Закидон. Фрагмент 8

Италия, Италия, далекая страна!
Поёт Максимов арию, приняв стакан вина.
Его вина вся в том и есть, что он не там, а здесь
ему не спится по ночам, истосковался весь.
Аглая же в Тоскании ждет от него письма,
а он тоскует, не спешит. Спешит, но не весьма --
звкончились патроны слов и в рукопашный бой
с самим собой вступает он, дурак ужасный - ой! -
невольно вырвалось из уст Аглаи, как же так?
Был голиардом, был герой -- ужасный стал дурак.
И обнаженная встает Аглая во весь рост
коня седлает, пишет пост на небесах из звезд,
Максимов звезды прочитал и понял, что любим
и выпустил из рук штурвал и все, что было с ним...

Под парусами без руля летит его корабль
от скал подводных октября в зияющий ноябрь.
Меж Сциллой и Харибдой он отважно проскочил,
Цирцею трахнул, ослепил циклопа, победил
ужасну Гидру, устоял пред пением сирен,
(которые чужим мужьям велят покинуть плен
семьи, чтоб сгинуть навсегда в объятиях наяд
я знаю, что любой мужик такому был бы рад)
И вот корабль без руля в Италию приплыл.
Аглая, ветренная вся, летит в сиянье крыл,
навстречу алым парусам, в руках ее цветы...
Увидел это Посейдон и стал кидать понты:
бурунов белые стада на корпус корабля
направил он забавы для. И как тут без руля?

И на глазах Аглаи хвать Максимова корабль,
да как об скалы звезданёт, мудила, мизерабль!
Подонок, а не Посейдон, взял да и запретил
плыть без руля, бля, и ветрил, вторгаться в хор светил,
что строем плавали себе в тумане, тихо так.
А что Максимов? Где теперь ужасный наш дурак?
Лежит Максимов, где его ударил Посейдон,
но оживает, несмотря на этот закидон.
Пошатываясь, он идёт в обманчивую даль,
он верит, что Аглая ждёт, не скрыв свою печаль,
свою досаду на него -- ну до чего дурак
ужасный, только без него нельзя, нельзя никак.
Идёт Максимов вдаль за ней, на свет её звезды,
Аглая ждёт его скорей, чтоб молча дать воды.

И вот Максимов к косяку прислоненный стоит.
Из тысячи биноклей кто из сумрака глядит?
Не та ль, что жажду утолит, поняв что жаждет он,
и принесёт ведро любви и новых бед вагон?
Аглая смотрит на него из сумрака в ночи,
ей рацио велит: «Блин, стой! Скрывайся и молчи!
Мысль изречённая есть ложь, Максимов же сполна
наизрекался, у него одна уж есть жена!»
Но тут Аглая, наплевав на рацио, идёт.
и ведра полные любви Максимову несёт,
чтоб он напился, наконец, любовной ворожбы
и перестал, в конце концов, употреблять грибы.
Я их и не употреблял, – Максимов говорит,
Ал Би с три короба наврал, что с него взять? – пиит!