Всё живо во мне

Как призрачно всё, как не нужно всё это...
Всё тщетно и глупо: теряй - не теряй.
Мне нужен был только лоскут от портрета
И лето... и сорванный вздохами май.

Мне в ночь на Исаакия грезился кто-то:
Желанный, задумчивый, в шёпоте волн
И в чёрной степи со слепой позолотой
Из звёзд над рекою, из скрежета чёлн.

И я, как мальчишка, балладой влекомый,
Поднялся от сна сразу в дымке зари
И, крест осознав бесконечно тяжёлый,
Вспорхнул, чтоб разбиться о свод Марджани.

У озера древнего пенились песни
И брызги, и кровли, и тучи во тьме,
И не было полночи в жизни чудесней,
Чем полночь, прошедшая прочь при тебе.

Как странно. Держались мы за руки будто...
А может и нет... мы ведь виделись! Но...
Ты вдруг ускользал от меня поминутно
Как будто задумал со мною одно -

Украсть из родимой, промоленной сакли,
Чтоб травы в степи наше ложе соткли
И чтобы кисельные реки иссякли
И замерло всё ради песни любви.

Зачем повстречался ты мне, чернобровый,
Как яхонт горящий, о горе, скажи?
Я стану, коль хочешь, как короб сосновый -
Ты только туда своё сердце вложи!

А впрочем - зачем прокажённому счастье?
Ему одна доля - в страданьях уйти...
И только стервятник злодумный - не ястреб -
Проводит его на кремнистом пути.

Мне холодно. Больно. Но живо преданье!
Я помню последний июля намаз
И черный покров над седою Казанью,
И стон мой, сорвавшийся здесь и сейчас!

Как живо во мне простодушное лето!
И вето касаний - нетронутый рай...
И возглас прощальный, утопленный где-то,
И мой поцелуй... и твоё "Не прощай".