Северный ветер в саду Сиянии. Глава 1

Предлагаю читателям новую повесть.

История из реальной жизни.

Праздник уже начался, музыка гремела на всё село, а Сияния всё раздумывала идти на праздник, или дома остаться. Обещались сыновья приехать, но в последний момент позвонили, уведомили, что не приедут, дела свои срочные появились.
Сожаление завладело Сиянией. А она так надеялась встретить детей и внуков, наготовила, напекла всего вкусненького, любимого, для деток.
А теперь куда это всё?
Ладно, думала Сияния. Угощу соседей. А может ещё приедут. Бывало и такое, позвонят, уведомят, что не смогут, а глядишь, к вечеру являются. На сердце стало легко и свободно, и она решила, пойти на праздник села.

Всё же один раз в год такой праздник устраивается для всех жителей. Она надела новое платье, ещё ни разу не надёванное, подаренное детьми. Лёгкое воздушное, хоть   немного открытое, но ей оно понравилось. и очень подходит к её глазам, как утверждали сыновья.
«Мамочка к твоим фиалковым глазкам. Папа его бы тоже подарил тебе».
Дети её часто радуют нарядами. И невестки относятся к ней, как родной матери, хотя она их и сама любит, как собственных дочерей, не меньше сыновей. И с зятем наладились отношения родственные, наверное, осознал, что Оленьке трудно быть в его отчуждении, бука детдомовский растаял и стал хорошим семьянином и любящим, жену детей и родственников.

Вышла из калитки, пошла по тропинке вдоль домов.   На соседской  скамейке сидела пожилая  женщина, добрая отзывчивая соседка и палочкой чертила на земле замысловатые рисунки, понятные лишь одной ей.
– Всё же собралась? Решила пойти? – Спросила она Сиянию. – И молодец!
– Ну, а что дома-то сидеть? А ты отчего не пошла? Видела, Галина приехала, они-то на праздник, пошли?
– Ушли. А мне куда? А, куда мне, Сашка, ноги-то не хотят ходить. Сашка, потанцуй за меня. Эх, так бы и пустилась в пляс, если бы не ноги. В душе-то я молодая, а она так жаждет движений. Потанцуй. – С надеждой попросила соседка.
– Ладно. – Рассмеялась Сияния. – Потанцую, ещё было бы с кем танцевать, внуки не приехали.

– А ты, милая, дроби. Дроби, так и произнеси! За тётку Валю! Мои ноженки услышат, может хоть сидя спляшут и станцуют. – И соседка рассмеялась. –
А, правда, Сашка станцуй, ты ведь сияющая. От такого сияния всё сбывается. Знаешь, милая, ну-ка, поди-ка, сюда, поди, сядь чёй-то скажу. Сядь, сядь. –
Она похлопала ладонью возле себя по скамейки. Сияния села рядом на скамейку, подумав, «куда мне торопиться, успею и на празднике побывать».
– Что тёть Валь? Что хотите мне сказать?
– Думаю, судьба твоя изменится.
– Как она изменится? Тёть Валь, уже пять лет, как изменилась. Как уехал мой Володя, так ни слуху, ни духу. И розыск не помог. И следов не осталось ни от его машины, ни от него самого. Словно растворился. Ехал, ехал и не приехал. Никуда не доехал, ни вперед, ни назад.

Она вздохнула, прислушалась к себе. Тяжести не было, только лишь свобода. Хотя жили мирно и можно сказать счастливо, даже очень счастливо. Никогда не единого раза за всю жизнь не ссорились, никогда грубого слова от него не слышала, лишь уважение, порой умиление. Любви особо не было. Нет, была, у нас любовь, была любовь. Возможно не обычная, но была. Больше всего любовь была братская и сестринская. А возможно отцовской и материнской.

И ещё общая боль была, что-то такое, как боль от не состоявшего чего-то своего. Это и сближало их, и любовь разрослась в нечто большее. Не сразу, а постепенно. При такой любви дышать без родного человека трудно.
И вот сейчас сдавливает грудь, вспоминая Володю. И ещё дети, детей он любил, обожал, понимал их с полуслова, как и её. Но что-то тяготело над ними. Временами она осознавала, что он боялся до неё, дотронутся, словно она была запретной для него. А своё состояние уж и забыла. А вот сейчас понимала, была любовь, была, сильная и мощная. Только совсем другая, не такая как у всех людей. Она особенная была. Очень, очень особенная.

– Вот помяни моё слово, изменится. – Прервала её воспоминания соседка.
 Во сне я видела, вот только не разглядела лицо его, не разглядела.
– Ой, мало ли чего привидится во сне, я не верю в это.
– Помяни моё слово, Сияша.
– Хм. Ты даже имя моё вспомнила, меня уж давно им не называют, всё Саша, да Саша. – Улыбнулась Сияния и рассмеялась.
– Во сне он тебя называл так. Я запомнила, Сияние, Сиянюшка, Сияша.
– Меня  Володя только и называл так, только Сияния, ничем не заменял моё имя. – Грустно произнесла Сияния. – Ладно, пойду я, потом сон расскажешь мне. Пойду, спляшу и за тебя.

Сияния встала, пошла вновь по тропинке зелёного тротуара, ведущей к центру села, на площадь, откуда звучала музыка.
Отец её назвал таким необычным именем. И откуда он его выкопал. Сияния. Она улыбнулась, вспомнила, как отец радостно рассказывал:
«Перед самым рождением твоим, ты вот, вот должна появиться на свет, а меня не пускали в комнату, где мама с тобой была. Тётки, бабки, чуть ли не вся родня, сбежались, роды принимать, акушерку привели. Кто кричит в больницу надо, кто говорит, сами справимся. А мы с Лизонькой  договорились, сами будем рожать.
Бабки помогут, если что, а они, эти бабки взяли и меня вытурили во двор. А там, такое сияние было во всё небо. Солнце в ореоле, радуга за радугой, словно после дождя. А я стою. – Рассказывал отец. – Стою под деревом, и мне показалось, что в наш сад, в наш двор, в наш дом всё это опускается. И мне показалось, в моё сердце тоже опустилось.

Почувствовалось, что-то теплоё и радостное в сердце моём. И услышал в нём, в сердце моём, «Богиня родилась» и услышал в открытое окно, первый крик твой, такой призывный и обидчивый. Я бегом побежал в дом, растолкал всех бабок, и отобрал тебя у твоей бабушки из её рук, взял в свои руки.
Ох, и попало мне тогда, сколько шлепков и подзатыльников получил от каждой тётки и бабки. А уж матушка моя, огрела меня вдоль спины. Назвала меня
«бесстыдник с грязными руками. Мыслимо ли дело? В женские дела лезть, да на голую роженицу смотреть».

Как будто я смотрел на какую-то постороннюю, а не на свою любимую Лизоньку. Но не отдал им тебя, ты так сияла, или луч солнца через окно падал так, или что-то другое, но действительно ты светом была объята. И у меня в сердце родилось твоё имя. Сияния.
И ты перестала кричать, как я произнёс это имя, и улыбнулась, что бабки все перепугались и креститься начали.
Мыслимо ли такое дело, только, что рожденный ребёнок, даже не отмытый, не обтёртый, а улыбается. Пуповина ещё не обрезана, а улыбается. Эту диковинку рассказывали всей округе и далеко за пределы».

Вспоминала Сияния рассказ своего отца и как он с воодушевлением и восторгом часто рассказывал ей её рождение. И как не хотели регистрировать её в сельском совете с таким необычным именем, но настоял.
Почему же? Возмущался папа.
В честь мировой революции можно называть в честь пятилетки и олимпиад можно называть, а в честь солнечного сияния нельзя. А? Скажите мне на милость?
Бушевал папа.
Он и при рассказе возмущался. Улыбнулась Сияния. Но согласились с ним и зарегистрировали так.  Громова Сияния Алексеевна.

Затем Сиянию называли по-разному, и Сияна, и Яна, и Сияша, а потом как-то и вообще, превратилась в Сашу. А в этом селе, куда переехали с мужем лет тридцать, назад, мало кто называл Сиянией, больше Сашей. Зато внуки называли сияющей бабулечкой.
Сияния улыбнулась, вспомнила белокурые головки с локонами, что у девочек, что у мальчиков. И тоже сияющие глазки, у кого зелёные, у кого фиалковые, у кого голубые.

На площади, где происходил праздник, на высоком просторном крыльце дома культуры, происходила торжественная часть, и она в самый момент закончилась. Начался концерт. Все места на скамейках, стоящих в тени деревьев были заняты, и Сияния отошла в сторону, где стояла группа женщин примерно её возраста, поздоровалась и стояла, прислушиваясь к разговору, и осматривала площадь, где было развлечение для всех. Радостные дети играли в свои игры.
Постарше были за действенны в концерте. Чуть в стороне готовился обед для всех, на кострах в специальных емкостях-печах, готовили какой-то суп, и плов.
Пловом занимался старый Абдула, единственная семья татар жила в их селе. И старый дед Абдула, которому уже под сто лет, но ещё в силе, выглядит лет на семьдесят, не больше. Он ежегодно угощал всех вкусным и сытным пловом.
Невдалеке жарились шашлыки. Угощения, как всегда было с лихвой, в том числе и пироги, блины, булочки, да и другие вкусности, принесённые почти каждой женщиной, разложенные на столах.

Под баян и песни местных певуний многие танцевали. Радость и единение витало в селе. Многонациональное село жило всегда в братстве и дружбе. Вместе трудились, вместе праздновали, вместе всем селом и свадьбы играли. Не было здесь распри межнациональной. Жили сплочённо, и в любом горе, которое порой случалось у кого-либо, была поддержка всего села. Здесь мало было приезжих, в основном местное население состояло, как состоялось село почти изначально, семьи множились, отделялись, строили свои дома, таким образом, и росло село, временами вливалось новое лицо, какой нибудь жених, или невеста из других сел.

На праздник, как обычно съезжалось много и даже те приезжали, кто давно уже не живет в селе, но корни свои не обрывает. Приезжают, хоть раз в год, но приезжают, а кто и больше. Сияния оглядывала весь народ на площади и с грустью думала, «Отчего же дети-то мои не приехали? Смотрю их друзья здесь. Что там за не отложные дела? Что может измениться за один час. Звонили, едут и через час ничего не получается. Это как?  Прислушивалась к своему сердцу. Нет, там, в глубине сердечка всё спокойно. Значит с детьми всё хорошо. Для чего грустить? Радоваться жизни, самое правильное решение».
Сияния улыбнулась, вдохнула радость праздника, и у неё на сердце стало легко и радостно. И она шагнула в круг танцующих, крикнула баянисту.

– Витя, цыганочку с выходом, пожалуйста. Для тёти Вали дроби отобьём.
Схватив за руки двух рядом стоящих женщин, вытащила их в круг.
И началось веселье.
– Сашка, как всегда заряд даёшь. –  Говорили женщины ей.
Вначале плавная цыганочка, завораживала всех, особенно когда танцуют Сияния и её подруги Наташа с Зиной, а потом понеслось ураганом.

– Дроби, дроби, дроби бей, танцуй ноги не жалей. – Неслось из круга на разные голоса. Сияния танцевала так, словно её завели, или подключили к зарядному устройству, вытащила в круг всех стоящих рядом мужчин.
Затем, как-то опомнившись, Сияния вышла из круга, отошла к ограждению небольшого парка, в тень деревьев. Недалеко стояла группа мужчин и женщин, тоже только что вышедших из пляски, заменённые новой партией молодёжи, обмахивались шляпами, вытирали потные лица платками.

– Ох, Сияния Алексеевна. – Произнёс глава администрации. –
Ты и зажгла всех, как всегда. Молодец, молодец, всегда молодёжь подзадориваешь вон, как все пляшут.
–  Что здесь удивительного, Николай Степанович, мы вместе и мы давно уже  одна сплочённая, большая семья. А когда мы все вместе, то всё и получается, хоть в деяниях труда, что в праздновании. В единении и думается всем вместе легче, мышление у нас другое становится.

–  Счастливая от деяний творческих, Сияния Алексеевна.
Произнёс незнакомый мужчина, пристально смотревший на неё своими зелёными пронзительными, чуть с прищуром от солнца, глазами, взгляд, которых проникал глубоко в сердце. От чего-то, не понимая, что происходит, Перед глазами или в мыслях Сиянии стало мелькать голубое кружево, такое прозрачное, воздушное  и сквозь это кружево такой же взгляд зелёных глаз.
«Что это? Кто он? Подумала она. Раньше никогда его не видела»
А незнакомец, подходя к ней, вдруг на распев произнес.
– Вспомнить и замерев, утонуть во взгляде. –
Мужчины рассмеялись, вроде бы и без насмешки, а просто весёлый смех, но Сиянии стало неприятно.  А незнакомец продолжил. –
Только и мечтаю вновь их повстречать. Ах, эти глаза фиалковые, они прекрасны, взгляд твой сияющий в моих воспоминаниях.
Глава села, Степаныч, улыбнулся хитрой улыбкой и похлопал его по плечу, а тот, протягивая ей руку, продолжил. –
Разрешите вас пригласить на танец?

– Я больше не танцую быстрые и шумные танцы. Надоело. – Резко ответила Сияния и отвернулась.
– А мы не станем танцевать шумный танец, мы попросим Виктора  другой танец. –  Произнёс незнакомец,  и взял за руку Сиянию, потянув к себе, другой рукой махнув, произнося. – Виктор!
Баянист Виктор, художественный руководитель местного дома культуры, сын главы села, кивнув головой, продолжал наигрывать что-то смесь цыганочки и современных танцев, подошёл к ним.
– Виктор, прошу тебя, друг, исполни свой виртуоз жаркого танго.
Тот, молча кивнув, и заиграл плавный переход. Народ, что танцевал на площади, остановились и стали расходиться в стороны, освобождая середину. Виктор заиграл танго.

Незнакомец, повёл Сиянию в круг при первых аккордах, нежно обхватив одной рукой её чуть выше талии, Сияния смущённо поколебавшись, слегка дотронувшись до его плеча, вроде бы положила ладонь, но держала её, и на весу. А он всё же, ощутил ладонь женщины.
«Ладонь любимой женщины» подумал он, почувствовал едва ощутимое касание ладонью его плеча.
«Как когда-то» вновь подумал он.

Аккорд прозвучал и словно удар в сердце. Сияния почувствовала и жар, и холод одновременно. Его щека, прислонилась к её щеке, она хотела отслониться, но не получилось, лишь поворот головы и вновь щека к щеке, прижав её к себе, повёл в длинном шаге по гладкой плитке, которой выложена площадь возле дома культуры.
Сияния интуитивно почувствовала, что находится в руках опытного танцора и полностью отдалась танцу. Баянист действительно исполнял виртуозно танго, что вновь от близости мужского тела  проскочила искра в самое её  сердце.

Она почувствовала и его ритм сердца. Ритм в огне. И  их сердца, сердца двоих учащенно бьются в ритме танго.  Пальцы рук сплелись, Сияния почувствовала холод в пальцах, они онемели, их не разжать вовек.
Платье тонкое воздушное взметнулось насыщенным тёмно-сиреневым вихрем вращения вокруг неё,что всем показалось, цветы на её платье закружились отдельно, как только он её лихо повернул, крутанул, что она не произвольно произнесла. – Ой! А затем – Ах!
«Как прежде» подумал он, улыбнулся, на услышанное им её — ой, и ах.

Ох, бедро к бедру, глаза в глаза. И ах! Как давно она не танцевала, с пропажей Володи ни разу не танцевала, а сегодня-то что произошло со мной?
И снова – Ах! В зелёных глазах огонь.
Сияния в танце забыла всё на свете, она ожила в танце, она сама того не ожидала, стала танцем. Словно чувствовала или он  предугадывал. Нет, она каким-то образом предугадывала  каждое его движение. Растворилась в танце. Словно он  завлекал её, но разум ещё не покидал её.

«Хоть и жаркий танец, но это игра. – Думала она. – Это всего лишь танец».  Отступала, погасив в себе огонь, но тут вновь виртуозный аккорд и она уже была сама страсть.  Она играла с ним в танце, а он отвечал.

«Боже! – Думала она. – Бабка, вот бабка старая разошлась. Вначале расплясалась, затем и танго танцевать. Боже, видели бы меня дети, со стыда сгореть! Только и осталось»

Но вновь увлеклась танцем. Последний аккорд прозвучал громко, и раздались аплодисменты и возгласы восхищения на всю площадь.
Аплодисменты смолкли, но звенели в её голове. Она окончательно очнулась, почувствовала вновь озноб, зелёные глаза с усмешкой смотрели на неё.
Эти глаза, зелёные изумруды, то темнеют, то сияют.
Где-то видела она их. Такое, где-то уже происходило. Происходило именно со мной. Я помню такой танец, может быть, чуточку иначе, но вначале было что-то другое. Что крутящее.
Что со мной случилось? Откуда всё это?  Шум в голове.

Он держал её руку и нагло улыбался, поднося её к губам своим, произнёс.
– Продолжим детка?
– Я вам не детка. – Сияния выдернула свою руку и ушла в тень деревьев, протиснувшись в середину группы женщин.
– Сияш, это кто? – Спрашивали её подруги.
– Представление не имею, пристал, как банный лист, на танец вытащил.
– По-моему он к Николаю Степановичу приехал. – Произнесла одна.
– Родственник что-ли? – Спросили другие.

– Степаныч у нас хоть и давно, родители испокон веков живут, но его среди родственников не видела, рядом живём. Сейчас у Егора своего спрошу. – Произнесла одна женщина. –
Он точно знает. Они же со Степанычем вместе в Афгане были.
Вскоре вернулась и подтвердила.
Да, он вместе с Егором моим и Степанычем был в Афгане. И ещё  он ищет кого-то, Егор пока не знает кого. Говорит, мотается по России и ищет, семью что ли.  А весной, когда ездили на встречу с «афганцами»  Степаныч его пригласил к себе погостить.

– Сияш, пойдем, покушаем что-нибудь. – Позвала её близкая подруга Наташа.
– Да, что-то не хочется, у меня дома всего наготовлено, детей ждала, но отчего-то никто не приехал.
– А я хочу, у меня дома шаром покати, ничего не готовила, не для кого. Пойдём. Я голодная.
– Нет, Наташа, я домой пойду, если хочешь, пойдём со мной ко мне.
– Сияшенька, праздник только разгораться стал. Ну, ты, что? Давай ещё побудем. Сияшка, я заметила, как вон мужик тот, танцор, что с тобой танцевал, ещё до танца, вздрогнул, когда услышал имя твоё.
Мы с Зиной и её Егором рядом стояли. Повернулся и на тебя смотрел, взгляд не отводил. Ты не чувствовала?

– Нет, если на все взгляды обращать внимания, что на меня бросают, жизнь мимо пройдёт. А вздрогнул, наверное, от того, что имя моё не обычное, вот и всё. И вдобавок ещё очень редкое. Ты идёшь?
– Нет, уж нет, я ещё повеселюсь, да плова дяди Абдулы покушаю. Он у него всегда отменный, не сравнить с другими.

– Как хочешь. – И Сияния повернулась и пошла по направлению к дому. –
Ой, ноги, мои, ноги, больно-то как. Отчего-то туфли-то жмут? Давно, не надевала что ли на таких каблуках? Хоть разувайся и иди босиком. – Прошептала она.   
Ну да, после цыганочки, да ещё танго. С ума что-ли я сошла?
Видел бы меня Володя. Хотя, он бы посмеялся и сам со мной вальс потанцевал.

А этот, кто он? Глаза знакомые, всё же, где-то я видела их.  И ещё одна деталь, аромат, что шёл от тела знаком.
Вообще что происходит? Что за заскок произошёл в мозгах моих. Перед глазами замелькали кадры её жизни. И ещё это видение голубое, и изумрудные глаза продолжилось и ярче. Ну и что это?
Вспомнила, какие железные мышцы ощущала на его плече, что руку боялась положить в танце. Как его железные руки мягко и нежно обнимали её. Знакомые движение его рук. Она шла в задумчивости и вдруг взрыв мозга.

– Афиша! – Прошептала она. – Да, оттуда, оттуда это голубое видение.   
Она вздрогнула, сердце ухнуло, пролетело, наверное, сквозь всё её тело, так что кроме той боли  в ступнях от туфель, они ещё стали ватными, никак не хотели шагать. –
Верещагин! Ох, ты! Откуда он? Дааа!
А жизнь-то тебя Верещагин не пощадила. Изменился сильно. Лицо в шрамах, хотя они его не портили, всё же от той красоты что-то осталось.
Волосы длиннее, чем тогда. Но возмужал, так возмужал. Был здоровенный, а сейчас, кажется ещё здоровее.

Она удалилась от площади, и воспоминания, которые она тщательно запрятала и закрыла на замок, а ключ выбросила. Теперь вдруг замок раскрылся без ключа, и воспоминания лезли и лезли. Отмахиваясь от воспоминаний, уже отошла порядочно от площади,  как услышала за собой торопливые шаги. Не оглядываясь, она уже знала, что её догоняет этот незнакомый танцор.
Кто он? Действительно Верещагин? Или я ошибаюсь, просто похожее лицо. Откуда шрамы?

– Постойте, куда же вы?
– Что вам угодно? – Холодно спросила она, боясь оглянуться.
– Отчего уходите?
– Вам-то что?
– Ну, как же, там весело. Сияния постойте.
– Что вам надо? Я уже повеселилась. Достаточно на сегодня. Оставьте меня.
Она выдернула свою руку, которую он взял уже. И ускорила шаг.
«Ах, эти туфли», подумала она, едва заметно поморщилась. Но он не отставал. –  Вы кто? И что вам от меня надо? – Спросила она.

Он взял её вновь за руку, она отстранилась от  него, толкнула в грудь. Почувствовала железные мышцы, что не произвольный испуг пролетел от мозга по всему телу.
«От такого и не спасёшься»
Вновь что-то в подсознании замелькало давно забытое, которое тщательно было запрятано.
Она вздрогнула от его взгляда, с каким он смотрел на неё. Чувствовалась сила его и власть, жёсткость. Несмотря на возраст, эти железные мышцы были видны даже сквозь пиджак.

– Ого! Спортсмен? А вы случайно не военный?  – Вырвалось у неё не к месту. А он самодовольно улыбнулся, произнёс.
– Что, красивый, здоровенный? – Но увидев её испуганный взгляд, продолжил. – Извини.   Афган, спецназ, но и спорт был и…., всякое другое.
И продолжал идти за ней. – Сияния, ты, что? Меня не узнала?
– Я вас вижу впервые.
– Нет. Как же впервые? Ты даже успела мне родить сыновей.
– Чтооо?! С дуба, что ли рухнул? На солнце перегрелся? Или в Афгане тебя приложили, что до сих пор не отойдёшь. Ты голову свою психиатрам показывал?

Продолжение следует....
Таисия Лиция.
Фото из инета, благодарю автора Фотографии.