Страшная сила

Тень/свет не только поэтические, но и в какой-то мере системообразующие антиподы, хотя и живущие на шкале земных банальных оппонентов пары любовь/ненависть. Что противопоставлено свету на уровне "космоса", автор не знает. Может это ледяная крошка комет, может ее ядовито-зеленое свечение, а может эффект вакуума черных звезд, но я точно знаю одно, что это не мрак и не сгущенные тени. Оптика глаза устроена таким образом, что может различать видимый мир только в проекции световых волн. В кромешной тьме, организм переходит в другую систему координат, Тьму увидеть, как костяшку домино на столе, нельзя, но ее можно осознать и ощутить. Но это уже выход из зрительного канала и переход в область кинестетики. Которую выдумщики НЛП нарекли почти "царицей восприятия".

Есть такое выражение "чувствовать кожей", это и есть тот случай. Он очень близок к таким метафизическим явлениям, как эмпирическое и телепатическое, интуитивное познание мира. Именно на этом уровне, как считают некоторые эзотерики, "творит" и сама вода, как глобальный суперкомпьютер земной жизни. И если представить человека в виде диапроектора, где в прорезь рамки вставляют цветные слайды воспринимаемых картинок мира, то источником этих слайдов и является тот непрекращающийся танец воды, который биологи назвали круговоротом. Это сложная система четырех агрегатных состояний: лед, вода,пар, плазма , которые в системе человеческого общества, флоры и фауны, благодаря натальности космоса и звезд,  создают то, что здесь имеет несколько граней — жизнь, любовь, сознание, цивилизация.

Тюрьмы появились вместе с формированием человеческого общества. Они были и до существования государственной пенитенциарной системы в расчете на заключение должников, виновных, врагов, пленных. Чаще всего они создавались в подземелье, что усложняло попытки обрести свободу. Именно от слова "темница" и пошло слово тюрьма, как считают некоторые лингвисты. Одна из древнейших римских тюрем была своими подземными каналами связывалась с клоакой, самобытной канализацией Рима. Российская история этих заведений имеет свою особенность. В России при Грозном первоначально прототипы тюрем строились не для преступников, а из-за обилия нищих...Первый норматив о тюрьмах увидел свет лишь при царе Алексее Михайловиче, а затем, при Екатерине II. Тюрьму как область покаяния придумали американцы. Они расселили своих заключенных по одиночкам, чтобы те раскаивались. Этот опыт переняла Европа, а в 1895 — в Петербурге появились Кресты с камерами "одиночками".

Первоисточник тюрьмы, как темницы, говорит о том, что узника лишали не только свободы передвижения (Граф Монте-Кристо), но и света, что делало его жизнь абсолютно выключенной из системы социума. Такое разобществление приводило к тому, что воленс/неволенс он должен был сбегать в глубины своего подсознания, или внутреннего мира, который постепенно становился миром внешним в виде этих камер, наполненных воспоминаниями, переживаниями или воображением. О том, что сидение в заключении может иметь выход более оригинальный, чем забивание козла и игры в смотрящих, смог доказать Сервантес и некоторые его последователи.

В русском УНТ есть хорошая аналогия, связанная с душой, которая считает, что незнакомый человек пребывает вне области света, если речь идет о его внутреннем мире. Чужая душа — потемки. Это не только обозначение того факта, что она неизвестна, но и того, что она просто живет на другой световой волне и проекции, которая для внешнего зрителя может быть теми самыми потемками своей темницы внутреннего мира.

Первая строфа знаменитого "Узника" была написана в Кишиневской ссылке, которая по меркам пребывания там поэта выглядит обычным служебным переводом.  Туда отправили молодого поэта после шумного блеска обеих столиц потрудиться в должности коллежского асессора. После бомонда жизнь в провинции, где за ним следила полиция, показалась невыносимой. Из развлечений в городе был огромный острог, где автор иногда беседовал с арестантами. Там же ему попались на глаза и пара орлов с обрезанными крыльями.

Как первую строку воспринимает подсознание:

Если, вспомнить про "потемки души" ?

Сидячая поза, и только потом, после слова "за решеткой", осознание, что это не поза на стуле, а состояние несвободы. Но подсознание все воспринимает сперва буквально, а уже потом, проводит доводку до уточнений. При слове "решетка", идет акцент на металл и решетчатую структуру, итак сидячая поза в несвободе и запах металла, и тут, бац, свет выключили. В темнице. Нет окна. А значит решетка, или вымысел или из другой оперы. Подсознание это подсознание, и если темница, то это темница. Эпитет сырой, как мета испарений, плесени на стенах и особого запаха, знакомого многим по полежавшей без движения половой тряпки, завершает картинку.

Итак в диапроекторе света нет, но есть запах сырости и воспоминание о холоде металла. Учитывая тот факт, что сам Пушкин никогда никаким узником не был, читатель, так и будет на протяжении 200 лет после этой строфы рухать в его внутренний мир. На волне поэтического творчества, раскрученного и растиражированного библиотеками исследований, миллиардами сочинений, изучений наизусть, опер, спектаклей, кино, романсов ...И все это к ногам его внутреннего мира. Но он виртуален. Потому что автор, не сидел...

Я выхожу из этой темницы туда, где любви противостоит страх. У автора был такой опыт, когда страх и время носили полифонический характер, и сидеть за Пушкина я не собираюсь. Ухожу к Сервантесу, к Санча-Пансе, к его мельницам, в конце-концов и насмешкам, благо они здесь были и есть.

Если честно ответить на вопрос, зачем он это написал и кому потекли реки сострадания, ответ прост. Себе любимому. Зачем? Даже после его "Товарищ, верь..." и сотая доля тепла не ринулась в Сибирь, где декабристы убирали весь снег. Говорить об источниках плодовитости поэта можно долго, это и многоярусный флирт, и переход к "презренному металлу" первый опыт продаж вдохновения, и "везение новичка", и "билингвизм со случайным прободением русского из сказок няни", и стыд за себя в ситуации с "декабристами", совмещающими его творческую образность в острогах своей реальности, и "конкуренция с Мицкевичем", и много чего еще...Но не такого пафосного, как об этом рассказывают на уроках литературы, а немного более приземленного, обычного, человечного. И жалел он в "Узнике"  не идеалы свободы, а себя, униженного ссылкой в Кишинев. Теперь на этой жалости катаются другие.

Когда Гитлера унизили в художественной академии, он стал Гитлером.
Когда Сталина обсмеяли с его стихами "и сам никому ты не нужен, и песня твоя не нужна", он стал Сталиным.
Когда Лермонтова выкинули из Московского университета с филологического курса  за пререкания с преподавателем, требовавшим лекционного материала, а не избыточных и глубоких знаний, а в Петербурге отказали засчитывать два года при переводе, он ушел в военную карьеру...Казалось, почему униженное в искусстве самолюбие принимает такие фатальные формы. Это всего лишь показатель, насколько мощная внутренняя сила стоит за словом, за словом оскорбленного художника.

Представляете, какая сила стоит за Стихирой, если спустить на нее профессиональных критиков. Себя к таким не отношу, сама уже давно работаю на уровне профанации, тихонько деградируя вместе со всеми, хотя нет, скорее, одна.