Чёрное Солнце. 1 сентября 1939

1 сентября 1939.

Я думал куда потратить последние три страницы своего дневника. Ждал подходящего повода. Сначала я хранил последние страницы до момента, когда наши чувства с Ханной вдруг обломятся. Тогда-то я смогу написать, что вновь был не прав, что любовь это простое заблуждение. Но чем чаще я целовал её, тем более убеждался в том, что заблуждений здесь нет.

Долгие дни я провёл в исследовании себя самого. Я задавал себе вопрос: быть может моя любовь к ней, это желание обладать любовью? И если вдруг ворвётся в мою жизнь кто-то новый, быть может более искренний, быть может более красивый, а быть может ещё более близкий мне, то тогда моё влечение к Ханне померкнет на фоне новых эмоций.

Меня окружают красивые женщины, одни вызывают симпатию, другие влечение. Другие отличаются харизмой, так и представляешь, что они каждый день завтракают разбитыми мужскими сердцами. Третьи просто приятны мне, их компания комфортна и я чувствую себя очень легко рядом с ними. Но ни одна из них, ни по одному из параметров, не сравнится с Ханной. И я перестал ждать подвоха, а всецело доверился своим чувствам к ней. Они не могут лгать, ведь я провёл их через самую жестокую камеру пыток – камеру своих сомнений, трезвой логики и отрицания происходящего.

Для моего дневника всё изменилось сегодня. Сегодня началась большая война. Это ли не то самое событие, которого я ждал, чтобы закончить тетрадь.

Сейчас поздний вечер. Я сижу за письменным столом, пишу эти строки и любуюсь окончанием заката. Ханна ушла, чтобы проститься со своей сестрой и собрать вещи. Когда утренние газеты встретили нас печальными заголовками, мы решили уехать из Европы в Америку, где начнём новую жизнь, подальше от всех этих полоумных диктаторов и кровопролития.




Чёрное Солнце.

Запускаю радиолу.
Курю всё чаще, но не чувствую одышки.
В преддверии войны все сходят по футболу
С ума, следя за дислокацией мяча
Как перекормленные сахаром мартышки.

И мне как будто тоже интересно,
Но будто бы проходит стороной,
И если говорить от сердца, честно:
Политика излишне неуместна,
Там где порядок превращают в строй.

*

Здесь каждый сонный дуб как одеялом кроет смог.
Здесь под конвоем босиком идут тела,
Здесь в каждом теле — труп, а каждом трупе — Бог,
Здесь побеждает фатум, беспринципность зла.

*

И снова мгла. Стрелявшие в наших отцов,
Диктуют как будем жить завтра,
Орлы пожирают беспомощных львов,
На портьере заживший расходится шов.
Звонок в окончание антракта.

И театр вновь начнётся не с звонка,
Три виселицы в ряд, одутловатость шеи,
Безумные глаза, застывшая на корне языка
Молитва, что вновь слабее необузданной идеи.

*

Здесь крылья чёрные окинули тенями
Усталый, безнадёжный материк,
Всю полноводность рек,
Всю пустоту полей, чугунными клешнями
Распарывает суперчеловек.

*

Всех делают похожими на хлеб:
Под чёрствой коркой, хрупкий рыхлый мякиш,
Глухой барак, холодный будто склеп,
На шее нет оков, но ощущаю цепь,
В желудке клешнями цепляют крошки раки.

И ты боишься больше не собак и офицеров,
И не пугает запах грязного белья.
Боишься, что в таких же интерьерах,
Лежит по полкам вся твоя семья.

*

Здесь чёрное Солнце в зените
Багровый смакует рассвет.
Здесь - подпишите,
Винтовку - возьмите,
Умирать - не спешите,
А если решите, с собой заберите
Хотя бы десяток.
Нет-нет, не спешите,
Отправитесь ввысь, предъявите,
Замызганный кровью своей партбилет.

И ни шагу назад! Позади ни Москва,
Ни вождь, а свои пулемёты,
От пули своих упадёт голова,
Ни в ад или рай, а цифрой в отчёты.

*

По новой весне посеют в окопах погибель,
Каждым дождём их мечты размываются в грунт,
Пройдут дни и года, но новый плешивый властитель
Почему-то решит, что этого мира спаситель
И он вправе решать кого по весне заберут.