Антон, который пишет стихи. 31. 03. 2005г

Сила духа.

Сначала были стихи. Совершенно не детские, щемящие строчки. И читаешь-то их осторожно, словно смотришь на тихое пламя свечи и боишься даже осторожным дыханием погасить его. Мы ехали в Юргу к Антону Гапонику, 16-летнему поэту. Кто-то протянул мне сборник его стихов "И каждый день дороже." и сказал:"Почитай, дорога длинная." Первые же строчки наугад открытого томика буквально ударили в голову:

Ветер гонит с могил
Слова «смерть» на уста.
Я ж еще не любил,
Я еще не устал…
Антон Гапоник в 13 лет

Извечный юношеский декаданс? Сладко говорить о смерти, когда все еще впереди, и ты думаешь, что ты вечен. Что-то фатально плохое случается с кем-то другим, а вовсе не с тобой… Только как-то не похожи строчки на рисовку. За простыми словами стоит что-то такое, что понимаешь – это не внешнее, не напускное. За словом «смерть» - выстраданный смысл. Эту неуловимую грань, когда рифмованные строчки превращаются в поэзию, не каждому дано постичь. Да и может ли человек вообще понять, где заканчивается ремесло и начинается творчество? Это дается только свыше. Антону это дано. Вот только в жизни часто так получается, что когда тебе дается что-то дается свыше – что-то ты должен отдать взамен. Насколько равноценен этот обмен – судить не нам.

Сразу с порога бросилось в глаза: у Антоша совершенно особенная улыбка. В ней – любовь ко всему живому с полным пониманием сущности вещей. Ну и мальчишеского романтизма, конечно, в этой улыбке хватает.

- Как ты пишешь стихи? – спрашиваю, словно проверяя, что он мне ответит. И он отвечает именно то, что я от него жду:
- Мне словно кто-то диктует их.

И опять улыбается застенчиво и открыто этой своей самой эксклюзивной улыбкой.
Детство Антона закончилось в тот момент, когда он пошел в школу. Кто знает, если бы попался на его пути понимающий Учитель с большой буквы, мальчику, наверное, было бы жить гораздо проще. Но, получилось так, что ребенок, который превозмогая боль, медленно двигался, учительницу выводило из себя.. Она настроила детей против него. Антона стали бить, рвать его книжки. Как-то раз пришел с разбитым носом домой. О том, что случилось, молчал. Потом уже маме рассказали дети, что нос мальчику разбила в гневе учительница. Один раз врач-невропатолог поставил учительницу на место. Дети проходили медосмотр. Были там и дети с задержкой развития речи. Когда очередь дошла до Антона, учительница прямо при нем пренебрежительно сказала:"Он тоже из того садика, где дураки" Невропатолог очень резко ее оборвала:"Вы не путайте!" Сейчас этот педагог уже не работает в этой школе, слава богу.

Антон начал писать стихи, когда пришла эта беда. Мальчик, проснувшись однажды утром, понял, что он одинок, подвержен гонениям, потому-что не такой, как все. Он перестал разговаривать даже с близкими, просто сидел и целыми днями смотрел в окно. Потом мама вытащила из-за его стола ворох смятых бумаг. Там были стихи.

- Может, случайно его открывшийся дар совпал с тем, как он остался один, без друзей в 9 лет, - рассказывает мама Антона Людмила Ивановна. – Больше всего в жизни до этого боялся одиночества. Он раньше был не такой, а очень веселый и подвижный. У него был смех, как колокольчик. И слышно было его только одного на улице. Болезнь начала прогрессировать, окружающие по-другому к нему стали относиться. Он это понял. Уединился, смотрел в окно по 2-3 часа, перестал улыбаться. Мы думали, что вообще погибнет или с ума сойдет. Смотрю, а он бумажки начал выкидывать. Один раз я взяла бумажку – а там стихи.

Антон выстоял в этой тяжелой борьбе с обстоятельствами, не сломался, не озлобился. Что-то очень важное, по моему, потеряли те дети, которые подвергали мальчика гонениям и унижениям. Бездарный педагог погубила в подростках очень важные человеческие чувства-милосердие, сострадание. Без них человек становится моральным калекой. Антон увидел как-то раз из окна, как его ровесники били во дворе женщину. Пинали, камнями кидались. В горьком бессилии он плакал и кричал в окно:"Что вы делаете, изверги!" Потом написал стихотворение "малолетним подлецам"

Неисповедимы пути твои, Господи. Почему в крепкие тела ты поселяешь уродливые души, а большое бесстрашное сердце ты вкладываешь в искорёженную болью плоть? Очень хочется иногда кого-нибудь об этом спросить…

- Антон всегда был оптимистом, вспоминает Людмила Ивановна, мама Антона. – А потом замкнулся в себе. Поэтому мы его забрали в 4-м классе на домашнее обучение. Он учится на дому, к нему ходят учителя. А когда стал занимать всякие места с сочинениями, к нему вообще очень хорошо стали относиться. И шоколадки приносят. Разрешают сочинения писать в стихах. «Ревизор», например. Иногда, конечно, он не может так, а иногда очень легко идет.

Это был черный день-13 января. Тринадцатилетний мальчишка в этот день не смог встать на ноги. Перестал ходить. Не знаю, кто из врачей сказал мальчику, что жить ему осталось немного. Антон стал готовиться к смерти. Он подумал, что успел при жизни выпустить пару сборников стихов. К нему идут письма со всей области. Люди пишут, что он помогает им жить и бороться. Сегодня сложно достать даже один экземпляр сборника Антона Гапоника. Уже готова третья подборка стихов.
А потом другой врач сказал Антону, что не надо готовиться к смерти. Люди с миопатией Дюшенна живут долго. Да, они прикованы к инвалидному креслу, но живут. Антон может написать еще много стихов, которые помогут многим людям. Главное, в чем нуждается Антон-это человеческая поддержка. Он уже не может держать карандаш в руках. Но, остались его рисунки, где так тщательно выписаны тени и полутени. Он писал стихи ей одной. Той, которую еще не встретил. А, может, эта встреча была в прошлой жизни и состоится в будущей? Как не крути, а Антон верит в переселение душ.


Мы сидим за чашкой кофе в маленькой 2-х комнатной хрущёвке, где Антон живет с мамой, бабушкой и отчимом. Синдром Дюшенна – таков вердикт врачей – уже не дает подняться из кресла Антону. Семья Антона беспрестанно берет кредиты на операции по пересадке облученных клеток. Берет, отдает, снова берет. Первая операция помогла, вторая – нет, после третьей стало еще хуже. Утешительных прогнозов искалеченному болезнью поэту сегодня никто дать не может.
Тело отказывается повиноваться… У Антона нарушена проводимость по нервным путям. Коварство болезни еще и в том, что синдром Дюшенна, как большинство генетических заболеваний – бомба замедленного действия. Болезнь может появиться на любом этапе жизни. До пяти лет Антон ходил в простой садик. Потом воспитатели заметили, что изменилась его походка, появилась слабость. Антона перевели в садик для детей, страдающих болезнями опорно-двигательного аппарата.

Один журналист спросил у Антона:"Что бы ты сделал, если бы опять мог ходить?" Отвечавший дружелюбно на вопросы до этого, Антон моментально замолчал. Ни слова журналист от него не смог больше добиться. Когда журналист ушел в полном недоумении, Антон сказал маме:"Вот если бы он очутился в этом кресле и такой вопрос ему задали, чтобы он делал?"

Вообще, Антон не только талантливый, но и достаточно мужественный мальчик. Мы разговариваем о его болезни совершенно спокойно при нем. Я спрашиваю маму:

-А ничего, что мы вот так, не скрываясь, произносим эти слова – болезнь, миопатия, инвалид?
- Он вполне разумно к этому относится сейчас.

Взрослеет, отходит от темы страданий, говорит: «Какой я есть, такой я есть». У нас в Юрге почему-то мамы миопатов боятся друг с другом встречаться. Стесняются что ли, что их дети не такие, как все. Я этого не понимаю. Мне кажется, наоборот, нужно друг друга поддерживать и советом, и делом.

А вообще люди ведь, действительно, разные бывают. Такая ситуация: я везу Антона по улице на инвалидной коляске, идет навстречу нам старичок, спрашивает при Антоне: «А что, твой сын – инвалид?». Человек прожил жизнь, а так и не понял, что такое чувство такта. Я слова «инвалид» не стесняюсь. Главное - какая душа у человека. На самом деле – не все такие, как все. И как объяснить тот факт, что сердоболие тоже ранит? Людмила Ивановна долго не могла понять, почему Антон, когда она его оставляет в инв.кресле около магазина, прячется за угол. Оказалось, что когда он у магазина стоит, ему пытаются всучить деньги. «Они мне деньги дают, мама» - говорит. Я шучу: «Так мы, может, на работу выйдем?» Но он у нас гордый насчет этого. Один раз нам мужчина вручил 50 рублей прямо на дороге. Мы открещивались, открещивались, но он всеравно всучил. Одна женщина тоже 10 рублей дала. Плакала она сильно, пришлось взять. А в основном мы не берем.

Антон смотрит на нас, ослепительно улыбаясь, и чуть кивает головой: мама говорит правильно. Он вообще очень немногословен. Словно постоянно вслушивается в пространство, ожидая «сантанну» вечного творческого потока из неведомых сфер.

Евгения Райнеш. Газета "Кузбасс"