Я просил прощения у моря...

Кажется, долго я не был у друга.
Так же ли волны он катит упруго?
Так же стихи свои шепчет накат?
Может быть, осени друг мой не рад?

Ветер свистел лишь, хоть слушал меня,
Листья гонял, что как злато звенят,
Трогал шиповника чудо плоды,
К травам касался, что так молоды…

Кончилось пекло, великая сушь,
Дождик осенний пришёл вездесущ.
Травы он влагой своей напоил,
И хризантемам осенним он мил.

Так и спустился я с ветром к проливу.
Волны бежали на пляж говорливо.
А на скале, на вершине – мартын,
Смотрит, хохочет: явился, мол, блин!

Даже накат осуждает меня,
Моет песчинки, что тихо звенят.
Взгляд у пролива не синий теперь,
Взгляд стал зелёным, колючим, как ель.

-Друг мой, прости, что забыл про тебя! –
Тихо, с виною,  промолвил тут я,-
Дел было много, по шею увяз…
Брызги, как слёзы, у друга из глаз.

Словно бы голос гудела скала:
«Может, мол, дружба тебе не мила?»
-Что ты, мой друг, повинился ведь я.
Очень нужна, брат, мне дружба твоя!

Солнце улыбкой блеснуло в волнах
Милого друга, как будто в глазах.
-Мир?- прошептал я, касаясь волны.
-Мир, - рокотали в волнах валуны.

Серый мартын вдруг покинул скалу,
Крикнув: « Вот этого я не пойму!
Можно ль, забывчивость другу прощать?..»
-Видимо, можно. И хватить кричать!

Съешь лучше хлебца, тебе ведь принёс.
Или ты хочешь быть мокрым от слёз?..
Видя батон, что держал я в руках,
Крикнул мартын: «Я твой друг на века!».

Экий лгунишка, - подумал я вдруг, -
Хлеб лишь увидел, кричит, что мой друг.
Море – вот друг настоящий, навек!
Честный, открытый, почти человек!