не очень-то захочется целовать, разве что за деньги.  Вот мы и подошли к неразделённой любви:
В глазах твоих слеза,
И глаза солёные,
Я пою про синие глаза,
А люблю зелёные.
У Александра Наумова в стихах есть гордость, но нет гордыни, смелость соседствует со скромностью. Он не выпячивает своё поэтическоё «Я». Подтверждение тому  искромётная фраза: «Наш час настал, хотя ещё не пробил».
Не знаю, испытывает ли Александр Наумов  приход своего звёздного часа в аккурат к 55-летнему юбилею. Скорее всего, нет, так как живёт и творит без остановок и лавровых венков. Но звезда его поэзии горит, и у неё ещё много  жаркой энергии, и на её поверхности постоянно колышутся протуберанцы.

Евгений ЗАПЯТКИН