Поэт

Поэт распят оконной рамой,
Реинкарнирует вовсю:
То Зороастр он, то Рама,
То Рамакришна на Хонсю.
То Кришнамурти с Фудзиямы,
То Билли Джоэл с Honesty.
То бандурист с лицом Хайяма,
То Будда, Господи прости.

Он — всё во всём, ничто и нечто
Лишь потому, что у окна
Звенит зурна округи вечно,
В лицо поэта влюблена.
То веткой плачущей сирени,
То лунной кепкой в ноябре.
Поэт, исполненный мигрени,
С небрежной чёлкой в серебре

Запишет: — Млечная Голгофа
Зароет в дым костров сюжет.
А/я бестселлер Стаса Грофа
В луны сияющем драже.
Сорвутся с лунных полок книги
И полетят в рассветный рай.
Пусть их втридорога барыги
Тьме продадут, — сожжёт сарай,

В котором ржавая «Победа»,
День-инквизитор, божий след.
Ему — спасибо за беседу,
За голоса моих побед.
Их презирали... Чушь. Картинки.
Ни мысли новой, ни вранья.
Поэты — в храме слова — инки,
Бомжи элитного рванья.

Гуманитарный хохот сути
Не отрезвит сторонний взгляд
На пустоту, — на перепутье,
На всех и вся, на всё подряд.
Да, не Басё мне, ни покрышки,
Ни ветра в поле, ни луны.
Такой вот я, небесный Мышкин,
До новых виршей, пацаны.

До пьяных, девы молодые,
В которых я не чаял душ.
Мой Зорро астр рвал, — в худые
Бросал вам плечики, как уж,
Шипя порой такие строки,
Что в пятках иглы патефон
Давил на грозовой осоке,
Пугая радужных ворон.