Sonnet-347 la stella diana Утренняя звезда

Сандро Боттичелли, Рождение Венеры (фрагмент – раскосые глаза).
                Флоренция, 1482—1486

Я видел яркую рассветную звезду,
Казалось: только–только день настанет,
Как примет вид, идущий ей к лицу,
Богиней в образе земном предстанет:
 
Лик белоснежный и с румянами в ладу,
Слегка раскосая к себе любовью манит,
Не христианскую являя красоту…
Другой такой на свете не бывает.
 
И поражённый добродетельной атакой,
Со вздохами неравный бой веду –
Безмолвным, не дерзающим воякой.
 
Ты знаешь, что сокрыто бедолагой!
Без слов напрасных я доверчиво служу
За благосклонности твои к моей отваге.

«Vedut’ho la lucente stella diana», Guido Guinizzelli *)
 


              – CCCXLVII –

Из всех планет Её одну зовут звездой,
Недосягаемой в лучах рассветных манит…
Напоминает – ты не с ней, а ты с другой,
С той, что богиней по утру земной предстанет:
 
С тобой красавица за каменной стеной,
Едва пригреется – снежинкой нежной тает,
А если рядом вдруг окажется чужой,
То льдом снежинка недруга одарит.
 
И сколько бы не шло лихих атак,
На жалость пробивающих, на вздохи… 
Она в безбрежности – спасительный маяк.
 
В своих желаниях богат порой рыбак,
А в неводе улов – пучины вздохи…
Пока звезды далёкой отблеск не иссяк!
 
              Четверг, 19 ноября 2020 г.

*) Оригинальный текст, с которого сделан авторский перевод (доступен в открытом доступе):
 
Vedut’ ho la lucente stella diana,
ch’apare anzi che ’l giorno rend’ albore,
c’ha preso forma di figura umana;
sovr’ ogn’ altra me par che dea splendore:

viso de neve colorato in grana,
occhi lucenti, gai e pien’ d’amore;
non credo che nel mondo sia cristiana
s; piena di biltate e di valore.

Ed io dal suo valor son assalito
con s; fera battaglia di sospiri
ch’avanti a lei de dir non seri’ ardito.

Cos; conoscess’ ella i miei disiri!
ch;, senza dir, de lei seria servito
per la piet; ch’avrebbe de’ martiri.

Это ещё один (седьмой) сонет отца-основателя «Dolce stil novo» (Нового стиля) Гвидо Гуиницелли, показывающий метафоричность и образность его языка.

В катренах сонета преобладает мотив восхваления женщины, реализованный, прежде всего, через сочетание традиционных образов природного мира, принадлежащих семантическому полю света («яркий», «день», «рассвет», «великолепие», «белоснежность», «румяный»). Описание, типичное для нового стиля, не реалистично и не объективно: женская фигура, по сути, выглядит сильно стилизованной под восточный типаж женщин (широко распространившийся в Италии благодаря многим крестовым походам) и идеализированной. Подчёркнута ее уникальность и превосходство над другими женщинами, но совершенно очевидно, что речь не идёт о реально близком для автора человеке. От провансальских традиций, от милых споров двух сердец не остаётся и следа. Неспособность говорить – захватывающая поэта, потрясенного необыкновенной красотой своей возлюбленной – становится типичной чертой состояния, внушающей обезоруживающую силу женской красоты. А цель прослеживается достаточно чётко: женщина сама увидит и одарит своей благосклонностью. На современном языке это было бы оправдано назвать тактикой ловеласов, воспетых значительно позже в произведениях Мопассана, Бальзака и Жорж Санд. Все страдания ложные, надуманные и мотивированы практическими желаниями.
 
У этого стиля появилось много поклонников и последователей, самыми яркими из которых были флорентинцы – назидательный Данте Алигьери и «сострадательный» Гвидо Кавальканти, о которых и пришло время поговорить.
 
              Четверг, 19 ноября 2020 г.