Тема везения в романе Булгакова Мастер и Маргарита

Роман, зачитанный до суицидов и черных дыр в космосе. Работа, остановившая победное шествие русского литературного процесса. Не было после Булгакова равнозначного ему и его эпохе литератора, нет. Тома, посвященные роману в романе, переисследовали, казалось его не только лицевой фасад, но и изнанку. Отталкиваясь от сюжетных линий и второстепенных образов, выписанных со всей тщательностью и психологизмом гения, захотелось проследить, где автор, взяв на себя роль не фотоаппарата, а преобразователя реальности, стал кормчим фатума и судьбы своих героев.

Тема везения, как сказочная константа любых мгновенных превращений, где у художника нет времени расписывать долгое и нудное добывание средств пропитания, часто выручает при создании сюжетных коллизий, вкладывая в них концентрат времени, что по-своему создает чувство иллюзорности и книжности повествования, отдаляя читателя от обычных тягот, все таки требующих не только пищи духовной. В этой точке несовпадения с жизнью и появляется то неприятное чувство, когда нужно вырывать сознание из теплой постели экранного счастья и идти мыть посуду или забирать ребенка из садика. Тема гения и злодейства в применении фигур Моцарта и Сальери рассматривалась банально и тривиально, где убийство считается явным злом и злодейством. Но злодейство может быть и растянутым во времени, как холодная вендетта, именно в том реальном времени, которое автор сжал в своей композиции, пользуясь правами судьбоносного слова. Известно, что Булгаков, мягко говоря, не любил Москву и ее социум. Приблизительно так же, как Сталин не любил пафосный и культурный, просвещенный и высокомерный Ленинград.

Если рассматривать тему везения, как частное проявление фатума или судьбы, то и ее отрицательное явление, в плане "не везения" — это не антипод, а продолжение той же темы, но в другой части координатной оси. Это противопоставление для плоскости.  В объемном восприятии мира, там где любовь противостоит страху, а стыд инстинкту самосохранения, и у везения есть свой космический отрицательный двойник и оппонент, не имеющий никакого отношения к горю, несчастью и всему тому, что вместо улыбки вызывает слезы депрессий.

Начинается роман с крупного "невезения", ставшего внутренней проекцией авторских проблем с верхушкой литературного общества. Так гений, по словам Фрейда, сублимирует свою ненависть (она же и любовь, только со знаком "минус") к своей литературной братии. Не повезло самому главному, не повезло с турникетом, вагоном трамвая, дурой Аннушкой, собеседником Бездомным и еще с тысячью мелочей, описанных и придуманных повествователем. Невезение на уровне физическом с отъемом головы, которая изощренно будет еще не раз обыгрываться по сюжету (гроб покойника с пропавшей головой, бал у Сатаны и превращение головы в кубок), сменит тут же мотив ментального "невезения", потому что память о почившем председателе будет рассыпана мелочный и унижающий его память торг отказе/не отказа от ужина и продолжения банкета. Так, убив своего врага физически и ментально, рассказчик, явно  вхожий в круг литераторов, расчищает пространство для своего романа и литератора, зовущегося мастером.

Если воспринимать литературное творчество, как своеобразную психотерапию с аутентичным наполнением своими, а не чужими проблемами, то она не менее безопасна, чем африканская магия Вуду, особенно сейчас. Загоняя в художественное слово негативную реакцию или эмоцию, но не делая ее своей реальностью, художник обрекает кого-то из мира реальных людей более низшей касты, латать эти ментальные дыры на волне агрессии и темной материи, которая воспетая в слове, очень торопится проявить себя в жизни. В этом месте и хотелось бы перенести разговор о совместимости гения и злодейства на более тонкую основу, чем банальное убийство Сальери. Читая переписку Булгакова со своими современниками, чувствуешь натуру утонченную, и в то же время очень испуганную.

Время, в которое жил автор, не располагало к высокой патетике, и людям с тонкой кожей, приходилось выбирать между жизнью и вымыслом. Но такой выбор не был бы фатальным, если бы доминанта романа была хроникой или описанием реальных событий, как в поле негатива, так и на волне позитива. Виртуализация, предпринятая Булгаковым, разорвала реальность на мир до романа и после него. Потому что в нем автор художественно и красиво разыграл самый слабый человеческий козырь — жалость к себе. Кроме этого, действенность произведения должна быть обязана миру зазеркалья, из которого автор получил первые сигналы о зарождающемся романе, первые наброски и наметки. Человек, имевший проблемы с наркотической зависимостью, таким остается навсегда, тот уровень никогда не отпускает на свободу, даже при видимой отдаленности от этого пласта. Тема зеркал в романе не является сегодня целью, но достаточно вспомнить, что их значение "как коридора переходов" описано в романе достаточно подробно.

Тема везения в романе имеет свое бутафорское решение на уровне деталей и вторичных образов. Так, в русском языке слово "везет" обозначает не только процесс расположения фортуны, но и состояние перемещения в каком-либо механизме. Так в сцене с Берлиозом и его фатальном невезении читатель видит трамвай, везущий пассажиров. Два везения замыкаются в сцене "случайной" казни литературного критика. Имея некоторый опыт, конечно не сопоставимый с Булгаковским, и вообще поэтическим и писательским, должна заметить, что агрессия недовольного критикой автора, проявленная или скрытая, вполне себе осязаемая вещь, которая на языке физиков и исследователей эфирного пространства вполне может иметь определенные константы волны, ее направленности, длины и других критериев, о которых мы может быть даже и не знаем.

Когда в реальности происходит что-то с точки зрения обычного человека преступное и кровавое, событие и преступление сшивает те разрозненные пласты литературы с землей, которые человек создал, пользуясь визуализацией или воображением. Поэтому, рассуждая об агрессии и злодействе, негатив, описанный автором по следам собственной неприязни, имеющей реальный объект, без инициации этого поступка на самом деле, намного опаснее, чем обычное преступление. Такая книга, пользуясь отмычкой жалости, открывает подсознание доверчивых читателей и вливает туда не только "мечты о счастливой и вечной любви", но и волны скрытой ненависти и агрессии. Поскольку тема "мастера и его спутницы" писалась тоже при наличии реальной фактуры и событий, то понятно, на чьей стороне светлые краски автора. Он закрепляет словом и делом любовь, и тайно расщепляет ее в стороне отрицательных значений, там, где сам ничего сделать с критиками не может.

Тема везения продолжается в оппозиции "литератор-критик". И если Берлиоз стал жертвой, то существование мастера, по сравнению с цинковым столом и прозекторской, почти никогда не помещалось в зону фатального дискомфорта. На его жизнь повествователь благодатным дождем пролил блага, наделив небольшим психическим недугом, который можно назвать издержками творчества, ну так же даже в сказках не бывает, чтобы постоянно везло. В чем повезло мастеру, ему повезло освободиться от первого неудачного брака, повезло выиграть в лотерею и не думать о заработке, повезло с купленной у застройщика квартиркой, потому что раньше повезло с лотереей, повезло встретить не косоглазую секретаршу, а красивую, умную, одинокую и очень понимающую подругу, повезло написать роман, где сам процесс создания чем-то напоминает любовь, и это знает почти каждый, хоть раз поймавший вдохновение.

И даже потом, когда показалось, что он потерял рассудок, а это просто пришла балансировка "вечного везения", ему повезло с элитной клиникой (и в прямом и в переносном - подвезли), все-таки не в каком-то приюте или вокзале.Финальное везение с Воландом и тихой обителью без света (повезло с конницей),но с покоем, на фоне периода репрессий, тоже можно считать везением. Если рассматривать сюжет, связанный только с мастером, не трогая второй роман с интерпретацией Евангелие, то везение его еще и в фоновом сопровождении. Все эти никудышние и ярко выраженные, релевантные негодяи или приспособленцы, вроде Варенухи, Римского, буфетчика, Семплеярова, жадных и пустых зрителей Варьете, — это идеальный черный фон такой же материи, на которой ярко блещут звезды главных героев.

Главный распределитель везений, прибывший в Москву для подзарядки от негодяев, в Варьете устроил тоже массовый сеанс везения, рассыпав денежным дождем бутылочные этикетки. Краски, которыми автор нарисовал этих "люди как люди", очень хорошо отражают авторское отношение к религиозным идеалам и его личное отношение и к городу, в который он зачем-то сбежал, и к людям, которые его окружали. И это везение тоже имело своей подложкой второе его значение, вспомните взбешенных таксистов, отказывающихся принимать червонцы. Автору этих строк удивительно повезло однажды стать владельцем купюры, сотканной из воздуха. Без Воланда, но с нарзаном.

Тема везения с минусом, опять таки прошлась по всем тем, кто мог быть в числе оппонентов повествователя — публика, работники торговли (сцена в магазине с селедкой), чиновники (побравшие черти, оставившие только костюм), хоровые исполнители (рядовые труженики советских контор), ресторан Грибоедов, дом литератора. Список большой, но еще раз повторюсь, ничего из описанного, конечно автор бы никогда не сделал. Таким образом, роман стал ледоходом на воздушной подушке жалости, на несколько десятилетий разрезавший цельность любви на плюс (совместив это  с реальностью, Булгаков и его последняя жена) и минус (предоставив отрывать головы, устраивать шабаши в доме литератора, обманывать зрителей подделками денег, умирать от рака, превращаться в борова, сидеть за валютные махинации) всем остальным. Может поэтому, в разрыве этой книги и фанатической любви к ней у читателей не нашлось места больше никому. Знаменитые, великие, креативные авторы были. Но классика на этом окончилась.