Болеслав Лесьмян. Безлюдная баллада

Безлюдная баллада

Взору смертных недоступна, заповедная поляна
в изумрудном распокое расцветала вольно-пьяно;
ручеёк в траве искрился– неустанный к сменам новым;
луг гвоздики окропляли, зелень-радугу вишнёвя.
Рос испившая цикада ослюнявилась-повисла,
одуванчик млечной каплей ножки раненой росился;
луг кипел парами солнцу– живо, сладостно и пышно,
а никто не видел цвету и дыхания не слышал.

Июнями жаркие где мои груди,
губы где сочные– нет и не будет?!
Цветы руками, как было, обеими
рвать, да где они, где они?!

Взбоговела дико-странно белена в чужом обличье:
губ и глаз своих взыскала слёзно мгла-могла девичья–
слышно было, зажелалось ей создаться-воплотиться,
да грудями забелеться, да косой зазолотиться,
слышно было, заярилось её запертое лоно...
но устала дева, сникла, не явилась на зелёном!
Место, где туман растаял, ещё длилось и шумело– 
для души пустое место, место пахшее для тела.

Июнями жаркие где мои груди,
губы где сочные– нет и не будет?!
Цветы руками, как было, обеими
рвать, да где они, где они?!

Тотчас на пустое место всё слетелось и сбежалось,
всё принюхалось: ни тела, ни души– какая жалость;
слепень гулом спел по деве небытья навек отраду,
скрипом хрущ отпел её же, исполать смычком– цикада,
сплёл мизгирь в ничто да вершу– девы тень её бы тенью,
а цветы свились в веночки, ах, в прощальные сплетенья!
На припёке заповедном, духовитом, изумрудном
все сбежались и слетелись, кроме той, что всё не будет!

Июнями жаркие где мои груди,
губы где сочные– нет и не будет?!
Цветы руками, как было, обеими
рвать, да где они, где они?!

перевод с польского Терджимана Кырымлы


Ballada bezludna

Niedostepna ludzkim oczom, ze nikt po niej sie nie blaka,
W swym bezpieczu szmaragdowym rozkwitala w bezmiar laka,
Strumien skrzyl sie na zieleni nieustannie zmienna lata,
A gwozdziki spoza trawy wykrapialy sie wisniato.
Swierszcz, od rosy napecznialy, ciemnil pysk nadmiarem sliny,
I dmuchawiec kropla mlecza blyskal w zadrach swej leciny,
A dech laki wrzal od wrzawy, wrzal i zywcem w slonce dyszal,
I nie bylo tu nikogo, kto by widzial, kto by slyszal.

Gdziez me piersi, Czerwcami gorace?
Czemuz nie ma ust moich na lace?
Rwac mi kwiaty rekami obiema!
Czemuz rak mych tam na kwiatach nie ma?

Zabostwilo sie cudacznie pod blekotem na uboczu,
A to jakas mgla dziewczeca chciala dostac warg i oczu,
I czuc bylo, jak bolesnie chce sie stworzyc, chce sie wcielic,
Raz warkoczem sie zazlocic, raz piersiami sie zabielic
I czuc bylo, jak sie zmaga zdyszanego meka lona,
Az na wieki sil jej zbraklo– i spoczela niezjawiona!
Jeno miejsce, gdzie byc mogla, jeszcze trwalo i szumialo,
Prozne miejsce na te dusze, wonne miejsce na to cialo.

Gdziez me piersi, Czerwcami gorace?
Czemuz nie ma ust moich na lace?
Rwac mi kwiaty rekami obiema!
Czemuz rak mych tam na kwiatach nie ma?

Przywabione obcym szmerem, wszystkie ziola i owady
Wrzawnie zbiegly sie w to miejsce, niebywale weszac slady,
Pajak w nicosc siec nastawil, by pochwycic cien jej cienia,
Bak otrabil uroczystosc spelnionego nieistnienia,
Zuki graly jej potrupne, swierszcze– piesni powitalne,
Kwiaty wily sie we wience, ach, we wience pozegnalne!
Wszyscy byli w owym miejscu na slonecznym, na obrzedzie,
Procz tej jednej, co byc mogla, a nie byla i nie bedzie!

Gdziez me piersi, Czerwcami gorace?
Czemuz nie ma ust moich na lace?
Rwac mi kwiaty rekami obiema!
Czemuz rak mych tam na kwiatach nie ma?

Boleslaw Lesmian