В потоке жизни

- Человеку не надо изобретать никакую машину времени. Мы всегда хотим, чтобы нас переносила какая-то сила или какое-то устройство. Человек должен и может это сделать сам, - говорил он возбуждённо. Глаза горели, взгляд устремлялся куда-то вперёд, в пространство, и, казалось, что всё, о чём он говорит, он не только видит, но готов сорваться туда в любое мгновение.
- Почему Вы считаете, что любому человеку доступно путешествие во времени? – Я не скрывал своего неверия и даже старался это подчеркнуть.
- Поверьте мне, человек может делать это сам. Находясь в тонком теле, он может переносить свою «точку сборки», как говорят на Востоке, свой разум, обладающий непрерывным сознанием, в любую точку пространства и находиться там столько времени, сколько ему нужно. Главное развить своё сознание настолько, чтобы оно давало возможность не изменять состояние нашего Разума в первую очередь при выходе нашего тонкого энергетического тела из физического, а затем и при переходе в другие состояния жизни.
- Вы хотите сказать, что человек может жить и без собственного тела? – пытался я  перебить его эмоциональную речь, тем более, что смысл его высказываний с очень большим напряжением входил в русло моего восприятия.
- Именно это я и хочу сказать. Человек может оставить своё тело и с быстротой мысли перенестись в какую угодно точку времени и пространства. Более того, человеку и переноситься никуда не надо, потому, что «всё есть везде», то есть всё имеется в том месте, где мы находимся сейчас, - он замолчал и с какой-то мефистофельской улыбкой посмотрел мне в глаза.
Теперь я окончательно потерял нить его рассуждения.  «То ли он сумасшедший, то ли я?» - проскочила мысль и, видимо так отразилась на моём лице, что он усмехнулся и сказал:
-  Ни ты, ни я. Вы очень мало знаете обо всём этом. Однако ещё раз повторяю, что каждый человек может всё это понять, этому научиться и стать по-настоящему свободным. Всё это дал нам Бог, а мы на время эти способности утратили…
Мне совсем нечего было сказать и, блуждая глазами по его лицу и груди, я случайно увидел в вырезе рубашки на шее, висящий на шелковой нити, предмет, похожий на зуб какого-то животного.
- Это, что за медальон у Вас? – спросил я.
- Это? Это не медальон, это – оберег. Лет двадцать назад мне его подарил очень интересный человек. Он родом из Африки. А это зуб то ли кабана, то ли другого животного из африканских джунглей. Он говорил название животного на своём языке, да в памяти стёрлось.

Встречались мы не часто, поскольку оба были заняты работой. Я вёл адвокатскую практику, и часто времени не хватало даже на обед.
Вокруг него всегда были люди. Он им помогал. Кого лечил, кому советы давал, и говорили, что успешно. Мне он помог только однажды. Болела голова, он снял боль за несколько секунд, даже не дотронувшись до головы. Когда я спросил, как это удаётся, он только усмехнулся…
Жил он один. Была у него маленькая однокомнатная квартирка, а в ней диван, большой массажный стол, да шкаф для одежды и книг.  Если не считать нескольких табуреток, поскольку редко, когда у него не было посетителей, то можно сказать, что не было больше ничего. Вёл он спартанский образ жизни, всегда бодрый, улыбка на лице и в любое время нужное слово для каждого посетителя.

Он позвонил неожиданно для меня и попросил приехать.
- Понимаешь, Павел Дмитриевич, мы с тобой редко встречаемся, но знаю, что человек ты хороший, порядочный. Хоть и считаешь меня человеком, несколько проблемным с головой, но относишься ко мне по-доброму.  Решил я к тебе обратиться с просьбой. Можешь мне помочь? – он улыбнулся всегдашней своей улыбкой, и глаза неподвижно остановились на моём лице.
- Конечно. Конечно, Демид Евдокимович, для Вас всё сделаю, - поспешно заверил я.
- Я знаю, поэтому и обращаюсь именно к тебе, - он замолчал, лицо стало задумчивым. Прошло минуты две.
- Понимаешь, Павел, я очень долго живу. Жизнь у меня, как ты знаешь, одинокая. Людей вокруг меня много, да, в конечном счёте, каждый из них зачем-то ко мне приходит, затем уходит, а я всегда один, сам с собой. Жизнь сейчас стала не интересная. Люди только о благе материальном думают…  Долго мне ещё жить, а не интересно….  Приоткроюсь тебе немножко: из всей жизни я только юность, когда мне было шестнадцать – семнадцать лет, вспоминаю. Была девушка одна, не было у нас с ней ничего, но одна она только и вспоминается….  Решил я остаток теперешней жизни поменять на один год своей тогдашней жизни. Я вижу, ты меня не понимаешь, да и понимать не надо…. Там у меня на родине живёт брат, младше меня на десять лет…. Ехать к нему, смысла нет, чужой я там. Никто меня в селе не помнит, и я никого…. А вот и моя просьба. Оставляю тебе генеральную доверенность на то, что у меня есть. Продай всё, возьми за работу, что полагается, а остальное отошли брату. Хочешь, объясняй ему, откуда всё это, хочешь, нет. В общем, полностью на тебя полагаюсь, он протянул мне папку с документами.
- А как же Вы? – только и смог выдавить я из себя.
- Я? Обо мне не беспокойся. Обо мне никто не вспомнит, да и ты забудешь, как только выполнишь моё поручение.

Прошло пол года. Произошло всё именно так, как он и сказал. Как-то сразу о нём забыли, будто его никогда и не было.
Квартира Демида Евдокимовича была маленькой, и покупатель нашёлся с трудом, наверное, ещё и потому, что мне хотелось продать её дороже.
Деньги я отсылать не стал, а, как раз к этому времени случился очередной отпуск, поэтому решил поехать сам и посмотреть, где проходили детство и юность Демида Евдокимовича, тем более, что на дворе стояло лето, июль месяц.

Большое село, несколько улиц, дома почти все деревянные. На центральной площади старинная трёхэтажная действующая церковь, рядом школа и магазин, в середине площади памятник солдатам, павшим в войне. Обычное,  мало, чем отличающееся от других сёл в российской глубинке, село находилось всего в трёх с половиной часах на поезде от столицы и час езды на автомобиле от старинных русских городов Владимира и Суздаля.

Естественно, меня никто не ждал, и брат Демида Евдокимовича Алексей долго не мог понять, кто я такой и почему интересуюсь его братом, которого и «на свете-то нет, уже пятьдесят пять лет».
Однако меня пригласили в дом, напоили чаем и предложили  пару часов отдохнуть, поскольку в настоящий момент сами были заняты.

После обеда Алексей на машине повёз меня на кладбище.
Мы подошли к ухоженной могилке, на которой стояли памятник с двумя фотографиями пожилых женщин, сваренный из железа, и низкий крест, сваренный из металлических прутьев, немного деформированный, но недавно подкрашенный голубой краской.
- Здесь мама с бабушкой похоронены, и здесь же была могилка брата Демида. Только, когда рыли могилы сначала маме, а потом бабушке, она маму на двенадцать лет пережила, тогда ещё от гроба брата одни мелкие гнилушки попадались, сам видел,  - после некоторой паузы прозвучали слова брата. Он ещё некоторое время молча постоял у оградки, затем открыл дверцу и собрал с могилы высохшие цветы: - Новые привезу. Только на прошлой неделе был, в банке с водой стояли, а высохли…
- Алексей, а Вы уверены, что Ваш брат умер и здесь похоронен? – начал я осторожно предстоящий щепетильный разговор.
- А то! Сам прощался с ним, затем земельку на гроб бросал. Хорошо помню, хотя мне семь лет было…. Весной пятьдесят четвёртого года …
- Брата хорошо помните? Можете мне его хоть как-то описать? Расскажите о нём, - попросил я.
- Ростом чуть ниже Вас, не худой и не толстый, волосы русые, заканчивал девятый класс…. Если хотите видеть, то дома несколько фотографий есть. Он сам фотокарточки и делал. Для чего Вам надо-то это? – спросил Алексей с заметным раздражением.
- Видите ли, дело в том, что я к Вам от него приехал. Его завещание привёз и деньги, восемьсот тысяч. Фамилия его Карпов, звать Демид Евдокимович, так?
- Так, - подтвердил Алексей и, заикаясь, добавил: - Не может быть. Наверное, однофамилец какой-нибудь, или шутка…
- Не шутка. Я его последний раз в январе видел, он мне доверенность дал на продажу квартиры. У меня копия его паспорта есть. И место, и дата рождения – всё совпадает. Я сам проверял.
Всю дорогу, пока ехали домой, Алексей повторял одну и ту же фразу: «Не может быть, не может быть, я сам…», руки тряслись, чувствовалось, что его бьёт мелкая дрожь.

- Вот альбом, там есть и его фотографии, - Алексей положил на стол старый, потрёпанный альбом, какие делали ещё в шестидесятых годах. – Смотрите, вот он ещё в сельской школе учится. Здесь он седьмой класс закончил, их классная фотография…
Я видел подростка, небольшого роста, в ковбойке с белым воротничком, и пытался найти общие черты сходства с Демидом Евдокимовичем. Фотокарточки были старые, пожелтевшие, любительские. Лица были несколько расплывчатые, потёртые, однако некоторое сходство просматривалось, особенно высокий лоб и широкие скулы…. Мальчишка, как мальчишка, крестик на шее, байковая ковбойка…
- А последние его фото? Может, есть что-то? – спросил я.
Есть. Только в моём альбоме. Там он с матерью и со мной, - Алексей сходил в другую комнату, принёс толстый альбом и начал рыться в фотокарточках.
- Вот! Это его последняя перед тем, как ему умереть, - он положил на стол передо мной фотографию, сделанную, видимо, профессиональным фотографом.
На снимке вместе с женщиной лет сорока и ребёнком стоял молодой человек шестнадцати-семнадцати лет с высоким лбом, серьёзным сосредоточенным взглядом, лёгкой улыбкой на лице, в светлой рубашке и чёрных брюках…
Мороз по коже, нет, скорее, молния пробила всё моё существо. В расстёгнутом вороте рубашки я увидел амулет, который видел полгода назад у Демида Евдокимовича.
- Кка…к? – прохрипел я и долго не мог произнести более ничего.

Вечером, после ужина, когда мы повторно смотрели фотокарточки, я спросил Алексея:
- У Демида на шее что висит?
- Не знаю. Всегда крестик носил, а потом стал носить какой-то зуб. Я об этом у матери спрашивал, а она ответила, что «он, как с ума сошёл, снял крестик и повесил зуб». Как она ни пыталась его заставить, чтобы снял – никакие уговоры не помогли. Так до смерти и носил…
- А потом куда его дели? - спросил я заинтересованно.
- Не знаю. Может, так и в гроб положили, а, может, мать выбросила… - ответил он и ушёл из комнаты.

Я уехал на следующий день. Когда ехали на вокзал, я спросил Алексея:
- У Демида была девушка. Где она сейчас живёт?
- У него не было девушки. Он влюбился в девушку, которая встречалась с его двоюродным братом… - потом, помолчав с минуту, добавил: - Умерла она. Сразу вскоре после его похорон…
Так больше и не сказали ни слова друг другу. Я пожал на прощанье руку Алексею и сел в вагон.
Я бы мог ещё многое рассказать о Демиде Евдокимовиче, только зачем, ведь его, кроме меня, всё равно больше никто не помнит. А я помню и всегда смотрю в лица проходящих мимо людей, а вдруг встречу…