Кали-юга, или приз - Россия, часть 2

19. Ай-Петри




  Небо — 1; Земля — 2; Небо — 3; Земля — 4; Небо — 5; Земля — 6; Небо — 7; Земля — 8; Небо — 9; Земля — 10.

  Чисел Неба — пять, Земли — пять. Пятерки по позициям соответствуют друг другу, и каждая имеет свою сумму. Небесные числа составляют 25. Земные числа составляют 30. Числа Неба и Земли вместе составляют 55. Они производят изменения и превращения и движут духами.



  Осень: на закате восходит Доу, на рассвете — Би. Дни этой луны — гэн и синь, ее ди — Шаохао, ее шэнь — Жушоу, твари — волосатые, нота — шан, тональность — ицзэ, число — девять, вкус — острый, запах — металла, жертвы — воротам, и первейшая - печень.

  Осень: маруты, джагати, саптадаша, вайрупа, пора дождей, дыхание, идущее вниз, Шукра, адитьи восходят на западе, согревают, проливаются дождем, восхваляют, снова проникают внутрь солнца и выглядывают из него. Оно – успокоенное, беззвучное, бесстрашное, беспечальное, блаженное, удовлетворенное, прочное, неподвижное, бессмертное, неразрушимое, стойкое, зовется Вишну, всеобщее высшее прибежище.
  Вишведевы, ануштубх, экавинша, вайраджа, общее дыхание, Варуна, садхьи восходят на севере, согревают, проливаются дождем, восхваляют, снова проникают внутрь [солнца] в выглядывают из него. Оно – чистое изнутри, светлое, лишенное существования, успокоенное, лишенное дыхания, бестелесное, бесконечное.
 
   Всё это игра Времени со Вселенной. Итак, вперед: туда, где Вечность сжигает Время.


   Я как знал, что лагеря нет. Закрыт был доступ к  заповедному, нехоженному, непрошенному, неиспрашиваемому. И я начал свой путь от Алупки к коммунизму. Ибо сущное, сверхчувственное и благое сильнее уничтожения и перемены.

   Я поднимался к Ай-Петри. Посмотрел  на  пещеру: свое будущее прибежище... Опять подумал о Таре. "Он и его подруга ушли в Ясный Свет, - вспомнил я  брахмана Сараки." Конечно, Тара вознеслась в чистом теле.  Не так важно рождение, как воскресение. Это мир - система случаев. За разнообразием явлений стоит простая структура. На квантовом уровне реальности не существует, пока мы ее не увидим. И мы принимаем виртуальный мир, за реальный. Лишь полезная условность заставляет нас давать ему имена и наделять формами."

  Несколько минут густо летели камни. Валуны и не очень. Ни один из них меня не тронул. Потом камнепад прекратился.
 
   "Время — это развернутая Вечность? Или Вечность — это развернутое время? Или их вообще нет? - думал я, пока поднимался, - Или есть Время, а Вечности нет? Или есть Вечность, а Времени нет? Или их можно вычислить? Нет, они подвластны только одной дхьяне, о которой Фома Аквинский думал, что она невозможна."

 
   "Время — мера пути и подвижный образ вечности,- продолжал думать я -  Одна часть его в прошлом, другая - в будущем, всякое настоящее можно бесконечно сужать, так что от него не переставая отходят прошлое и будущее,которых уже или еще нет, и если время существует, как же оно может состоять из несуществующих частей? Но конечны ли они? Настоящий миг содержит всё время от начала и до конца.
Вот что должно называться Большим Взрывом! Если долбанет..."

  "Время — это сама последовательность как таковая. - Как указывает Упаладева. -  Это то, благодаря чему все действия осуществляются последовательно."


  Моё счастье - в прошлом. Значит, его ещё нет?  Требуется "просто" найти алгоритм происходящего в этой Вселенной и изменить прошедшую последовательность действий.  Всё хорошее уходит от нас. Часто с нашей же помощью. Теперь надо исправлять то, что потерянно и найти то, чего уже нет.

  Как учил Патанджали: "Соединение моментов в их последовательности не существует как объективная реальность." Совместно с Аристотелем, это объясняет если не всё, то многое. Поэтому жизнь дана нам все время в настоящем, которого на самом деле нет, чтобы мы, наконец, сами стали жить по-настоящему. В любом случае и Вечность, и Время созданы через Миг. Мгновение, Вдруг - вот Смысл этой Истории. На всех уровнях. С точки зрения марксистско-ленинских шастр процесс раскрытия и закрытия один.

  Вся наша жизнь таким образом сплошное  волшебство - потому что материи нет, а мы ее вытаскиваем из небытия и овеществляем. Но со временем - проблемней: оно может нас осуществить, а мы его?.. "Время и Вечность должны переживаться, как Единое!- внезапно пронзило меня."


  В отличие от платоновского Парменида, существует Единое, которое находится в покое и движении одновременно. Это Шива (апостол Фома в своем апокрифическом Евангелии намекает на это): Ишвара — это открытие глаз вовне, Садашива — это закрытие глаз и поглащение Вселенной вовнутрь. Садвидья — это общий субстракт знаний «Я» и «Это».


 "Изучать время - это значит переселится в мозг богов", - утверждал Велемир Хлебников." Есть Шива, сознание которого охватывает всё.

  Пробежал шакал. Выползла кобра и уставилась на меня. "Откуда вы тут? - подумал я."  Шакалов теперь везде  достаточно. Но, с другой стороны, шакал предвещает богиню Кали, а мне она и нужна. Вопрос в другом, нужен ли я ей? Мы вглядываемся в утраченное, и оно пытается взглянуть на нас. На определенном уровне видеть, значит исчезнуть. Или пропасть.

  Змея не собиралась уползать, и я перешагнул ее.

  "Время - это линейная функция? -продолжал размышлять я, - Или цикличная? Когда идешь к Богу или Истине — линейная. Или всё-таки не линейная, а просто запутанная? Когда идешь в сансару или, вернее, сансара идет на тебя — точно цикличная, переходящая в лабиринт. Короче, Время и Вечность неоднородны, как лес. И в этом лесу - все наоборот. Для земных дел надо совершать движение слева направо, а для небесных — справа налево и так далее.

   Пространство и время - это как нечто самостоятельно существующее наряду с материей, как ее дом? При этом пространство — это чистая протяженность, а время — чистая длительность? Простанство вечности - космос, простанство времени - земля, - размышлял я, поднимаясь. - Где отсутствующее? Оно живет своей жизнью, частью которой соприкосается с нашей."

  "И всё же, что такое время? - Вспоминал я лекции по научному Шиваизму. - Фактически оно не является чем-то, существующим независимо от нашей личности. Время — воображаемое понятие.  Человек формирует единое представление о различных событиях, происходящих вокруг, и о своих разнообразных действиях. Всё это хронологически переплетается с ощущением предпологаемой последовательности. Но такая последовательность - всего лишь нематериальная концепсия, основанная на воображении. Эта концепсия — чувство времени, навязанное ограниченными существами самим себе и всему, что их окружает. Последовательность времени и пространства есть ничто иное, как многообразие форм, потому что пространственная после-довательность есть просто многообразие форм, а временная последовательность есть многообразие форм, участвующих в деятельности, и только в Садашиве возникнет рефлексия бытия моей страны."

  "Только бы мне достигнуть... - думал я. - Только бы разуметь..."


  Кобра какое-то время ползла рядом, как указуя мне дорогу, потом скрылась.
Словно поняла, что дорогу я и так знал.

  "Или  пространство и время формы существования материальных объектов: пространство выражает сосуществование объектов, а время — последовательность их состояний? Что еще соединяет пространство и время? Здесь - скорость, там - неподвижность. Живой и мертвый ген. А свет моего сознания должен стать вообще непрерывным, чтобы я смог вырваться за пределы этого состояния пространства и времени, - размышлял я всё на одном дыхании, -  Но все физические процессы при одних и тех же условиях в инерциальных системах отсчета протекают одинаково. Все инерциальные системы отсчета равноправны. А вот физические законы инвариантны по отношению к выбору инерциальной системы отсчета.

  Несомненно, что Время и Вечность, как и все дуальности, стремятся к точке. Именно к ней, я решил приспособить два гена. И точку Времени тоже  в себе. Чтобы втрогнуться в этот сведенный к минимуму пространственно-временной континуум, я стал представлять это.  Если нет восприятия прошлого и будущего, то и само восприятие времени неизбежно исчезнет, хотя бы потому, что мы вообще не можем оставаться только в настоящем: ведь больше всего мы находимся именно в прошлом. А в нем нет течения энергий в каналах. Нет течения крови в сосудах и венах. Нет дыхания. То есть созданны все заведомые предпосылки к возвращению: там нет ничего, кроме чистого Времени, и именно поэтому оттуда его будет возвращать возможнее и легче всего. Живым и мертвым геннами манипулировать будет легко, а вот Временем — не очень. Но все это живет сначала во мне, а потом в мире, и значит я должен справиться с этим. Как хорошо, что мы пребываем в теории относительности! Плавая в этих волнах, я извлеку из их глубин искомое событие.


  Короче, как нас учили в тантрическом марксизме-ленинизме: два мира, две системы - в одном до тебя никому никакого дела нет; в другом до тебя всем есть дело. Мне кажется, если третьего тебе не дано, то вторая крайность лучше. Кто же не смиряется с необходимостью, тот создает свою действительность, и тогда уже необходимость будет смиряться с ним. В мире действуют две силы - живая и мертвая, и я распологал частицами обеих.
 
 События, одновременные в одной инерциальной системе отсчета, будут не одновременными в других системах. И во временной промежуток имеют относительный характер. А как заметил один известный писатель: "время есть нечто насильственное и желает лишь одного - быстрее кончиться." Для того, чтобы познать вечность, надо быть вне времени. Пребывая во времени трудно достичь даже Нирваны, куда там вернуть социализм!

  Именно это я и хотел использовать. Но, как говорят даосы, вечность трудно обрести и легко потерять. Не хотелось бы терять социализм дважды.

  Конечно, этими знаниями  миру не поможешь, тем более, что большая половина из них только гипотезы.  Исключения, только подтверждают правила. В этом мире, кроме слов вообще больше ничего не существует. Идеи могут быть больше реальности, они необходимы, но это только шелуха истинной видьи, Йоги. Опыт - это признают все - единственный критерий Истины. Но старое, сакральное, именно и создавалось на основе многовекового опыта, собиралось по крупицам, а не высасывалось из пальца. Всё  это  — мысли Бога: и эти, и те, и мои мысли в том числе.  Я не запариваюсь без нужды на теориях. Мне достаточно знать, как практически осуществить дело. Ведь существует целостость всего. Вообще-то:

  "Ничего не следует знать, кроме спасения", - говорится в "Шветашватара-упанишаде". Начало с концом смыкаются кольцом.   

   Нужное мне для манипуляций место находилось в другом конце  Крыма. Когда-то оно  называлось  Калитра,  там поклонялись Кале. Но на Калитре многолюдно, и я только визуализировал себя там. Стыком времени для полонения выбрал море.

  Я мысленно нарисовал цветок. В середине цветка я написал имя Тара, окружив его по восьми направлениям слогами   мантры с пранавой. В восьми лепестках ниже лепестках ниже я написал имя Агхоры.

- Господь Шива,- прошептал, - предаюсь под Твою защиту!
 
  Затем я написал заветное слово - СССР (Свадха,Сваха,Свасти, Рудра) и между ними слоги моей мантры. Затем, аккуратно разместил три волшебных слога и  добавил мощную мантру ВАШАТ.

   Я использовал полный лотос, обхванив из-за спины руками стопы. Руки и стопы Господни - в слове Его, а у человека это конечности. Пространство я впитал, как собственное тело, а  время и событийность, как праначалану. И все вместе я принес в жертву Кале.

   Я твердо знал, что вся Вселенная со всеми её объектами и событиями, находится внутри человека. Внешнее время - это потоки жизненной энергии, текущие по двухстам пятидесяти тысячам нади,  каналам внутри человеческого тела. И если внутри тела нет течения энергии, то восприятие времени невозможно. Останавливая восходящие и нисходящие токи жизненной энергии возможно остановить течение времени и повернуть его вспять. Нужные для этого гены у меня были. Я поверну время вспять, без вариантов!

  Таким способом я хотел выйти за пределы временного потока, и  устранить его изменения и разрушения, повлекшие гибель моей страны. Обратить разум времени  к гумманизму социализма, в 60-80-е годы, в наше светлое прошлое - вот моя задача. Нельзя же допустить, что Время, как и люди, неразумно? Хотя именно они его придумали и херят. Как раз поэтому, время будет повержено и навсегда восторжествует из Леты социалистическая Вечность и благославенный Застой, созвучный Покою?

  Формулы обеспечат мне  власть над прошлым, а молчание — над будущим. И я готовился с помощью Танькиных генов перевести время в квантовую частицу.
Свернуть и развернуть космос и спираль ДНК.

  Сначала шли неясные ответы, мерцающие метафоры...Когда случилась Джатисмара, я понял, что на правильном пути. Длинные века пронеслись мгновением перед глазами. И всё на фоне прекрасного лица социализма и Тары.

  Прости меня за всё, Господь Шива! Помоги мне! 

  Я все сделал по правилам, как учил мой пепел Энки. Ну, я запрягаю давильный камень, я тружусь! Радуйся, о Агни, своему телу! Пусть растет песня! Обряд лучше всего совершать обнаженным, второе же по степени - в шкуре слона.

  Я выполнил ньясы: Риши, Кара, Хридаю.


  Потом я  произнес слог ОМ, затем произнес АГХОРЕБХЙАХ, затем - ТХА ГХОРЕБХЙАХ, затем -  ГХОРА АГХОРАТАРЕБХЙАХ, затем САРВА ШАРВА САРВЕБХЙАХ , затем - НАМАСТЕ РУДРА и РУПЕБХЙАХ. 

  Все вместе: ОМ АГХОРЕБХЙАХ ТХА ГОРЕБХЙАХ ГХОРА АГХОРТАРЕБХЙАХ САРВА ШАРВА САРВЕБХЙАХ НАМАСТЕ РУДРА РУПЕБХЙАХ.

  Эта царская мантра, почитаемая богами, именуется Агхора.

  Затем я произнес тринадцать кала Вамадевы: Раджа, Ракша, Рати, Палйа, Камйа Тришна, Мати, Крийа, Риддхи, Майа, Ратри, Бхрамини, Мохини и Манонмани.

  Затем восемь кала Садйоджаты: Сиддхи, Риддхи, Дьюти, Лакшми, Медха, Канти, Судха, Стхити. Согласные - это Кали, их я расположил отдельно.

  Потом разместил во всем теле по порядку три таттвы и девять таттв со слогом ОМ.

  Далее я  разместил части видьи.

  Первой  я произнес АГХОРЕБХЙО, второй произносится ТХА ГХОРЕБХЙО, третьей следует сделать ГХОРАГХОРАТАРЕБХЙАХ, четвертой  я сделал САРВАТАХ ШАРВА САРВЕБХЙО,  а пятой - НАМАСТЕ РУДРАРУПЕБХЙАХ.

  Затем произнес слог ОМ, затем ДЖУМ САХ, это представляет три глаза сияющего тела видьи.
 
  Части тела видьи: Сарватма, Брахмаширас, Джвалини, Пингала, Дурбхедйам, Пашупатйа, Джйотирупа, Крия, Джанана и Иччха.

  Слог, идущий после слога СА  я поместил в голову, сердце, шикху, кавачу, и три глаза.

  Слог, идущий за ХА, соединенный с четвертой гласной и украшенный бинду, КШИМ,  крия-шакти, освещает все творение.

  Потом я произнес по порядку: слог ОМ,  потом все эти мантры, и после них-  НАМАХ, СВАХА, ВАУШАТ, ХУМ, ВАШАТ и ПХАТ.

   Ну и так далее.

   Мантры - единственные знаки, совпадающие с сущностью обозночаемых ими объектов. Правильно названные, они подчинятся твоему Духу. Одна неправильно произнесенная буква мантры портит все пространство, и оно не сработает.
 
  Я произносил мантры из горла  до их утробы, Ишвары.  И, произнося мула- мантру, я  совершал созерцание и удаление энергетических каналов по одному до тех пор, пока они все не исчезли. Потом мной заговорили длинные слова, состоящие из одних гласных.

  Все это заняло у меня ровно год. Но я этого не заметил. Сколько времени прошло вне моей пещеры, я не знаю. В пещере время течет совсем по другому.
    

  Это  мантры, предназначенные для исполнения всех желаний. У меня было только одно. Я разжег себя им до такой степени, что пар повалил из моих ушей, ноздрей и ещё кое откуда. Ай-Петри покрывалась клубами пара.

  Желание сбывается только тогда, когда ты очень хочешь, и сам не знаешь что ты -  хочешь. Как бы.

  Всё  вокруг стало наполняться клубами густого зеленовато-желтого тумана, плазмой, образовавшейся от моего раскаленного духа, воды под ним и самого смешения времени с пространством. Но я был так сосредоточен на Родине, что  не замечал этого, хотя сам полностью пребывал в нем. Я знал, что в свое время рассею свои таттвы и расстворюсь. Это диктовалось деянием. Мой взгляд завсегда был прикован к акаше, где встречались прошлое, настоящее и будущее.




  Когда нади вернулись заново, с  благословления Шивы, я  уже созерцал себя, как часть Калы.

  И  еще через два месяца непрерываемой самьямы,  мне открылась точка соприкосновения  Времени во мне и Вечности в реликтовом излучении космоса, где наше великое прошлое граничит с убогим настоящим и желаемым будущим, и всё вертится вокруг этой точки. Я созерцал часы, минуты, столетия, эпохи... Всё было перемешано, как жребии. Или напутано, как в кипящем котле: надо только уметь выхватывать. Время менялось, как электроны при стороннем наблюдателе. Я должен был научится правильно наблюдать, вернее - представлять и визуализировать. Я знал - как.

 Я мимолетно подумал, что с конкретно со Временем подавляющее большинство людей встречается только два раза.

  В глубине пещеры меж тем жил большой рой пчел. Я мысленно разрезал свою мандалу лезвием и поместил ее в мед. Тогда  мне явился высший покой, и я понял, что все обязательно свершится. Я попал туда, где одно Время поощряет вопотиться Другое независимо от их склонений, падежей и времен. Скоро время во мне прекратилось, и актуальное время тоже перестало меня замечать. Временем стал я сам. Значит, Время переместимо, надо только ему помочь. Теперь нужно было только тихо подкрасться к Нему, правильно визуализировать искомое, чтобы как можно меньше изменилось оно при перевоплощении.

  Наконец-то я добрался туда, где находилось искомое время. Оно уже оледенело, и я начал отогревать его своим нескончаемым выдохом.


  Это то, то, что  хочу я рассказать вам, но об этом распространяться нельзя.
Парокша это, сокрытое, тайное, за пределами зрения. Ибо Боги любят тайное. Я
делаю это для них.





20.Застенки бывшей Лубянки.




  На допросах Портниекса жестоко ломали. Все зубы у него были выбиты, ребра сломаны, лицо заплывши, а руки за спиной связаны  колючей проволкой.

- Где золото? - не вежливо спрашивали его псевдочекисты.

- Ни за что  не скажу !- отвечал он,- Клянусь Янисом!

  А потом даже не отвечал. Мотал головой только. Кровавая эпопея продолжалась несколько месяцев. Наконец, они все-таки  выбили у него:

- Я никому не скажу.... - едва шевеля разбитыми губами, выговорил он,- Кроме Ленина!

  Пришлось оживить.



- Воскрес Ленин! - доложили Ельцину.

- Кто это? Как так воскрес!? - вскричал ЕБН, -  Мы же их всех в подвале поубивали.

- Да нет, Борис Николаевич! Это мы монархов наших там поубивали.

- Да?! - воскликнул он и задумался. Потом сказал:

- Точно! Я это сам знаю! Вспомнил!!! Вчера просто перебрал малехо... Намешал, блин,понимаешь, коктейлей.

- Так что с Лениным делать?

- Посадить в тюрьму, понимаешь... Чтобы он делов лихих опять не понаделал! В люкс камеру, конечно. На полное государственное обеспечение, понимаешь...  Он же вождь все ж таки... Хотя и бывший, понимаешь,  -  задумчиво закончил он и налил себе кристальной чистоты и вкуса "Белуги", той, к донышку бутылочки которой баночка с черной икоркой  прикручена.

  Но прежде, чем упрятать, Ленина доставили на встречу с Портниексом, чтобы узнать, наконец,из их разговора, где же золото партии, это козырное рыжье её в большом количестве. Но о чем они шептались с Ильичом никто не понял: говорили они на каком-то чудном птичьим языке. После длинного разговора Ленин обнял Андриса.

- Мой дорогой-дорогой красный стрелок! - сказал он на непонятном и добавил, - Я не прощаюсь! Скоро мы встретимся! Запомни! Нас ждут великие дела.

  Тут лжечекисты многозначительно переглянулсь, а Ленин только мельком взглянул на них насмешливо и лукаво.

  Портниекс с тем и уехал на родину. Перед ним даже не извинились.

  Пытать Ленина никто не посмел.





21. Матросская тишина.



  В десятикомнатной одиночной камере, всего лишь только на полном государственном обеспечении, сидел секретный узник в маске, как какой-то Людовик.

  На прогулку его выводили в Александровский или Летний сад, в пригороды Москвы и Ленинграда, на отдых зимой в Альпы, летом в Монако или  как еще придется...

  Но он так и не сказал никому, где золото партии. Не кололся.

  Из-за золотой решетки он видел как довалили Советский Союз, за баландой с "Алмас" и "Кристаллом", он видел по телеку, как  перед самым круглым  Новым, 2000 годом, дал самому себе отвод ЕБН и назначил преемника, ВВП, но сам он на этот праздник жизни приглашен, увы, не был.

  А страна начала неожиданно, но медленно подниматься с колен.

- Согнутое выпрямится, кривое станет прямым... - обрадовался Ленин.

 "Давай, тезка, будь еще круче! - молил он широкоформатную плазму, -  Тебе уже  нечего терять, кроме вечной славы в глазах благодарного бывшего союзного советского социалистического и республиканского человечества! Жизнь без цели не имеет смысла! Не хочешь же ты посвятить свою всю жизнь топкому болоту алчного мещанства... Верни СССР! Верни народу Советский Союз! Верни ему счастье! Верни надежду в светлое будущее! Это настоящая великая достойная тебя цель! Не разменивайся по мелочам! Большому кораблю - большое плавание!

- Зачем тебе оружие, которое никого не защищает, не отсреливает, как зайцев,  врагов Отечества?!- продолжил думать Ленин, - Зачем тебе лишь память, когда в наших бывших республиках численность нынешних невинных жертв уже  переваливает страшные числа, а вокруг нас открыто нагло маршируя,  бряцают своими устаревшими ружьишками толпы хищных милитаристов и оборзевших эсэсэвцев. Дашь слабинку - будут гробить всех славян и нашу экономику, потащат всё и отберут даже Победу! Не надо лишь взывать к памяти павших! Память павших давно сама давно взывает к отмщению! Не спи - надо восстанавливать СССР! Святое дело того стоит!

  Убиенные перестройкой взывают с небес:

- Володя, будь еще круче!!!

  Еле живые после реформ вопрошают:

- Доколе, Владимир!!!???

  Не спи! Надо восстанавливать СССР!

  Ведь это же твои люди... Практически - братья и сестры... Ведь все они, живые и мертвые - твои... Что же ты позволяешь сжигать их, как в огне? Зачем же  тебе тогда напридумывали специально обученные люди грозные сверхсовременные оружия?! Чтобы они ржавели, как завравшийся и обнаглевший в корень капитализм?! Чтобы  сходили с ума от зависти и так ненормальные бандерлоги-агрессоры?! Даже совсем спятившие от черной зависти, они за солоно хлебавши не перестанут  вытирать о страну и наших граждан свои грязные вонючие ноги! Если жить на коленях — разучишься ходить! В драке выигрывает всегда один! И, если драки нет, он же! Силе противостоит только сила, вражде - вражда! Будь  круче, тезка!!! Тебе уже  нечего терять, кроме вечной славы! Сверху советское социалистическое государство разрушили, сверху его обязаны и восстанавливать! - думал он, невыносимо страдая от горя и душевной боли при мысли, что нет СССР, - И это предстоит сделать тебе... Великому народу — Великую идею и Великое государство!»

- Если у человека величайшая власть соединяется с разумением и рассудительностью, - проговорил откуда-то сверху Платон, - возникают наилучший государственный строй и наилучшие законы – иного не дано.


  Сердце Ленина разрывалось на тысячи частей, и каждая из них думала: "Ты, просто ангел, тезка, поэтому-то тебя нечистая и не любит!" И он процитировал Жореса:

- Возьми из прошлого пламя, а не пепел!




  Совпадение это или закономерность, но сразу после этих думок он вышел, ему сделали качественную пластику, и он телепатически наказал тезке:

- Ты, Владимир, впредь должен бороться с исламским терроризмом, а не с православной ВКП(б).

- А потом заявил:

- Золотом партии  я буду финансировать только борьбу со злом и империлизмом! По другим чисто денежным вопросам и различным  инвестиционным фондам я не принимаю!

  Но все было, как всегда: царь - хороший, свита - плохая. А человек, даже Ленин, предполагает, а  располагает некто-то другой.

  Однажды ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться, хотя сразу сказал: «Нет». Ему предложили построить нечто вроде всемирного универсального водопровода, по которому в квартиры миронаселения будет, как вода, напрямую подаваться газ, а  в гаражи, стоянки, сортиры и места парковки будет поступать бензин и дизель, согласно поданным в Кремль заявкам (за сутки)  и по платежам фиксированно в разы меньше биржевых. К тому же всем бесплатно будут поставлять пиво и водку в количестве кто сколько выпьет, тоже по общественным социально значимым алкопроводам. Всем, даже неграм и безработным.

  Предварительные расчеты показывали, что все уложится в какой-то жалкий триллион триллионов американских долларов по будущему золотому курсу.




- Я даже думать не буду, - говорил Ленин,осуждая,- Всё, и в первую очередь,земля и недра должны принадлежать народу! Иначе - это просто воровство...

  Но там, где надо ему ответили:

 - А вы и не думайте. От этого одна только перхоть. И то только — пока. Потом из-за не имения головы, отпадает потребность в мозге.

- Смотри, Ильич... Мы тебя выпустили, мы тебя и запустим!

- Заблуждения радостны, истина ужасна! - когда уже никто его не слышал, процитировал он шепотом, почему-то, Альбера Камю и добавил, - Все, кто разворовал Россию, твои друзья. И сейчас их пора уже вешать или, как минимум, сажать, а собственность экспроприировать. Насилие - повивальная бабка истории. Репрессии — орудие любого государства, только у капиталистов они  ради кучки богатеев, а у нас они - во имя всего советского народа, и, поэтому, даже "репрессиями" называться не могут! - констатировал Ильич, - Советская власть отняла у некоторых право быть самим собой, и они  вынуждены были оставаться людьми.

  "Как долго шло человечество к счастливому бесклассовому обществу и как быстро скатилось назад...  Цикличность - характерная черта существующего мира, - думал он,- Но на этот раз мы навсегда её разрушим. Человеческое правосудие должно настигнуть всех злодеев! Надо сломать все кресты на которых распинается жизнь!
"

- Ты отличный вождь для капиталистического государства, для социалистического - нет. Но кроме тебя,  вернуть социализм пока что некому, - проговорил он немного подумав и, заложив большие пальцы рук за борт жилетки, начал энергично ходить по комнате.

  Наконец, он решительно остановился и сказал:
 
- Но такая партия будет! Иначе пусть меня  замуруют снова! Христиан было сначала двенадцать, а марксистов вообще двое!

- Двое и теперь! Значит, такая партия уже есть! - резюмировал он.

  Портниекс тем временем возвращался в общем вагоне на родину.

  "Они забрали от народа всю его народную собственность и почти всё социальное обеспечение. Как же я могу оставить народ в такие трудные минуты? Как  бросить народ без его народной собственности? Никогда не сможет быть свободным экономически зависимый ни народ, ни человек... - и он выпил, не закусывая, - Не этому меня учила КПСС!" .

  "План партии должно быть таков: чтобы вся наша падаль буржуйская и все наши прихвостни мирового капитала и его темного закулисья бошки свои поганные подняли, а мы бы тогда узнали точно - кого из «Калаша» косить! И косили б!" - решил Портниекс  под храп соседей и стук колес, опрокидывая в горло жгучий спирт, - Ух, как косили!"


  "Они русских повсеместно оскорбляют, а мы с ними торгуемся и всё равно приплачиваем! Может оно так и надо, но я бы так не смог. - Эасыпая, думал он. - России давно пора  быть первой. Навалять кому надо и потом жить спокойно, но начеку. Быть готовой всегда навалять тем, кто попросит... А так - они  в нас харкают, а мы к ним дружить лезем!"


 Агенты империализма докладывали совершенно секретными дипломатическими депешами в ЦРУ, что Там, приняв опосредствованный заказ на углеводороды, бывшего узника решили  направить в одну из пока еще бывших советских республик, кротом, для осуществления подпольной подрывной деятельности.

  Но все было с точностью наоборот.

  А в Кремле между тем говорили по секретной, но прямой связи с Фашингтоном:

- Да... как договаривались... Да.  Мы принесли в жертву  миллионы невинных русских за пределами России и пожертвовали бесчисленное число невинных в ней. Да. Мамоне это понравится! Все будет, как  в свое время с евреями! Да. И у эсэсевцев шпроты покупаем. Как обещали! Да. Простите нас, дорогие коллеги, если что не так...

  Но коллеги, несмотря на обильные жертвы Мамоне, не прощали. Разные небратья сами себя не назовут "кидаловыми", тем более, когда их называют "партнерами". И наши-то так и не понимали, что с ними делать: покупать, завоевывать или просто бесконечно прощать. Лавров сказал:

- Этот мир, как батарейка, Россия "плюс", все остальные - "минус".
 
  И "Северный поток 1 и 2", наконец, им в пику про себя назвали "Ленинским курсом - 1" и " Ленинским курсом - 2", а в мавзолей положили муляж.

  Но даже муляж ненадолго ожил, хотя в нем не было ни одного чипа, просто не успели вставить. Ожил и Иосиф Виссарионович: как ни в чем не бывало вышел из могилы у  Кремлевской стены. Ожили и другие видные деятели комунистической партии, один даже был с лица точной копией Льва Троцкого, но их  быстренько отловили и поместили в вакуумы.

  А больше всего ожило  махновцев, котовцев, а так же всяких примкнувших к ним... Было очень много даже петлюровцев. А тут еще стали подтягиваться ну в очень больших количествах чекистские разработки - гибриды-приматойды. Отловить  всех их было практически невозможно.

  И все это - последствия игры со Временем Шумера. Некоторых своих героев страна никогда так и не узнает в лицо.


  Короче, все попуталось на территории бывшего лидера социалистического лагеря, и у бывшего советского социалистического народа как-то сами собой еще ниже опустились руки.



  А "Битлы" всё пели, ликуя: "Back in the USSR!"


                ***



  Про Берлускони и медвежье сердце. 



  Долго  бродили наши по просьбе народной в зимней тайге дремучей, пока не обнаружили   по страшному реву огромного медведя-шатуна  - эту грозу и непокой всей Западной Сибири нынешнего сезона. И поднял его Владимир Владимирович на рогатину из столетней ольхи, завалил и вырвал  сердце с корнями.

  Затем по-доброму слово молвил бывшему в то время с визитом в тайге Берлускони:

- Ешь сырое сердце медвежье, итальянец, чтобы обрести силу для свершений, и чтобы тебя за них потом не посадили черные силы  европейские!

  Сильвио надкусил трепещущее сердце и, сдерживая с непривычки рвоту, проглотил, не жуя, кусочек. И от того, что он только маленький кусочек проглотил, не жуя, у него потом личные неприятности в прозападном мире были.
 
  "Овладел Владимир искусством дао. И теперь все страны  завидуют его дэ, - подумал он тогда."

  А оставшее  медвежие сердце наши  сами разделили по-братски,  съели и пошли в Москву, через города и веси российские, узнавая по пути чаяния народные,  для  дальнейшего осушествления их в натуре.





22. Юрист. Гавгав.




  Меня зовут Изяслав.  Когда я родился, акушерка, принимавшая роды, тайком стянула и быстро спрятала за пазуху белую шелковую сорочку  с золотыми пуговицами.

- Белый царь родился! - прошептала она.


  Изяслав — мужское славянское двухосновное имя, от «изяти»  и «слава»; на Руси известно в основном как княжеское, фамильное в роду Рюриковичей.  Так меня и назвали родители, как бы в насмешку над государственным строем, в честь этой земли, той и чтобы скрыть от советского мира наши корни из прошлого и земли обетованной... Но если бы только так! Спектр их увлечений был очень широк:от вед до брахман, от Ра до Иеговы, от упанишад до каббалы, от даоссов до алхимиков, от Гильгамеша до Давида, от катакомбного христанства до православия, от гностиков  до марксизма-ленинизма и от античности до авангарда... И все это они впитали в меня. Короче, они устроили меня так, что из порезов у меня вытекало семя, а не кровь. Потом, когда это прошло, я с большим сожалением вспоминал об этом.

   Мама моя — русская, папа мамы- латыш,а мама мамы  — еврейка, мама папы мамы- еврейка — папа мамы мамы мамы — поляк, папа мой — русский, мама папы полька, а папа — еврей, папа мамы его мамы — еврей и мама мамы его мамы — еврейка, а папа мамы мамы его мамы — белорус, а мама мамы мамы его мамы — украинка....И все это смешано, смешано-перемешено с другой кровью, как  многоязычие вавилонской башни но,  не вспомнив всех родственников, никогда не добраться до Бога.

   Так  меня записали в ихесе:  Изяслав Мойша Александр  Давид Петр Аарон Павел Махараль Ян  Йехуд Жанис Авраам  Никола Шалом  Язеп Лурия  Казимир Аризаль Станислав  Элазар Салвис Гершом Иосеф  Акива Людвиг Иов Карл Рамбан  Владимир Азриэль Борис   Шимон Игорь Хаим Сергей Шмуэль Улдис Шмуглис Шалтай Болтай Шабатай  Виктор  Исраэль Андрей Ицхак Аркадий Ашкеназ  Кац;  при крещении - просто Изяслав Михайлович Кащенко , так же -  и в официальных записях актов гражданского состояния.

   Не  все  имена записаны в Танахе, многие из них родители, наверное, и сами забыли, а все они должны   умилостливить дух  предков, долетев до них из  нашего времени  и сознания.

   Благодаря этим именам, а по сути благодаря моим предкам, меня невозможно свалить одним ударом. Бутерброд у меня падал всегда маслом вверх, икрой тоже.

   Мое длинное имя хорошо и тем, что не до каждой  буквы дотянутся  корявые пальцы козлов, козлищ и кикимор: оно успеет улететь от них, как птица или уползти, как змея.

   Все дело опять-таки  в кровных связях, я  знал, что мой прапрапрапрадед  Махараль Йехуда Лёв бен Бецалель равин, маг, каббалист и волшебник, создал  Голема, чтобы расстроить намерения злонамеренных.

   Приезжая в Прагу, я кладу на  его могилу камушек, и вспоминаю, что счастье, даже счастье созидания, лишь погоня за счастьем и более ничего, кроме приключений. Но всех приключений не испытаешь, всех денег не заработаешь, всю водку не выпьешь... А вот Бога при жизни достичь можно. Если, конечно, Он согласится.

   Увы, и в наше время появилось великое множество разнообразных диковинных ущербных  созданий. Их цель - вынести нам мозг. Хочется верить, что не все они придуманны правоверными евреями. На лбу некоторых из них точно есть место для пули. Но для нас давно уже главнее казаться, чем быть. И,как говаривал, поэт: "Вместо подвигов - психоз."

   Многое из моего любимого,- от страны и ругательства, -  начинается на «и», как слово «истина», проступавшее на големском лбу.  «Но кто ее ищет и где?»  «Истину тут никто не ищет, кроме разве что уже совсем ненормальных, а она оказывается рядом, живет в нас, прямо в нашем сердце, но мы только предчувствуем об этом, а в самой истине уже не существует ни знания, ни входа, ни выхода.» Бог является в Истине, а Истина - есть Бог.

 

   Я крещен и обрезан.








23.Юрист. Гавгав.





   Дядя Толик, сын бабушкиного брата от первого брака, подкидывал меня вверх, я визжал от восторга, но один раз он меня не поймал. Все страшно перепугались, особенно, кормящая мать. Но меня подхватил  ветер и мягко опустил на асфальт. Я рассмеялся. Хоть у меня не было даже ушиба, вызванная "Скорая" все равно забрала нас с мамой в больницу, но  через день выписали.

   Маленькому, мне нравилось задерживать дыхание и нырять, особенно в глубину. Один раз в два годика я чуть не утонул. Отчетливо помню, как я долго лежал животом на песчанном желтом дне, ярко освещенном лучами летнего солнца, и лучи играли на песке между собой. Я пил воду, как воздух, и мне было более, чем роскошно. Я совсем не чувствовал, что был в воде. Солнце хотело забрать меня с собой, но  от него меня отобрали чьи-то руки. Меня  вытащил из воды отец моего ровестника из соседнего дома, по случаю в те выходные отдыхавший с ним вместе с нами.

- Ну и нахлебался же он воды! - сказал он.

  Меня преломили через колено. Делали искусственное дыхание. Не вылилось ни капли.

  Плаваю я с полутора лет, а  в  три года меня уже отдали в секцию  плавания.

  Еще я любил растягиваться. Но я не понимал, зачем это? Где-то в четыре или четыре с половиной годика меня отдали и на акробатику.

  Домашние мне вообще ни в чем не отказывали, давали все , что нравилось маме, и то, о чем  кто-то из заслуживающих внимание людей, сказал ей , что это мне будет полезно.

  Мама была банкиром. В госбанке. Ее отец, тоже банкир, в войну с возами золота на лошадях к своим пробирался. Пробрался и сдал все до копеечки. Честнейший человек. Так что это родовое. Это мне, как семейные легенды рассказывали.

  Никогда мне, увы, не забыть Почетного Стоматолога,  который за день высверлил (без укола) и запломбировал мне  двадцать пять здоровых зубов и Заслуженного Учителя, который в восемь лет заставлял меня  за вечер выучить наизусть  «Песнь о вещем Олеге» и за забытые строки  больно тягал за уши и бил по рукам линейкой.

  Меня очень любили и, соответственно, баловали. Но! В возрасте моих трех лет маме взбрело в голову, что у меня два сердца. И мне сделали десяток рентгенов, но второго так и не нашли. В детском садике я всегда давал сдачи своим обидчикам. Но! Как-то раз я поколотил своего обидчика Леньку, сынка заведующей садика, и она  сказала моей маме, что я не в меру очень агрессивен. И они так исправно вправили мне мозги,  дескать, я могу выбить обидчику глазик, сломать ручку, запросто сделать его  калекой, он всю жизнь будет смотреть на мир одним глазом, трогать мир одной рукой и нюхать воздух сломанным носом, и если мне не повезет совсем, то я запросто могу и вовсе его укокошить на  черное безутешное   горе-горькое его родителям, которые от этого тоже умрут в беспросветных слезах и муках, а моим маме, папе и бабушке будет очень стыдно за меня, потому что руки даны человеку для того, чтобы работать, а ни в коем случае не драться, и они тоже умрут со стыда и с горя, потому как меня навсегда заберут от них  в детдом, что я совсем перестал драться.

  Вскоре, я уже был так запуган этими жуткими перспективами,  что очень боялся вообще причинить кому-нибудь  хоть малейшую боль. И спустя совсем немного времени  я уже только защищался от ударов и беспокоился, не сделал ли я кому-нибудь больно. Жалко мне  было всех. Меня же избивали все, кому не лень. Метелили по чёрному! Но приглашали к себе в гости, знакомили с родителями, звали на дни рождения... Фиг знает что!..

  С этого и повелось, что все, включая воспитателей, а впоследствие и учителей, стали вешать на меня всё, как вещи в зимнем гардеробе.

  Меня тогда только что не пытали, если кто-то где-то натворил. Педагоги часами водили меня вокруг квартала, допытываясь признания: «Кто?»  Я же им упрямо не отвечал, и  они всё вешали на меня. Мама была председателем родительского комитета школы и в садике тоже председателем какой-то там родительской банды. Поэтому дома  меня  драли вдвое больше, чем сидорову козу, а потом ставили на пару часов в угол. Ну и в школе я получал  от тех, кого не заложил.

  Они, конечно, не знали, что типо у слонов  и львов   иные этапы роста. Это естественно. Я  и сам об этом никогда не задумывался.Предки меня пороли часто, утешали редко.

  Я приспособился только защищаться, у меня выработалась молниеносная реакция на опережение... И все равно я  не мог никому  дать сдачи, не мог ударить человека. Чудны дела твои, Господи!

  Родители меня очень любили и всегда, на всякий случай, внушали мне, что я самый худший из окружающих  детей. Это, как ни странно, приучило меня ценить других больше, чем себя. Я всегда думаю о людях, лучше, чем они есть: ведь сопереживание существует только в знакомом материале. В то время я осознавал себя в сравнении с другими. И ни к кому никогда я не испытывал ни зависти, ни злости. А жалость и сострадание к людям у меня остались на всю жизнь. Можно сказать, что они ее в меня вколотили.



  Так продолжалось почти десять лет. И сбылся самый плохой сон моих родителей.





23. Юрист. Гавгав.




  Музыка, конечно, это очень хорошо. Вы даже не представляете, как... В двенадцать лет я уже неплохо  играл на гитаре. Родителям, правда, не нравилось то, что я играл, и для них я иногда играл классику. Она мне, кстати, нравилась тоже.
               

  Кроме того я посещел кружок радиолюбителей, кораблестроения и планеризма на станции юных техников, которая располагалась впритык к нашему дому. Я заземлял  наушник,  крутил ближайший камень и ловил «Голос Америки», предки страшно шухерились, драли меня нещадно и всю эту дурь через задницу из головы повыбивали.


 Одним из двух наших  соседей была семья православного священника. Он научил меня основам живописи, давал старые книги из своей обширной библиотеки. Вторым соседом была тетя Кланя, первая жена одного из самых известных в республике подпольщиков, бабушкиного брата. (Брат их отца  еще до революции ушел с концами в Гималаи, но тогда мне это было не интересно, теперь спросить не у кого.) Папу фашисты чуть не расстреляли, как заложника. Там наши "набедокурили" чего-то. Когда фрицы чуть
ли уже не жали на гашетку, "виновные"(подростки) добровольно вышли, и расстреляли их. Царство Небесное! А папу с бабушкой насильно угнали в Германию, на работы.

  Я коллекционировал марки, собирал кристаллы, сотнями глотал авантюрные книги и завел рыбок, которых  благополучно сплавил папе. Он был начальником КБ на большом заводе. Кроме изобретательства, рыбки стали основной страстью всей его жизни. Теперь его изобретения клепает "Бош".

  Обломков темного серебра с камнями: цветом, как роса на солнце; цветом, как первая листва или темнее, как трава; цветом, как кровь, алая или запекшаяся и т.п. - на чердаке было много,больше них было только черных икон и гнутых окладов. И старых поломанных серебрянных часов и "Буре", и "Мозер", и еще какие-то... Всего барахла, как сказала мама, был целый чемодан.

  Серебро тогда за драгметалл не считалось, на заводах оно стояло ведрами, а из монет делали биты или грузила для донок. Почему никому не было никакого дела до камней я до сих пор не понимаю. Конечно, оружие пролетариата - булыжник. Да и то чисто теоретически.

   Итак, осколки прошлого никого не заинтересовали, кроме меня. Все это я перетащил с свою комнату. И никто не разговаривал со мной так, как я желал, только эти камни. Кроме книг, конечно.

   Когда я уходил на службу, я припрятал все это в укромном месте. Только иконы отнес соседу. По-моему, он затащил их опять на чердак. На третьем году моей службы дом снесли.



- Блин,  ты дико классно лобаешь! - ко мне подошел очень красивый подросток с длинными, ниже плеч, каштановыми волосами, года на четыре старше меня, когда я после ныряния трынкал мелодии и ритмы тяжелого рока, сидя  в одиночестве на лужайке возле озера рядом с предоставляемой на лето родителям дачей.

- Лизка! -позвал он сестру, - Иди, послушай...

  И скоро я был в центре внимания нескольких пар подростков. Родители красивого парня приехали на дачи только сегодня. Было начало июня. Отец его - летчик-испытатель, полковник.  Его мать  я не помню. Моей маме очень сильно нравились военные, и она больше всего несбыточно хотела, чтобы я стал офицером.  Так что Лешка маме изначально уже нравился.

  Мама всегда хотела видеть меня военным , как, позднее, на работе парторги хотели видеть меня коммунистом. Но  жизнь , к сожалению, не обманула моих очевидных ожиданий: тогдашние коммунисты и военные сложились перед обстоятельствами, а верхушка первых даже продалась им. Родина хотела воспитать орлов, а получились бройлеры.

- Хочешь посмотреть, как ребята отдыхают? - спросил  меня Лешка.

  Я кивнул. Меня отпустили в кино до 10-ти вечера.

  На рейсовом автобусе мы добрались до города. Первое, что мы там сделали, это затарились портвейном. Второе, угнали старую «Волгу» Лешкиного отца и поехали кататься. Пили и катались мы до открытия танцплощадки. Машину вернули на место, как ни в чем не бывало.

  Трое ребят были пятиборцами, а Лешка еще и КМС по боксу. Они не танцевали. Молодецкие их забавы заключались исключительно в драках с  «кадетами» - курсантами военного училище, поселенцами с «вольного» и с кем придется. Вольных поселений в городе было два.

   В драках я в тот вечер не участвовал. Но к девушке через забор танцплощадки перепрыгнул и сразу был повязан нарядом милиции, чем помимо игры на гитаре, заслужил еще больший хулиганский авторитет. Он укрепился,  когда в тот вечер я сделал ноги с ментовского «бобика». На дачу я добрался после часа. Меня почти не ругали.

  Надо ли говорить, что я на долгое время стал пятиборцем. На междугородние соревнования тренер меня по убедительной просьбе мамы не брал.



  Дрались мы в те времена за вечер раз по пятнадцать-двадцать. И кодла на кодлу, и один на один, часто тоже плавно переходящий кодла на кодлу, и один против кодлы.  В те времена в городе очень редко  можно было познакомиться с кем-то, предварительно не подравшись. Это считалось дурным тоном. В плане драк в то время город показывал чудеса. Их уровень был сравним с уровнем драк Брюса Ли. Чуть жизненней.

  Если технику драк я вспомнил быстро, то  йогу я начал припоминать только через несколько лет, вернее, через несколько лет я только узнал о ней, а вспомню  я ее еще очень не скоро.

  Первого сентября на большой перемене меня всем классом по старой традиции отправились бить. Я отоварил их всех. Некоторым досталось сильно. Сильнее было только их удивление. Люди бьют того, кто не  дает им сдачи.

 Гонения на меня с этих пор прекратились. Лишь после одной-единственной школьной перемены. Или лета?

  Еще я играл в школьном ВИА и в районном ДК на подхвате, во втором составе.


   О Лешке я с тех пор вспоминаю с неизбывным теплом.






24. Юрист. Гавгав.




   Первая моя девушка была очень красива. Немыслимо! Ей было двенадцать, а мне тринадцать. Ее понесло, как ее трахнул какой-то тридцатилетний козёл. Помимо красоты, она была, как и я, отличницей. О том, что она уже ждала парня из тюряги, осужденного за хулиганку, я не знал. Друзья для нас сняли номер в гостинице, в которой у кого-то работала девушка.

   В то, что она у меня первая, она не поверила.

   Где мы только ни занимались любовью: и в гостиницах,  в рабочих общежитиях, и в лифтерных многоэтажек, и в подъездах, и в квартирах друзей и знакомых. 

   Как-то раз в  центральной гостинице Гавгава  моложавый майор из соседней комнаты двухкомнатного «люкса» с которым я, проводив Лилю, пил водку, сказал:   

- В вашем городе живут одни бляти!

- Ты снайпер, майор? - спросил я.

- Нет, я специалист по машкам, - ответил он и пояснил,- Я давно мотаюсь по всему Союзу, но такого блятства еще нигде не видел! И дело не только в том, что у вас много студенческих и рабочих общежитий...

 В чем дело, я так тогда и не узнал. Просто у нас в городе пединститут с пятью общагами преимущественно женского типа, медущилище с одной, но большой общагой;
и куча больших производств крутильно-швейно-ткатского пошиба с немеренным количеством женских общаг. Для кучи у нас две зоны (одна строгач) и два вольных поселения.

  Майор был, конечно, прав, но у меня чисто постажу даже не было в ту пору и сотой части его опыта. Кроме того, он был пьян и перепрыгивал с темы на тему. Ночевать в гостинице и слушать его пьяный базар мне не хотелось, и я отправился домой.


 
  Теперь-то мне всегда двадцать два: всё остальное — стаж.





  Когда в городе уже закрывалиь все злачные места, все тацнцплощадки и на опустевших улицах не с кем было подраться, я со своей подругой красивой, как звездное небо, шел к теплому и не закрывавшему на ночь зданию городского народного суда, где этажом выше предавался страстям  его председатель. Я звал его Мао. Кроме того, что он был Председатель, глаза у него были, как у китайца, но я сразу признал в нем соплеменника. Он во мне, наверное, тоже.

   Поздними вечерами происходило часто так: мы с Лилей, сигаретами и бутылкой вина и председатель суда с женщиной этажом выше. Они были довольно пожилыми, оба с орденскими колодками.  По неуловимой игре обстоятельств мы друг другу не мешали, а со временем и вовсе начали благожелательно  здороваться по вечерам, когда они мимо нас проходили в его кабинет. Даже следа неловкости не возникало.



   Потом с зоны откинулся ее парень... Мои приятели хотели пописать их мойкой. Но я был категорически против.


    Спустя три месяца она шла ко мне, прекрасная, через весь танцпол, приглашать на дамский танец.

- Лиля, я не танцую! - сказал я. С тех пор, каждые 5-10 лет,  судьба шлет мне черные метки, в виде постоянных спутниц жизни. Только две моих жены из шести или семи выгодно отличаются на их фоне. Поэтому, я так до сих не люблю накладывать на себя семейных обязательств. Одной из сторон они, как правило, не выполняются.

   Мне стало так грустно,что просто по черному, я пошел к своему приятелю вору Мордыхаю, и вместе  с ним мы отправились к его братьям пить самогонку.

  Потом я пошел на танцы и передрался со всем танцполом. Танцпол у нас был очень большой. Против него я продержался около пяти минут. Меня дьявольски жестоко избили. Махаться одному с целым залом — это не шутка. Финал известен. Но я опять ничего не понял.  "Скорая" думвла, что я вообще убит.

  Братья Мордыхая  были бандитами — огромные двухметровые мордовороты лет сорока, гнули пятаки между пальцами, ломали подковы, и только недавно они откинулись со строгача после пятнадцатилетней отсидки.

  В городе я знал еще одного такого. Немой.  Я с ним дрался один на один однажды. Дико круто! Мне повезло: сложил его в прыжке ударом с носка  в челюсть.

  Оправившись, я отомстил танцполу. Я поколотил, практически всех. Не знаю, как это у меня получилось. И я опять же ничего не понял - потому что не понимал, а если бы знал, все равно не поверил.


  С Мордыхаем и его братьями мы стали грабить поезда, нам фартило, мы ни разу не подлетели, но мне это занятие не пришлось по вкусу.
 
  И как я убивался по ней, черненькая,с осиной талией, с глазами василькового цвета... Что утром я встречался с одной, днем - с другой, вечером - с третьей. Пока не женился.

 


  По непреодолимому желанию родителей, я устроился на завод рабочим и отработал там за станком в три смены года три.  Скоро я должен был идти служить в диверсанты, но  напившись  на теплые весенние праздники, я нырнул в пятидесяти метровый бассейн туда-обратно и, по совпадению или нет, слег с желтухой.  Через год меня призвали в морскую разведку. После учебки я не делил ребят на старослужащих и не очень. Мне  довольно быстро присвоили старшину первой статьи, но за драку с  дежурным по кораблю - молодым и очень гонористым лейтенантом, меня также быстро разжаловали (через две недели, по-моему). Керченские каменоломни меня счастливо миновали, более того, я съездил в отпуск два раза, правда, с другой коробки, а на третий раз, по личной просьбе мамы, отпуск мне не предоставили.  На ДМБ я подал заяву в Афганистан, её отфутболили. Я догадываюсь, по чьей инициативе.

  После службы я хотел уйти на пару лет в море на торгаше или рыбаке, даже без заходов, но органы не дали  мне допуск, и я поступил в университет.

  Направление мне дал мой старый знакомый, председатель суда города Гавгав, Мао.


  Забыл сказать самое главное: я с рождения ищу приключений на свою жопу и дышу двумя ноздрями независимо и попеременно.

               




  25. Гавгав. Алка.





   Город пах свежепойманной рыбой. Так он еще никогда на моей памяти не пах." К чьей-то беременности,- надо было додуматься мне, но не пришлось."

  И почти сразу после службы я попал на залет Алки, первой своей официальной жены. Она была красивая, глупая и с кривыми ногами.  Я старался, чтоб не влететь. Сажал семя не в элементальное тело, но, видимо, других у неё не было. И хитрые сперматозойды просочились сквозь девственную плеву, такое бывает, а может, и нет. 

  "Плоды растут из одой земли, а разные, - утешал я себя."

  Влетев, я, как честный человек, был обязан на ней жениться. Отцов-алименщиков, а тем более уклоняющихся от их выплат, я тогда вообще не понимал.

- Молодец! -  с вечера похвалила меня мама.

  Проснувшись ночью, внезапно, как от толчка, я увидел, как мамин  силуэт, выскользнув из  закрытых дверей своей спальни, прозрачно и невесомо, словно туман, медленно и незряче проходит через большую комнату и выходит в коридор. Дальше был угол, и за ним видеть я не мог. Это длилось секунды три-четыре, но я встал в холодном поту, зажег свет и больше не спал.

  А утром она сказала:

- Я всю ночь думала... Может, не надо?

- Нежеланные потомки разрушают род, Бхагаватгита,1-41, - сказала она и процитировала дальше, - От победы безбожия, о Кришна, развращаются женщины рода; с развращением женщин, о потомок Вриши, появляются нежеланные дети. Нежеланные дети низвергают в ад род...

- От них, как от огня, бегают отцы алиментщики, их оставляют собственные матери... Исключения лишь подтверждают правила,  - добавил батя.

- Вот Сарочка тебя очень любит... Такая хорошая девочка и умница! - сказала мама.
 
  Но своего решения я не поменял. На следующий день к нам пришла Алкина мать и сказала:

- Алла несовершеннолетняя, вот так-то!(До совершеннолетия ей оставалось три месяца. Я этого не знал, но это ничего бы не изменило.) И если ваш сын не женится на ней, я напишу во все инстанции о совращении  малолетки! В горисполком, в милицию, прокуратуру... И в первую очередь напишу в университет. Там не обрадуются.

  Я пожалел университет, подумал: «Ребенок тут причем», и не пошел на принцип.

  С разрешения горисполкома мы сыграли свадьбу, родители разменяли свою четырех- комнатную квартиру на две и одну. Я уехал учиться, скоро народился внучок, который занял у моих родителей место  папиных рыбок... Ну, который стал их одновременно забавой   и смыслом жизни. Только их. Но я-то наивно думал, что воспитывать его буду я. Куда там!

  Я приезжал домой каждые выходные, так что поезд стал мне четвертым родным домом. Латынь же и английский были как раз по субботам, а я уезжал в пятницу вечером. Если английский я знал, то из латыни я знал с десяток фраз и философию с литературой  только по переводным источникам.

   Латынь со слов старшекурсников была "война и немцы". Пересдавали её почти все и годами.

   Я пошел на экзамен первым в первой пятерке. Со страха я рассказал преподу про Тита Ливия, Тацита, Цезаря, Сенеку, Эпиктета, Марка Аврелия,  Вергилия, Горация, Марциала, Петрония и Апулея. Про их личную жизнь и мировоззрение. С датами  написания, годами событий и короткими цитатами. Но не помогло. И она посадила меня учить латынь за парту прямо в экзаменнационном зале. Через восемь часов я ее выучил и сдал с грамматикой, синтаксисом и словарным запасом в числе десяти счастливчиков из тридцати человек.

  Еще я был немеренно счастлив в общаге. Наша комната была самой знаменитой. Комендант чурался к нам заходить вообще, чтобы не расстраиваться. А если заглядывал, то волосы на его голове неизменно вставали дыбом, он терял дар речи и без слов с одной предательской икотой стремглав выносился прочь. Посторонние люди были в ней постоянно. Мы были единственной комнатой за всю новейшую историю университета, куда запросто заходили туземцы выпить, поиграть в карты, попеть песни, почитать стихи и просто пообщаться. К слову, за что русскому ставили двойку,  местному ставили пять.

  Как -то однажды ночью в общаге, перед Алкиными родами мы занялись спиритизмом, очередной раз крутили при свечах на разлинееном ватмане тарелочку. Она через вопрос писала: «Жизнь ее ребенка... Жизнь ее ребенка...» Раз тридцать за ночь. Все смотрели на меня. «Только бы родился живым и нормальным, - молил я.»


  Алка разродилась легко, как впоследствие выяснилось, неведомым зверушкой. Мурзик получился нормальным, но ... У Алки рано кончилось молоко, и она немыслемо захотела уехать от свекрови ко мне. Мама устроила её в тамошний банк кассиром, нам предоставили семейную общагу. Домой она приходила поздно, подшафе. И почти каждый месяц у нее случались недостачи. Поэтому, я нередко по ночам уходил в порт таскать брикеты с мороженной рыбой, смена - четвертак и расчет сразу. Всего пять-шесть ночей и  гасится недостача.


  Почти все экзамены и зачеты мне ставили автоматом. Одна четверка у меня была по формальной логике, потому что на экзамене мне показалось, что я знаю другой вариант доказательства силлогизма, и я привел его вместо классического, доказательство которое я знал назубок. Вторая по английскому, который я действительно плохо знал, тут  почти не учил и занятий не посещал, думал тогда, что английский мне  ни к чему. И третья по научному коммунизму, потому что я вообще придерживался на многое другой точки зрения, чем сам профессор. За три года учебы я три раза съездил на конференции в самый центральный вуз страны, и все три раза возвращался со вторым местом.  Моей темой была социология права. «Это традиционно, - утешали меня за столом тамошние студенты, - Первое всегда отдают нашим.»

  Чтобы не работать по распределению в ментовке, после третьего курса я с большим трудом перевелся на заочное. Университет я закончил за четыре года. На половине шестого курса Алка из-за любви к машинам загуляла с таксистами, мы развелись,  я добровольно перечеслял ей алименты, и в это время мама сошла с ума.



  А  мать Алки доверительно рассказала мне:

- Говорила я ей, что ты нашла в этом  маленьком, корявом нашем соседе...


 
  Все просто и старо, как мир: Алкина мать блятища, отец - простофиля, а я думал "любофь" и не слушал родителей. Какой мог быть еще результат у этого генетического опыта? И боюсь, что не на одно поколение.

  Алка же сказала:

- Увидишь, мы все равно будем вместе!


 "Доля женская, слыхать, тяжела»! А не знаю - на весы не брала!" (Цветаева)


  Но мне было не до этого.  Как я написал диплом, я не помню.


               


26.Гавгав.Сумасшедший дом.



   Мамино сумасшедствие - одно из самых жутких переживаний в моей жизни. Может быть, самое страшное. Какой-то ад. Связь человека с безумием остается вечной памятью зла, вытекающего из  болезни, но остающегося, как страшное несчастье.

   Началось все с того, что доктор в больнице лечил ей почки, а у неё было двухсторонее воспаление легких. Она пролежала в больнице с температурой до конца градусника две недели, и у нее поплыл мозг.

   Ночью она прибежала домой в больничной пижаме и сутки лежала в бреду,  часами кричала благим матом всякую галиматью, как и кричат взаправдошние сумасшедшие. Видеть и слушать это было невыносимо.

   Раньше, иногда по дури, мы бегали со школы смотреть на буйных психов в дурдом, как они там бесятся на площадках за проволочной сеткой... Теперь подобным сумасшедшим был самый родной человек и рядом.

   Папа был на даче, когда я сказал ему, он побелел, как полотно. Тогда я впервые увидел это воочию.

 Алка стала регулярно приезжать в больницу и ухаживать за мамой. Наряду с бабушкой и приехавшей из Курска племянницей-врачом.

    Тихопомешанные, говорят, в отличие от буйных, не выздоравливают. Нам повезло. После месяца напряженки мама быстро пошла на поправку. А я только молился: никогда больше не буду заставлять ее нервничать, никогда больше не буду ее расстраивать, никогда больше не буду...  Куда там!
   
   Кварира досталась Алке, ребенок моим родителям, при условии, что  я буду платить ей деньги,   а я переехал на летнюю дачу, правда, с плитой и печкой.

  Квартиру Алка пропьет. Мурзик будет продолжать жить с моими, потом с Алкой у сожителя, потом переедет ко мне.

  Маленький Мурзик запомнился мне стоящим  на грунтовой дороге, жующим сопли и сквозь облака пыли,  ожидающим мать,  обещавшую приехать вчера или на прошлой неделе. Призраки притягивают друг друга. С этой печальки он и вырос существом с низкими моральными качествами и недалеким умишком. Генетический код, говорят, наследуется по материнской линии. Он прощёлкал все хлебалом, а у меня других вариантов и не было.

- Наличие единственного сына равносильно бездетности,- сказала бы раньше мама.

  Пусть не принадлежит ни кому другому тот, кто может принадлежать самому себе (Юнг).Это сказано не про него.

  Сопли он жуёт до сих пор.






27. Гавгав. Юрист.




   Как я только ни работал, не работать мне никогда не удавалось. Если я принимал кого-то на работу, то работать приходилось за себя и за тех... Кроме, как за секретаршу и бухгалтера.

   Тысячи претензий, сотни исков, соответственно примерно столько же судов и арбитражей. Торговое право, строительство, перевозки, жилищное, трудовое... Все, кроме уголовного. Мне оно никогда не нравилось: ни теоретически, ни практически. Поэтому, и пошел юрисконсультом. Опыт работы и связи во всех судах и арбитражах Советского Союза были огромны.  И я был одним из немногих счастливчиков, получавших, кроме приличной зарплаты,  процент вознаграждения от выйгранных дел, а это  было  не мало. Наверное, некоторых душила жаба. Но  на мне это не отражалось.  Я открыто впервые столкнулся с этим только в апофигос перестройки, занявшись  частной практикой, как только её разрешили. Когда многим казалось, что можно будет только чуть-чуть форцануть, а уже надо было основательно "перестраиваться". А некоторым людям при этом уже необязательно было всё время оставаться людьми.

  И коллеги, вчерашние друзья,  начали срывать мои рекламные плакаты, строчить кляузы,  шить мне  липовые дела. От их ненависти меня колбасило, еще вчера пили вместе... Короче, меня затаскивали в лучших сволочных традициях. Излюбленный жанр убогих - ложь и донос. Все головы их оплешивили, все мозги были стерты,но ничего не смогли они сделать против меня, хотя крови попили много...  Знающие знают: "В любой професии много уродов." Такой вот террариум. Только это знание долго нарабатывается и тошно с ним живется. «Пауки в банке! - как говаривал Мао.» И мы тоже в ней. С ними.

- Далековато им до тебя, вот и бесятся, - сказал он же.

- Кто везет - того и погоняют... - обронил шеф,- Работай, как работал. С работой  справляешься, об остальном не парься.

  Но так не вышло. Жалует царь, да не жалует псарь. Стук уже опережал и звук, и  реальную действительность.  Не давали мои «лавры»  покоя терям и тетерям, и я ушел. Выбрал, как говорится, свободу. Клиентов было — весь Гавгав.  Не успеешь придти на работу — уже очередь.   Только положишь трубку на аппарат, он уже снова  звонит. В любое время суток. И  звонок я совсем  отключил.

   Нельзя вывозить медь? Вывозите медную стружку!  Не можно  титан? Вывозите титановые кастрюли! Не хотите платить налог на прибыль? Регистрируем СП!  Суды? Эти я выйграю! Эти тоже не проиграю! И так далее, и тому подобное...

   Не волнуйтесь, я обо всем со всеми договорюсь!

   Я работал, как завод, и получал столько же. Надо работать, пока не упадешь, почти. Мои клиенты были всегда правы.

   Капитал, меж тем, набирал обороты. В область предпринимательской деятельности стремглав бросились советские и партийные работники, а так же непрофильные юристы: судьи, прокуроры, адвокаты, менты... Уклонились все в корость, я же хотел быть свободным. Но ещё больше меня удивило,  когда в Гавгаве стали практиковать юристы прямо со студенческой скамьи совершенно без опыта и с расценками в разы выше, чем у  меня.

  Право в их глазах выглядело простым: хочешь,чтобы верили – плати.

 
  Но это только на первый взгляд. И совсем скоро, ко мне пошли совсем иные, но ожидаемые клиенты:

- Извините, за беспокойство...  Это очень сложный случай...С простым и наши справятся.

  Мне это не казалось забавным, но особого внимания на это я не обращал. Забавным капитализм не был, но всей своей гнусной рожи здесь он сразу  дальновидно не показывал.

 
  Сами деньги мне  давно были не нужны. Но кто от них добровольно откажется в обществе тотального потребления и всеобщей незащищенности?

  Страшноватая сказка хотела обрубить мне многие концы в Гавгаве, но мне это было уже безразлично:  мой новый клиент стоил всей этой республики.







28.Гавгав. Бандиты.




   Деревья конвоировали дорогу к тюрьме. Потом останавливались и дальше не росли. Тюрьма  словно гигантская черепаха, выходила из реки. В отличие от реки дорога бежала в две стороны.
    
   Иногда оборачиваешься, потому что кто-то зовет тебя. Не сцы – это пустота. Священные животные нашей кичи – пауки и крысы. Молись,фраер! А откинулся, увидел прохожего — он твой! Добыча!

   Чушь, что с собой ничего  не заберешь!  Будешь с нами, половину заберешь точно!

  Сначала погибших пацанчиков хоронили в бэхах и меринах, набитых голдами и зеленью.  Рабы прямо так и зарывали. Потом среди местного населения и окрест об этом пошел громкий слух, и кое кто  из овец стал на святом крысятничать, крыс ловили, забивали однодолларовыми купюрами пасть и  зарывали,  предварительно вбив в грудь осиновый кол, чтоб другим не повадно было. 

  Но традиция все-таки обновилась: машины со всем содержимым стали взрывать. Огонь возносил сразу все до самого неба, прямо к серебрянному ангельскому пенью. Как там делились, я не знаю, но тут:

- Половина всегда стремится к целому! - говорили братки.

- Если наш пацан с баблом туда вознесется, то нам тут еще больше накапает!

- В натуре!

  Потом с попами ехали поминать безвременно погибшего на обильно накрытую  и практически общегородскую поляну. Кресты вылезали из под земли как грибы, но холодные и быстро покрытвались мхом.

  Красиво жить не запретишь, а помереть — тем более. Попам покупали машины, не ходить же им молиться, как сказал поэт, пардон на гобелены фонтенбло,  пешком.

  Вторая же половина имущества вознесшегося , уходила на общак,  и скоро действительно уже  в разы превосходила взорванную  одними только ссудными процентами. Кроме того, благодаря  откатам и другим  посильным финансовым тяготам,  на эти половины можно было приватизировать почти всю собственность Гагава.

  Денег прилипало, что грязи в деревне. Потому, как это было дело бандитской доблести и чести. Они тогда как мента видели, сразу пендаля ему давали. Так что менты на улицу  в ту пору выходить боялись.   А ихние патрульно-постовые службы развозили товар  по всем путевым наркоматам и привозили выручку. Зачем портить отношения, когда их можно разумно реорганизовать?

  Но всё равно от ментовского беспредела пострадало много честных пацанов и простых лохинь и лохов.

- Фемида у нас поруганная! - говорил председатель суда.

- Да так...- соглашались правоохранительные органы, - Потраханная немножко... .






29. Ай-Петри. Шумер.





   Я готовился с помощью живого и мертвого генов превратить время в квантовую частицу.


   Мне все удавалось. Волшебные мантры, вкупе с мысленно разлинееном на янтры  пространстве, творили своё чудесное действие. Читая мантры, я передвигал буквы и слоги с клеточки на клеточку, с лепестка на лепесток и физически ощущал, как вместе с ними  время медленно, но верно разворачивается и скоро, наконец, из утраченного минувшего в будущее опять вернется наше славное прошлое. И о завтрашнем дне людям можно будет думать вновь без страха и упрека. Вернется социальное государство, а вместе с ним вернутся гарантированные жилье, работа, пенсии, здравоохранение и другие не доступные сейчас блага. Вернется Тара и Артек-Пара. Человек человеку вновь станет друг, товарищ и брат, и  не будет страшного сообщества живых людей с  мертвым оскалом капитала.

  Почти все уже было достигнуто. Я ловко  выпивал время, добираясь до искомого варианта.
 
- Дальше не иди! Дальше — ядерная война! -  вдруг внезапно возникли, четче и яснее плакатов и титров,  огненно-красные слова на внутренней стороне моего лба. Они обрубили мою садхану как раз тогда, когда она вступила в последнюю стадию творчества по возврату социалистической действительности.

 "Этот мир - уже случившаяся катастрофа, - подумалось мне, хотя для исхода Кали-юги было больше, чем четыреста тысяч лет."

  И я ошарашено остановился на недостигнутом. Как вкопанный. Веха-помеха. Всего в полшаге от цели, я начал, как учили на тантрическом пути марксизма-ленинизма,  рецитировать мантры  против войны. Ворожить во благо России.

  Такая инертность часто приводит к пустотам. И точно: вскоре, почувствовав сильные электрические разряды в области этих пустот, я  вышел из своей многолетней дхьяны. Вышел, кстати сказать, легко, как в неё и не заходил. Даже физическое тело обрел без всяких последствий. Что творится в мире, я мог только догадываться. Но стоит только отойти от главного, как тебя засасывает чрезмерно много интересного, но не нужного. Внизу стояли Ленин и Протниекс. И перед глазами у меня возник гордо развивающийся красный флаг с серпом и молотом.


   Но не это, не это хотел я рассказать вам!  Ибо это Пратьякша, открытое для зрения, явное, понятное. Боги презирают то, что можно явно увидеть.






30.  Ануграха.Юрист.Таня Петрова.ЦелыйМир.


      

 ... Слово преобразило весь мир. Вокруг колебался и вибрировал  воздух.  Вcё не имело границ и плавно переходило друг в друга. Потом проявился блеск, он был, как ключ, и за ним  все пришло в  волнение, как морская гладь при дуновении ветра, а сам я был выхвачен из  потока обыденности. Под закрытые веки лился такой яркий свет, я даже открыл глаза, посмотреть не направил ли кто-то на меня  прожектор. На моей коже проступили узоры, подобные пайке на компьютерных платах. Атман был так велик, как мужчина и женщина, когда они держат друг друга в объятиях. Йога раскрывалась бутоном розы, всем множеством своих прекрасных розовых  лепестков.

  Раньше мне и в голову не приходило, какое на самом деле человек мистическое создание.

  Мой ум превратился в язык, я дотронулся им через седло до гипофиза,  потом  дотянулся до гипотоламуса, поднял свой взгляд вслед за языком, перещелкнул его еще чуть выше. Радуга заиграла во мне, затем все цвета смешались в один густо фиолетовый. Дыхание тянулось бесконечно, тонкое, тоньше паутинки, и скоро  совсем угасло:  время в нем встретилось с вечностью.  Я  уже не пил пространство,  я сам стал им.  Несказанное блаженство  охватило меня. Я совсем не ощущал своего тела, оно и я как разделились, и  моя душа пребывала в неизъяснимом.  И посреди этого блаженства  сознание взорвалось, сильный  ток поразил меня, я вспыхнул ярким внутренним желтым солнечным светом, и он заполнил меня полностью. Точно такой, как  на озере, когда я маленький,  лежал  на дне. Он озарил всё. Я начал созерцать мир, не открывая глаз, через аджну. То, что я увидел  шло вразрез с любыми моими ожиданиями. Я осознал, что всё, про что я думал,и близко не имеет места в этом измерении. Это было сразу и воспоминание и предвидение. До развала Союза оставалось лишь несколько лет.

  Между тем пропадало  мое «я». Сначала оно разбилось на множество мельчайших частей, какое-то время растворявшихся и вновь появляющих, играющих, как в огромном калейдоскопе. Потом  стало единым с возникшей реальностью. Тяжелым и невесомым одновременно.  В  голове вдруг возникла короткая фраза как на родном  языке, заклинание, таинство сознания, дар далеких предков. Это был долгий миг, в который я познал все: и наш мир, и окружающий. И от этого мига во мне осталась только короткая, объясняющая всё, ключевая фраза, не более дюжины слов. Каждая буква которых была, как космос. Фраза повторялась непрестанно, звучала сама по себе, и я запомнил её всем своим существом, как мне тогда казалось, навсегда.  Она звучала так, как будто все тело было храмом с божественнной акустикой, а она была колоколом. Мой ум исчез, желтый мир устремился к нулю и проявлялся новый, снова ни на что не похожий и никогда прежде немыслимый. Пропало, что до этого считалось вечно незыблемым.  Суть всех вещей вдруг выскользнула наружу, переполошилась, закружилась вокруг самой себя. Я видел и слышал, как шелестят лепестки комнатных цветов, как стучатся друг о друга молекулы. Все, что я думал и не думал, знал и не узнал,  видел и не увидел, пришло в движение и приняло фантасмагорические очертания. Я даже  ощущал аромат и вкус этой фантасмагории. И полную разлуку с  известной мне ранее материей. Подо мной гнулась матрица, и я из нее вышел. Воздух вокруг меня тяжелел от видений.


  Большой дубовый гарнитур выбросил ветви, тотчас на них созрели желуди. На книжных полках  появилось множество почек, они набухли, лопнули и тут же  разродились разнообразием  листвы: от пальмовой до сосновых иголок. По комнате заскользили какие-то тени. Тысячи книг  стояли, прочитанные и непрочитанные, потом вдруг их страницы вспорхнули с корешков и полетели, как звезды или листья. Они кружились и бесконечно летели вниз вперемешку с неведомо откуда-то появившимися осенними листьями на фоне хвойной зелени, превращающейся в лесных птах. Хрустальные подвески на люстре рассыпались по бесконечной комнате бесчисленными  разноцветными кристаллами,  а ее бронза распалась на  великое множество  форм, ползающих и переплетающихся друг с другом, как змеи. И тут предо мной предстали все четыре стороны света. Известно, что брахманы занимают северные районы, кштарии — восточные, вайшьи — южные, шудры — западные.

  На севере   небо  до самой земли играло всплохами  северного сияния,  все горело, небесный огонь вспыхивал яркими искрами на снегу, и все игры этого холодного огня отражались  первозданным льдом. Восток весь блестел от золота и сверкал от драгоценных камней. Камни и самородки валялись на земле, как булыжники, вымывались реками  прямо на берега, устилали дно в ручьях. Юг утопал в зелени и кишел зверьем: рычали саблезубые тигры, трубили мамонты, скалились тиранозавры, парили птеродакли. Лишь на западе было черное пустое место. Против него стройными рядами выступили полки деревьев, моря, океаны с косяками огромных рыб, несметные тучи насекомых, змеи все мастей, стаи птиц, зверей и  все прогрессивное человечество. Последнее, что я увидел, как это черное пустое место отринув, вытеснило всех и мрачно нависло над целым миром... Но вдруг  всё стало  быстро становиться  туманным, призрачным, прозрачным и сливаться в одно, не имеющее ни формы, ни подобия, ни имени. "Если такая фигня твориться с предметами, то что можно сотворить с людьми! - смутная догадка пронеслась у меня в голове."





   



  Медленно из-за горизонта ко мне приближалась ладья.

- Садитесь,- сказал Харон, почему-то на "вы". - Я перевезу вас на другую сторону коллективного разума. И мы поплыли по черным водам Стикса, как по какой-нибудь  Амазонии, ведь все реки – просто притоки Стикса.

  Меня задвигало, закачало, хотя сам я оставался неподвижен, в лотосе с устремленным в аджну взглядом. Каким? Этого не понимал я сам.

  Когда мы подплывали к берегам Аида, и лодка забилась о тьму, у меня развязался пупок, один его конец соединился с природой, и я сделался невидимым. Но только не для самого себя.

  Возле меня тем временем скопились души умерших.

- Зачем нам царство Небесное? Нам бы земную жизнь и немного денег...- шептали они.

- Тут им не хватило терпения ждать, -сказал Харон,- там им не хватает терпения жить.
 
- Его завсегда всем не хватает. - Ответил я.

- Молите Гекату! - На прощание сказал мне Харон.



  Буйно цвели асфодели. Стоял стойкий запах забвенья.

  Подошел старик с усохшей женской грудью. "Тиресей,-догадался я."

- Кто тебя пропустил?- спросил он и ойкнул, - Ой..



- Истиное знание человеческой сущности может быть достигнуто только на основе человеческой жизи, -прошептал он.

- И смерти... -прошептала какая-то тень.- В преходящем мире всё непрестанно движется к смерти.

  Нарцисс, склонившийся на берегу скорбной  реки, созерцал вечную черную гладь Стикса.


- Смерть — это последствие,- сказал Тиресей,- Ты же не осознал сути. Поэтому ты еще тут. Понимать смертное ничтожно по сравнению с вечным. Души мертвых подвергаются переплавке, бессмертные превращаются в людей. Живые тела, получившие спасение, существуют вечно от кальпы до кальпы. Кроме того, когда на могилу умершего в течение тридцати двух лет приносят пищу, он обретает свой прежний вид и рождается вновь.

 "Он один лишь с умом, все другие безумными тенями веют... - вспомнил я".

- Здесь, как и на земле, скорбные лишены разума и памяти, - сказал он мне.




  И на все оседала густая белая пыль. Даже в Гадесе проходит время.

- Некоторые называю Гадесом тело, в котором душа пьяна и безумна. Они неразумные жалкие пустословы.







 

  Некто уже  ставил точку, а точка - это значит длина. Все уменьшилось, смешалось, растворилось и длинным  серым дымом понеслось в неё. Всепоглощающая точка  была  с маковое зернышко, но быстро разрослась в подобие   огромного пылающего каменного цветка,  раскрывающемуся до гигантских размеров  огнедышащей планеты. Она приближалась ко мне, оставляя за собой выжженный след,  белый и  млечный, как след реактивного самолета, как сок из гигантской коробочки мака. Огненный шар навис надо мной, сжигая...  Внезапно огнедышащая планета  тяжело остановилась и медленно двинулась на попятную, оставив от всего один пепел. Вместо млечного пути теперь дорогу ей устилали красные серпасто-молоткастые флаги, не сгоревшие и гордо развевающиеся ей вслед, ведь молот - это Время, а серп - победа над ним.  « СССР ?! -  захотел воскликнуть я.»  И тут же появилась бледная, как смерть,  девка  с желтыми, выжжеными перекисью волосами, в старой, изношенной до дыр цигейковой шубке. «Я пропала! - проплакала она.»  «Что? – переспросил вместо меня мой глухой голос,- Как тебя зовут?» "Хоррора, - ответила она."  И  увидел, как  на её месте уже зияет  черная  промежность... "Баубо,-пронеслось в голове,- vagina dentata..." Которая заграбастает и пожирёт все.

  Мир стремительно уносился в неё вместе с какими-то приворотными письмена на разбитых глинобитных табличках, тлеющих папирусах, мятых плакатах, разорванных в клочья  листах бумаги... Легко, как игрушечные, исчезали в ней миры и звезды, люди, земли, дома,  иконы,  оклады,  киоты, картины,  серебро, россыпи золотых монет, царских орденов и полковых знаков - всё  сметали мощные порывы засасывающего урагана. Они закручивали бесценные блестящие вещи, словно  пыль, и уносили их, как пищу, в бесконечно  мрачную и безвозвратно гиблую черную  пропасть, которая, чавкая, тщательно пережевывала это там, где время, выпавшее из  себя, совпадает с пространством в нигде. Я с отчаянием и отвращением следил за происходящим.  Вслед за всем, туда стало засасывать и меня. "Где опасность, там спасение, - успел подумать я, и издал душераздирающий крик."


  Я бесконечно долго летел в эту  бездну, мрачно освещенную по бокам нечистым мясным светом, пока слева от чавкающего рта, неожиданно не показался ясный чистый свет, и он вытолкнул меня из этой пасти прочь.

  Лети я дальше, может быть, и я стал бы пищей? А может  быть, я узрел бы теплый лик Творца?  Или  ясный Фаворский  свет? Или райские кущи? Ведь Царство Небесное внутри нас? План так и остался непроявленным.

  А может, просто так  проявлялась какая-то древняя и вечно юная Богиня, и ей не понравился я или та, незнакомая и другая? Любое ниспосланное  судьбой испытание мне предначертанно проходить до конца! Сам не знаю, почему. Так я устроен, но не все от меня зависит... исчезали пространство и время... тут  длинный женский волос из ниоткуда упал на мое лицо, и последовавший за ним звонок в дверь вернул меня из действительности в реальность.
    
  Повеяло свежестью, как после грозы.   

  «Сущность истины –  свобода, -  тихо раздалось за моей спиной. Я обернулся, но никого не увидел,  - Свобода от всего, в том числе и от того, что с тобой произойдет. Прошлое - это всего лишь  тень. Игра тьмы и света.»

  Тогда я  не знал, что «свобода» на шумерском означает  «возвращение к матери», а слово «любовь» произошло от выражения «ищущий материнский сосок.» 
 
  Я встал и открыл дверь.






31.  Юрист.Таня Петрова.ЦелыйМир.   


      

  Один математик провел расчеты, согласно которых шансы найти идеального партнера для каждого человека равняются 1 к 285 000. Он подсчитал, что из миллиона только одна может подойти ему. Возможный шанс встречи 0,0000034%.

  А для того, чтобы с первого взгляда влюбиться, достаточно одной пятой секунды, и химические соединения, вызывающие эйфорию, попадут в мозг, завладеют сердцем... Так и случилось со мной. Но разве от этого не поверишь алгеброй гармонию?!

  Я влюбился по уши, как только её увидел: у меня подкосились ноги, и я упал без чувств. Рядом с нею женщины валялись в истерике от её красоты, против которой их собственная была бессильна и блекла.

  О, какое это было  дивное имя! Как будто впервые придуманное специально  для этой женщины. Её имя светилось. И если "Да светится имя Твоё", а Бог есть любовь, то это и была любовь. И я его шептал, как молился! Когда я его произносил , в моей душе звучала музыка из абрикосового рая, и все мои чувства откликались на её четыре буквы.  Она была красива, умна, стройна, обоятельна, с маленькой грудью, попка, как два апельсинчика и  хорошо одевалась.  Жила она в городе,  где университет,  и я опять годами бесконечно болтался  туда-сюда-обратно, и она тоже.
   
  После полудетской Вали, Таня Петрова была вторая и в этой жизни, наверное, последняя, от прикосновения  к которой   меня пронизывал легкий нежный ток, вспыхивала голубая  вольтовая дуга,  и к небу  летели маленькие  звезды. И я стал
подспудно верить, что из сотни женщин обязательно найдется одна, с которой у меня опять произойдет подобное явление. Но, наверное, это и  была та любовь, которую вычислил математик со своими астрономическими числами.  Два тока встречались, давали вспышку, которая озаряла всю жизнь, освещала  ее закоулки, как Солнце в полдень, не оставляя места почти никакой тени. 
 

  И вот она позвонила в дверь, я открыл, она вошла. Она ходила  изящными маленькими шажками. У меня всегда замирало сердце от стука ее каблучков. Я узнавал их среди сотен других. Она летала над землей, все остальные только стучат и колют ее своими каблуками.

  Мы не успели сказать даже несколько слов, перебиваемых громкими ударами   сердца. За нас говорили губы, руки, тело, и мы утонули в объятиях друг друга.

  "Два человека любовью составляют ангела... - сказал Герцен". Но так уж повелось, что им вечно мешают обстоятельства и черти.


               
                (Продолжение следует)