Баллада о сорочке

Уж поздно – полуночи час недалёк,
Негромко трещит в темноте камелёк.
Застольные песни утихли давно;
Хлебнули изрядно: кто – эль, кто – вино.
Кричат менестрелю: «Под струн перезвон
Пропой нам балладу из старых времён!»
Мне нынче припомнился давний рассказ,
Такие в диковину стали у нас.

Оставив врагам христианства оплот,
Закончился Третий крестовый поход.
С востока, немало побив сарацин,
Домой возвращался Британии сын:
На древке копья развевается флаг,
И меч приторочен у луки седла,
Доспехи и конь – больше нет ничего;
Сэр Томас из Кента – так звали его.

Достиг Апеннин, знойным солнцем согрет,
Вступил на заре в стольный град Беневент,
Где герцогством правил , и горд, и суров,
Джованни не первый десяток годов.
Всегда чужеземцев с охотой встречал
И рыцарей знатных к себе привечал:
У герцога дочка-невеста была,
Красавицей писаной Бьянка слыла.

Устроил в честь дочери герцог турнир,
Собрался на праздник весь рыцарский мир.
И Бьянка прекрасная рядом с отцом
Глядит, прикрывая вуалью лицо,
Как рыцари с копьями носятся вскачь,
И каждый бесстрашен, и в битве горяч,
И рубятся рьяно мечами сплеча,
Доспехи круша под ударом меча.

Но всех был храбрей – здесь сомнения нет –
Сэр Томас из графства английского Кент.
Противников не защитила броня –
Вмиг Томасом каждый был сшиблен с коня.
И вот подъезжает к балкону герой,
Чеканный свой шлем он снимает долой –
Принцессой венец драгоценный вручён
Тому, кто Отважнейшим был наречён.

Да хоть на турнире не робок он был,
Пред Бьянкой сэр Томас надолго застыл
В немом восхищеньи от девичьих чар,
Как будто копьём заработал удар.
Однако ж, собрав свою волю в кулак,
Прекрасную деву приветствовал так:
«Дороже, чем сотни венцов золотых,
Мне локон волос золотистых твоих!»

Восторженный взгляд прямо в сердце проник –
Румянцем зарделся красавицы лик.
Но строго Джованни на дочку взглянул,
Герольдам с балкона рукою махнул –
И грянул фанфар торжествующий гром,
И славит герольдов блистательный сонм
Хвалами и песнями, коих не счесть,
Английского рыцаря доблесть и честь.

Вот гаснет заката багряный костёр,
Вот сумрак над городом крылья простёр.
А рыцарь в шатре одиноко сидит,
На герцогский замок с тоскою глядит,
Как будто ему этой ночью дано
Увидеть, где Бьянки мерцает окно.
Уж замок растаял в ночи, как мираж…
Вдруг мчится к шатру запыхавшийся паж.

Наряден юнец, хоть изрядно спешит,
И герцогский герб на камзоле нашит.
А бархатный плащ, ниспадающий с плеч,
Едва прикрывает коротенький меч.
Стал паж и на рыцаря смело глядит,
Атласный мешок прижимая к груди:
«Послушай слова, что меня в эту ночь
Прислала сказать тебе герцога дочь:

«Ты доблестен, рыцарь, ты честен и смел,
И сердце моё покорить ты сумел.
А хочешь и руку мою получить –
Невиданный подвиг сумей совершить.
Турнир накануне Иванова дня:
Сражаясь, ты сможешь добиться меня,
Коль вместо доспехов – защиты в бою –
Льняную сорочку наденешь мою.»

Посланец атласный мешок развязал…
Сэр Томас руками дрожащими взял
Сорочку, что, дивно тонка и бела,
Прозрачнее лунного света была.
Сам рыцарь стал светел, как радостный май:
«Ответ госпоже поскорей передай:
В лихом поединке, в смертельном бою
Без страха надену сорочку твою!

Запомнит навеки пускай Беневент,
Как ценит улыбку красавицы Кент!»
Сэр Томас монетой пажа одарил
И в герцогский замок назад отпустил,
А после в убогий шатёр свой вбежал,
Сорочку к влюблённому сердцу прижал…
Ох, дайте, друзья, менестрелю вздохнуть
И эля хоть малый глоточек хлебнуть!

Вот утро в канун Иоаннова дня.
И рыцари скачут, бронёю звеня.
И Бьянка, в смертельной тревоге, бледна –
Давно о капризе жалеет она!
Вдруг замерло всё – выезжает на бой
В льняную сорочку одетый герой,
Со знаменьем животворящим Креста
И с именем Бьянки своей на устах.

Валяется шлем на потёртом ковре,
И латы без дела остались в шатре.
Но твёрд и решителен Томаса взгляд,
И кудри, как бронза, на солнце горят.
И крик удивленья раздался кругом:
И дамы, и рыцари спорят о том,
Кто бьётся, в сорочку льняную одет,
И кто ж эта дама, в чью честь дан обет.

И вот закипел на ристалище бой,
Дерутся – где двое, где целой толпой –
Кромсают доспехи ударом сплеча,
Ведь слава –  навек, если кровь горяча!
А в гуще сраженья мелькает порой
Клочок белоснежной сорочки льняной.
Да ткани, что снега казалась белей,
Совсем уж немного осталось на ней.

Мечами изрублена, острым копьём
Пронзили не раз в поединках её.
Багряной росой кровь из ран протекла –
Вся залита ею сорочка была.
Но Томас, хоть ранен, держался в седле,
Немало оставив врагов на земле:
Противников в честном бою победил
И титул Отважного вновь заслужил.

Любовью ль своей иль удачей храним,
Сэр Томас с турнира вернулся живым,
И, верно, оправиться долго б не смог,
Да Бьянкою присланный лекарь помог:
Все раны промыл, и целебный отвар
Изгнал лихорадки начавшейся жар.
А ночью, влюблённых поверенный страж,
Примчался от Бьянки молоденький паж.

Сказал ему  рыцарь: «К принцессе ступай,
И эти слова госпоже передай:
«Прекраснейшей Бьянке – мой нежный привет!
Твой преданный рыцарь исполнил обет.
И в знак, что трусливым он не был в бою,
Тебе возвращает сорочку твою.
Хоть пятен кровавых на ткани не счесть,
Вовек не запятнана рыцаря честь!»

Паж в замок к принцессе бежит со всех ног,
И вот уже Бьянке доставлен залог
Бесстрашия, чести и верной любви –
Льняная сорочка в засохшей крови.
Принцесса рубашку прижала к губам:
«Долг верности рыцарю завтра отдам!
Меня не смутят пятна грязи и кровь –
Свою я без страха открою любовь.»

Румяное солнце взошло из-за гор,
Собрался на мессу весь герцогский двор.
В нарядах блестящих торопится в храм
Изысканный сонм кавалеров и дам:
Здесь бархат, шелка, здесь каменья горят –
Но что за диковинно-странный наряд
Поверх драгоценностей, кружев и лент
На герцогской дочке сегодня надет?

Вся в дырах, в крови, в клочьях пены коней,
Ночная рубашка виднелась на ней.
И ропот раздался, и смех за спиной –
Узнали, в чью честь так сражался герой!
Как туча, Джованни стал мрачен лицом:
«Недолго пришлось быть счастливым отцом!
Ведь дочь, нарядившись в рубашку в крови,
Открыто призналась в безумной любви

И сан свой отвергла – так с этого дня,
Все знайте, что дочери нет у меня!
Ты, Бьянка, когда-то любимая дочь,
Ступай из родимого города прочь!
Быть может, тебя позовёт под венец
Твой нищий, безродный, ретивый храбрец…»
О други, что делать? Кончается эль!
Без эля не сможет допеть менестрель!

Навис над толпою покров тишины,
Насмешки и шутки уже не слышны.
И Бьянка несчастная, в горьких слезах,
Пытается скрыть безнадёжность и страх,
И льна белоснежного стала бледней,
Дрожа под кровавой сорочкой своей.
Любовь её нынче уже не секрет –
Что ж рядом с ней верного рыцаря нет?

Донёсся вдруг издали топот копыт,
Глядь –  дюжина всадников к замку спешит.
В блестящих доспехах, на резвых конях
Несутся, сверкающей сбруей звеня.
И всех впереди – здесь сомнения нет –
Сэр Томас из графства английского Кент!
К Джованни приблизился, спрыгнул с коня:
«О герцог, без гнева послушай меня!

В лихом поединке, в смертельном бою
Я честно сражался за дочку твою
И, не убоявшись грозящих мне бед,
Исполнил принцессою данный завет –
Сменить и доспехи, и шлем мой, и щит
Сорочкой, что сон её ночью хранит.
В сраженьях намокла сорочка в крови –
Но нет укоризны для нашей любви,

Ведь бился за дочь не безродный герой –
Здесь Томас, граф Кентский, стоит пред тобой.
Бесстрашному чужды и роскошь, и лесть:
Богатство для рыцаря – доблесть и честь,
А внешность обманчива, словно мираж;
И, если мне дочь свою в жёны отдашь,
Принцесса, покинув родной Беневент,
Войдёт госпожой в графство славное Кент!»

Не сразу Джованни нашёл, что сказать,
У Бьянки ж от счастья сияют глаза:
Не важно, что суженый знатен, богат –
Он рядом, и нет между ними преград!
Тут, с духом собравшись, промолвил отец:
«Что ж, дочка, похоже, пора под венец!
Твой рыцарь удачно сражался в бою:
И славу добыл, и невесту свою!

Нам свадьбу причины откладывать нет.
Да только послушай отцовский совет:
Кровавый покров поскорее снимай
И больше сорочек уж не раздавай!»
Принцесса краснеет, потупила взор,
Ликует от радости герцогский двор:
И дамы, и рыцари роем кружат
И Томаса с Бьянкой поздравить спешат…

Пожалуй, не дать мне подробный ответ,
Как свадьбу принцессы справлял Беневент;
Как Бьянка, прелестна, стройна и мила,
Чудеснейшей в мире невестой была;
Как Томас, граф Кентский, от счастья сиял
И в честь новобрачной свой кубок вздымал;
Как герцог о гневе и думать забыл
И в Кент молодую чету проводил…

Летели века, ночь скользила в рассвет,
То время ушло. Их давно уже нет.
Прекрасные дамы исчезли во мгле,
И рыцарей мало на грешной земле,
И реже звучит соловьиная трель...
Порою негромко споёт менестрель
О верности, чести, бесстрашной любви –
И вспомнят льняную сорочку в крови.