Вся ментовская рать. Лагерные хроники

               
                (Из записей Марка Неснова)

Кому не лень было читать мои *Лагерные хроники*, тот  уже имеет некоторое представление о том, как жила зона строгого режима на севере в брежневские времена.
Конечно,  эта жизнь очень отличалась от *малолеток* *общего режима* и *следственных изоляторов*.

На строгом режиме уже никто не проявляет интереса к уголовным обычаям, традициям, песням и байкам.
Это привилегия новичков, которые только и думают о том, как они будут потом с томным и замудрённым видом рассказывать о тюремной жизни,  непосвящённым, но жаждущим приобщиться к запретной романтике, идиотам, хотя бы на лингвистическом уровне.

                На  усиленном, строгом и особом режиме все силы человека направлены на выживание,
С соблюдением, конечно, элементарных лагерных норм, которые тоже отличаются от романтических благоглупостей новичков, типа *красное есть нельзя*.

Да кто бы это встретил на северной зоне живой помидор хотя бы один раз за десять лет?

По выходу же на волю каждый серьёзный терпигорец озабочен уже не тем, как себя подать, а наоборот, как бы незаметней затеряться среди бодрой и энергичной массы советских трудящихся.
Правда, необходимо сделать поправку на трезвость.

За пьяных мы не в ответе. Они нам не интересны и не подотчётны.
В  лагере при *качалове* пьяный заведомо неправ (при остальных равных условиях).

И, когда читатели видят несоответствие в моих рассказах своим представлениям, россказням случайных  сидельцев и художественным фильмам , то я могу только и сказать, что эти байки и фильмы так же похожи на обыденность лагерной жизни, как фильм *Звёздные войны* Джорджа Лукаса на тяжёлый и опасный полёт Юрия Гагарина.

Поскольку большую часть срока (после многих лет приключений) я руководил лагерным производством, то через мои руки проходило немалое количество левых наличных денег.
Так тогда работало любое советское предприятие.
Если начальник не *крутился*, то ни о каком плане не могло быть и речи.

К чести надзиравших и охранявших меня офицеров, должен сказать, что никто и никогда из них не пытался иметь к моим деньгам какое - либо отношение.
Повторяю - это брежневские времена, лесные зоны строгого режима на севере.
Может быть потому, что им было чего терять, а, может быть, моральная атмосфера в стране этому не способствовала.
И сам денег офицерам никогда не давал и от других за 12 лет не слышал.

Бывали, правда, редкие и достаточно курьёзные исключения.

Обратился как-то ко мне молодой лейтенант, начальник второго отряда Валера Смирнов с несколько необычной просьбой.
Молодой симпатичный  москвич Петя Лисаев, из его отряда, проиграл в карты 96 рублей.
Платить ему было нечем, и вокруг него уже начались разные манёвры, известного толка, предотвратить которые не смогла бы на Земле никакая сила.
Сбежать от такого долга нельзя. Долг переводится на любого и в любое место.
И Валера Смирнов обратился ко мне, чтобы я заплатил, потому что иначе пацана *обуют*.
Я, конечно, заплатил, хотя впоследствии молодой балбес снова проигрался, что привело его  к предсказуемым печальным результатам.
Второй раз Валера не попросил меня.
Это уже неприлично.
А может он и не знал.

Был, правда, ещё один офицер, который просил у меня деньги.
Капитан Шевчук Николай Иванович. Служил он ещё при Берии.
Был он, обычно, слегка поддатый, но много знающий и не злой мужик.

Он подходил, несколько смущаясь, и говорил: Марк Михалыч, дай трёшку до зарплаты. Этим его вымогательство и ограничивалось. Часто деньги он возвращал, если не забывал.

Поскольку мы все его любили и сочувствовали, то давали ему на выпивку без
 всяких проблем.
Слушать его рассказы было чрезвычайно интересно, потому что в подпитии он не совсем понимал, с какой стороны проволоки  находится.

Однажды на 23 февраля ему поручили сделать доклад о Советской армии.
В огромной столовой первый ряд и президиум занимали офицеры, служащие и учителя.
Было немало женщин.

Шевчук поднялся на трибуну и начал свой доклад.
Когда он дошёл до отличия нашей армии от армий западных стран, то его уже порядком развезло и он с пафосом заявил:
-Да что там говорить! Какое может быть сравнение с нашей армией?
Кто смотрел кинохронику, как Президент Франции Помпиду прилетел в Шереметьево, тот видел, что когда наш оркестр заиграл*Прощание славянки*, то французские генералы аж задрожали.
А что вы хотите от французской армии, если там одни педерасты.

Президиум упал со стульев, но какой же это был подарок циничным и отмороженным зэкам, половина шуток у которых составляла эта тема.
Смеялись над этим года два. До тех пор, когда Николая Ивановича отправили на пенсию за нехороший проступок.

…Освободился многолетний комендант его отряда Вася Прилуцкий.
Высокий и толстый хохол.
А поскольку они проработали вместе много лет, то Шевчук пригласил уже вольного Васю к себе домой, где они и пили *до потери документов*.

Поскольку трезвый Вася - это не совсем то же самое, что пьяный, то, уезжая, гость  прихватил из шкафа парадный капитанский костюм, с коим и прибыл в родной Воронеж, где его вскоре задержал военный патруль, потому что форма была на нём явно с чужого плеча.
Был большой скандал, и Николая Ивановича под  сочувствующие вздохи зэков и сослуживцев проводили на пенсию.
Жить он остался в посёлке, потому что уже без зоны жизни себе не представлял.

Однажды командир батальона Болдин (рассказ "Алла Борисовна")подвёл ко мне высокого, породистого и красивого мужика лет 35-ти  в дорогих и модных очках.
Это оказался Председатель районного суда Эдуард Васильевич Щтемберг.
Простой и доступный судья был обожаем зэками, потому что попавший к нему на процесс по досрочному освобождению или поселению кандидат обязательно отпускался.
За это зэки содержали его старый ГАЗик в идеальном состоянии, а  дровами и ремонтом районный суд был всегда обеспечен. А эти проблемы являлись немалой заботой любого руководителя.
Ни о каких деньгах судье я  никогда не слышал.
Благодаря Эдуарду Васильевичу я тоже вышел на поселение и ещё потом оставил полтора года от своего срока родному государству.
Больной, с температурой он приехал в наш посёлок и провёл заседание суда, узнав, что замполит хочет мне навредить и отложить моё дело.
После моего освобождения мы продолжали общаться запросто и на равных.

А через четыре года, когда обком хотел его растерзать за критическое выступление на бюро, я прилетел к нему и увёз к себе, где мой знакомый секретарь райкома взял его инструктором в административный отдел и дал трёхкомнатную квартиру.
До сих пор мы дружим, и я счастлив тем, что сумел помочь этому бескорыстному и великодушному человеку.

Неизвестно ещё, как бы сложилась моя жизнь, если бы не его своевременная помощь, как и помощь многих других представителей власти, к коей я никогда не питал дружеских чувств.

Такими я видел офицеров и судей в брежневские времена на севере.
Может быть, где-то были взяточники и мздоимцы, но я таких не встречал,
хотя знал многих. И даже о таких  ни от кого не слышал.

Вообще на севере не принято было что-то делать за деньги.
Тебе мог какой - нибудь начальник помочь и сам же тебя напоить и накормить.
Такие были нравы в 70 годы прошлого века.
Считаю нужным об этом написать, истины ради. Полагаю, что немного найдётся людей осведомлённей меня в этом вопросе.