Дракон и рыцарь

Разбуженный внезапно диким,
звериным или птичьим криком,
в поту проснулся и в тоске,
в чужом дому, в чужой постели,
в каком-то незнакомом теле
с татуировкой на руке.

Не может быть,- подумал тупо,
всё это было б слишком глупо,
когда бы не было во сне,
моргнул... всё там же, на запястье:
змея, копьё в змеиной пасти...
железный всадник на коне.

Он вытер пот, подняв забрало,
в другой руке копьё дрожало,
вилась крылатая змея,
дыша огнём, и билась в корчах,
дымясь от боли, в дымных клочьях,
стальными кольцами звеня.

Он вздрогнул оттого, что резко
в окне метнулась занавеска,
как полумесяц, ятаган
сверкнул, и потемнело разом,
и в комнату миндальным газом
вполз усыпляющий туман.

Крылатый змей, свирепо воя,
летит, мотая головою,
к своей зилантовой горе,
а там, как водится, томится
красавица в сырой темнице,
в пещере, в адовой дыре.

Моргнул опять... дракон и рыцарь
лежат в крови, ручей струится,
туман ложится на траву...
подумал: вот какие страсти,
часы сверкнули на запястье,
ну, слава богу, наяву!

Ему купила их подруга,
когда одна вернулась с юга:
- как долетела? - на метле...
с ней было весело и страшно,
с такой безумной, бесшабашной:
- как муж? - надеюсь, что в петле.

Она была такой горячей,
однажды, ключ забыв от дачи,
недолго думая, стекло,
бутылкой коньяка разбила:
какой же ты холодный, милый,
не бойся, у меня тепло.

Конь ускакал... очнулся спящий,
над ним кружит шалман галдящий
голодных падальщиц-ворон,
он оглянулся... за спиною
стоит туман сплошной стеною,
моргнул... уже со всех сторон.

Лежит, в стальную боль закован,
бежит по жилам известковым
сорокаградусная ртуть...
и белый пёс, и чёрный ворон
стоят в ногах его, и свора
теней... и наползает жуть.

Огромный конский глаз косящий
следил из темной звёздной чащи,
как, освещённая луной,
повелевала и на милость
сдавалась, сладкой  болью снилась,
светилась наготой ночной.

Казалось, всё, чего касалась,
чудесным образом менялось,
как бы туманилось слегка,
теряло тень, порой казалось,
она с нечистой силой зналась…
а без неё была тоска.

Казнимый пыткою бессудной,
воды, - он просит у безумной
антисептической сестры,
в себя приходит на мгновенье,
в тысячеградусной геенне
горят и кружатся миры.

Из тьмы погибельной внезапно
доносится миндальный запах
духов знакомых, сквозь огонь
он видит силуэт дрожащий
и чувствует на лбу горящем
её прохладную ладонь.

Нахлынула и отступила
вода, и то, что скрыто было,
вся неприглядность и разор,
которые сквозь морок снятся,
внезапно обнажились… снято,-
сказал за кадром режиссёр.