Конец эпохи. Маленький город

----------------------
Игорь Бондаревский
Собрание стихотворений
Часть III. Всё золото луны
1973 – 1993
Текст 37
----------------------

                Написано в лучезарном 1989-м году.

О России, которую я люблю
только из-за окна вагона,
только особой – железнодорожной любовью.

Мне мерещится будничный, полусонный
легко обозримый город где-то около Подмосковья.

Понимаете, маленький русский город,
отобранный у церквей и церквушек,
что давно перестроены в склады для всякого хлама.
Город сгорбленных, траурно-чёрных старушек,
что как мыши снуют по ступеням последнего храма.

Мир, где цыгане пахнут нечистой силой,
а кавказцы считаются иностранцами,
а на стенах унылой,
обшарпанной станции
висят объявленья о найме.

Город одноэтажных улиц,
где домишки похожи на арестантов,
что на вокзальном перроне по команде присели на корточки,
для того, чтоб конвою было удобней их пересчитывать.

Город, в котором только пожары и войны
стимулировали прогресс.
Город, где всякое новое здание выглядит непристойно,
как будто на мертвеце протез.

Город прохожих неинтересных,
как бы без признаков пола и вообще без начинки.
Город, сосущий соки из деревень окрестных
и ничего не умеющий, кроме как поскандалить на рынке.

Понимаете, маленький жвачный город,
что на каждом шагу угощается квасом,
семечки лущит и утоляет голод
пирожками с так называемым мясом.

Город мелких покупок.
Город копеечных трат.
Город низких зарплат.

Город в себя погружённый
и в себе потерявший имя своё.
Город чужой
для собственного прошлого.
Город с маленькими заводами,
заляпанными сажей и ржой.

Город с маленькими ночлежками, похожими на вытрезвители.
Карманный город, что по карману любому бродяге.
Город фальшивых праздников, где слушают хмурые зрители
оплешивевших соловьёв, что с трибуны свистят по бумаге.

И это Россия,
уже не способная держать и давить,
но ещё способная лгать о своём величии.

Это Россия, которую я ненавижу
при физической близости только за то,
что она в это время рассказывает анекдоты.

Россия, от которой я прячусь
в городе необозримом,
где племена смешались и кровь потеряла запах.

Не осталось во мне ничего русского,
кроме тусклых словес на бумажках казённых.
Я не знаю, зачем мне мерещится маленький город.

Глаза закрываю – и наплывает виденье,
и отчаянье – будто я проклят навеки.
И в сиротском своём исступленьи
я шепчу в темноту, я кричу в темноту: «Поднимите мне веки!»