но мне приснилось. и тогда

текстура как вихрь; хотелось бы как латунь —
промазано, выглажено и залито,
игральною костью, куда ни плюнь,
везде попадаешь, где есть корыто.

с пустого порожня вещим сном,
негромким окликом позвучать —
такой вот крепенький монотон
прибьет корабль на мой причал.

а там давно не обит порог,
и потому согнуться на нем легко,
но гость оставит сустав в залог,
и затрещит подорванное трико.

корабль звонок как вой сирен,
и в стенах не так уж заметно ломок
(на нем еще не было их замен —
одна из приятных головоломок).

животной силой волна муштрует,
пропитан ей несгоревший порох,
а он особую роль колдует,
служа коленям чужим опорой. и точно
ночью светясь — померкнет,
и смывшись в воды простой крупицей.
кому-то станется он проверкой,
во рту мерзотным узлом лакрицы.

но кто учует в нем плотный запах
густой и темный, уж очень сильный —
тот подберется на ватных лапах,
не устрашась пустоты обильной.

и полетели в причал клинки
обвитые ядом фатально терпким,
каким не бросаются и враги.
излюблен он другим даром редким.

серьезны впоследствии анамнезы,
но злоключенье от них иное:
все равно что экстазом святой терезы
покрыты пороги там,
где и будут

двое.