Сердце

Я - сердце
в серебрящейся
сети,
стремящейся себя же
извести,
и от меня проложены пути
к другим сердцам, к их образам и к смыслам.
Их днём не видно, как на небе звёзд.
И так невероятно повелось,
что я там - лакомый, сучащий лапкой гость,
и я же жвалом над собой нависла.

Мне кажется, что, если я - уйду...
Заранее, предчувствуя беду, как слышу слезы
обо мне скорбящих -
о той, что только иногда, ввиду
того, что жрёт внутри неведомый недуг, возвышенную пишет ерунду;
о той, которой смерти вкус
живого слаще.
Да, кто-то, верю, обо мне заплачет.

Я знаю, что мы путаемся все.
Но я - щит уничтоживший Персей: я стану камень
с мордой самой кислой, ведь зеркала мне стали ненавистны.

Теперь - ввиду технических побед -
нам коллективно слишком много лет,
и каждый письменный, бессмысленный, но след -
для каждого из нас двуликая монета,
и нет ни капельки сомнений, что запрет есть то,
что заставляет нас взрослеть
и выбирать, но после вот таких бесед
какой урок даст нарушение запрета?

И мы лежим в ночи, и думаем об этом.

Ещё с того столетия, давно,
искусственным мы бредим интеллектом.

Нам смело хочется нас всех связать в одно
великомыслящее полотно,
в котором каждое его звено -
живое; сила, мысль, и - не камень.
Но, может, непростое столь ясно,
И нами каждый день уже давно
такой объединяющий притон
печатается каждого руками?
Такой естественный, что и не понимаем?

И центр - есть. И центр - это я;
простой браслет из нитей бытия, комок противоречий и нытья -
уже комок.
А дальше
что бы было?
Да, если бы не ‘умерла,
то от-:
иссох бы паутинный мой оплот,
глухой оставив для бытийных нот, глухой для буйства энтропии!

А я отчаюсь.
Я от чаяний сбегу.
Такие дни мне - что игла в стогу, и я найду и проглочу иголку.
Меня же дальше поглотят года.

Забыться слишком чутким душам - дар,
чтоб больше не заплакать никогда
над жизнью,
что без смысла
и без толку.