Рассказы о войне ветерана 521

                Д А Л Ё К И Е  К О С Т Р Ы

                Повесть

                Автор повести Олесь Гончар.

  Олесь Гончар(1918-1995), полное имя — Александр Терентьевич Гончар —
украинский советский писатель, публицист и общественный деятель.
Участник Великой Отечественной войны.
Один из крупнейших представителей украинской художественной прозы
второй половины XX века. Академик АН Украины (1978).
Герой Социалистического Труда (1978). Герой Украины (2005 — посмертно).
Лауреат Ленинской (1964), двух Сталинских премий второй степени
(1948, 1949) и Государственной премии СССР (1982).
 
Продолжение 20 повести
Продолжение 19 — http://stihi.ru/2020/11/25/6535

  Есть в нашем лесостепном районе такой отдалённый глухой угол, где берут начало леса, тянущиеся куда-то далеко в соседние районы, вдоль лесов течёт к Днепру известная в истории река, возле неё ютятся ещё кое-где чудом уцелевшие, не раз разрушавшиеся хутора, в одном из них, как вспомнилось Ирине, у Ольгиных родителей была дальняя, а может, и не очень дальняя родня...
— Догадка осенила меня — и вот вам результат,— горделиво рассказывала Ирина о своих розысках. — Именно там, в глуши, у родной тётки и нашла прибежище Ольга... Конечно, живёт она уединённо, пережитое даёт о себе знать...
— А своего искусителя хоть вспоминает? — осторожно спросила Парася Георгиевна.
— Нет для него больше места в Ольгином сердце! — пристукнула Ирина кулачком по столу Кочубея. — Матерью будет — вот о чём сейчас её мысли... Скорее забыть бы, говорит, этого проклятущего, этого вашего...
— Так и сказала «этого вашего»? — с недоверчивой улыбкой уточнила Парася Георгиевна.
 — Вы же Ольгу знаете. Если любовь, так любовь, а если только поиграть... О нет, Ольга себе цену знает.

  — Я всегда считала, что этот ловелас не стоит её мизинца,— промолвила Парася Георгиевна твёрдым, подчёркнуто повышенным голосом, хотя раньше вряд ли посмела бы столь осудительно отозваться о Кочубее. — На обман пошёл, ставку делал на её неопытность,— продолжала сурово. — Ну, а мы ведь доверчивы...
— А дальше как она жить будет? — нахмуренно интересуется Кирик.
— В лесничестве начнёт работать. Её и на водяную мельницу зовут... Разве там хуже, чем свинцом в типографии дышать? Кроме того, тётка, хотя и болеет, принялась обучать её шить на своей зингеровской... Ольга к этому оказалась такой же понятливой, как и у нас была, возле шрифтов...
— А сюда возвращаться разве не собирается? — будто со стороны слышу свой ломкий смущённый голос.

 — А зачем ей сюда? Разве для того только, чтобы дать пощечину так называемому товарищу Песне?.. К родителям она иногда будет наведываться, тётка разрешила ей пользоваться велосипедом, который от сына остался. Сын её сейчас где-то на границе служит... Одним словом, самое трудное Ольга наша выдержала. Ясно, перемучилась, даже похудела. — разве не похудеешь, если на твою долю выпадет столько испытаний...
— Ах. эти драмы,— вздохнула Парася Георгиевна, видимо, имея в виду что-то свое. — Я ведь говорила ей: остерегайся, Оленька, он только опозорит тебя, сорвет цветок да и бросит... Ничего слушать не хотела!
— А если Ольга и в самом деле любила? — горячо вокликнула Ирина. — От любви, как и от голода, таблеток в аптеке нет! — И уже к нам: — Такие-то дела, хлопцы. Верно в песне сказано: «Хто з любовью не зназться, той горя не знаэ»…

  Перекатился, миновал год, круглый, серый, будто наш мельничный круг.
Жизнь «Красной степи» текла без особых событий, если не считать, что за это время Кочубей успел схватить несколько выговоров за свои новые любовные похождения. Вскоре после исчезновения Ольги на совместном собрании редакции и типографии Ирина с горячей решительностью разоблачала его поведение, при всех назвала развратником, обманщиком, ведь он, сказывают, обещал Ольге, что разведётся со своей суженой и построит новую семью. Под шквалом обвинений Ольгиной подруги Кочубей держался довольно спокойно. Сидел за столом, натянув маску невозмутимости, и только изредка иронически улыбался. Даже когда и Житецкий принялся публично втолковывать ему понятие о рыцарстве, о мужском достоинстве, обвиняемый не изменил позы: на гомон собрания, на общее осуждение и дальше отвечал лишь своей мефистофельской улыбочкой.
Так шли дни и декады, одни рулоны бумаги были израсходованы, вместо них дед-сторож привозил со станции другие, чтобы они тоже стали страницами «Красной
степи».

  Вместо одного ВРИО к нам теперь наведывался другой, который, кажется, и своего кабинета боялся, поэтому, посидев часок-другой с Житецким, он покидал редакцию со словами:
— Вы уж тут того... без меня. Лучше я вам не буду мешать.
Выпускали номер за номером привычно, размеренно, пока в один из дней Иван-печатник, появившийся после обеденного перерыва, по-веселевшим голосом не оповестил нашу свечкарню:
— Сегодня, кажется, у нас будет «кино»!
Ясное дело, мы все к нему:
— Какое кино?
— Ольгу только что встретил, она у своих... Возможно, и к нам пожалует: принесу, говорит, и положу своего казака Кочубею на стол.
— Вот молодчина! — воскликнула Парася Георгиевна. — Так с ними и надо, с греховодниками.

  О том, что Ольга стала матерью, мы узнали ещё раньше, Ирина подавала информацию широко, а вот что молодая мать может и сама сюда явиться, это казалось маловероятным. Кочубей тоже воспринял это как шутку, он, видно, и в мыслях не допускал, что Ольга решится на нечто подобное. Житецкий, правда, верил в такой вариант и был даже обрадован перспективой увидеть Ольгиного малыша на редакционном столе, пусть бы даже и на столе у товарища ВРИО.
Ну, а кто же будет стирать пелёнки? Кто подкидыша будет баюкать и кому будет поручено варить кашку для новой, хотя и вне штатной единицы? Эти вопросы отовсюду так и сыпались на Кочубея, и он, настроившись на беззаботно-игривый лад, отвечал тоже шутливо, что они с Олимпиадой были бы совсем не против иметь у себя в доме маленького редактора...

  Шутки шутками, а тем временем Иван-печатник, выглянув из окна, сообщил:
— Идёт! Идёт! Прошу всех встать!
Лишь при этом известии мы вдруг увидели, что Кочубею уже не да шуток: в руках его суетливо зашелестели бумаги, глаза забегали, выискивая, в какую бы щель спрятаться. Окно в кабинете редактора было открыто (с раннего утра за редакторским столом работал как раз Кочубей), и, видно, нашего Дон-Жуана осенила спасительная идея: в два прыжка преодолев кабинет, он с ловкостью акробата вскочил на подоконник, а оттуда сиганул прямо в бурьян, подступавший с пустыря к самому редакторскому окну. Операция удалась блестяще: мускулистая спина Кочубея, играя лопатками, в считанные секунды исчезла за окном. А там товарищ Песня был уже недосягаем и мог чувствовать себя в полной безопасности.
Мы же все, необычайно взволнованные, встречали Ольгу. Она вошла со своим младенцем на руках, с гордо сияющими глазами, и показалась нам сейчас ещё красивее, чем в дни своей самой пылкой влюблённости.
— Ждёте, что на стол положу? — поздоровавшись, весело обратилась она ко всем нам. — И положу! Только ненадолго! Перепеленать пора, и пусть он пописает на ваши сочинения,— улыбаясь, она положила своего малыша как раз на кочубеевом столе среди хаоса брошенных в спешке бумаг.

                Продолжение повести следует.