мембрана

Мембраны фонарей дрожали на ветру, выгибаясь в темноту пузырями не рожденного света, улица была темна, и они, — лишь бутоны предстоящей жизни, — поддерживали её не более маленького глотка лимонной воды, отмеренного жаждущим напиться утренним светом.
В этом круговороте ночных шаров, вытягивающихся порой под струями чернильного времени, утекающих в лужи и пытающихся светить там, асфальт становился продолжением вселенской ночи, и если проходил пешеход в этот час по мостовой, то казалось, он летит среди горящих звёзд в кромешной тьме. И как он отыщет в километрах и часах тьмы такой же чёрный дом, напоминающий больше пространственно-временную нору, было вовсе не ясно.
Да и что в доме том — стоит приоткрыть дверь, и тьма затопит его, поднимаясь по стёклам окон до потолка, никакая керосиновая лампа, никакая свеча не спасут, а провод только издаст электрический треск и замкнёт все электролюстры до утра. Зачем нужен человеку искусственный источник света, если сам человек ничто против вечной тьмы рассудка, пространства, ночи, в которые он добровольно погружён.
И как светло должно быть тому, вокруг кого молочным пятном разливается наивный добрый смех, освещающий небольшое кольцо мерцающего асфальта, тому, чей разум выбрасывает робкий луч в небо, кто питает собою дом, где у прочих черным-черно даже днём.
За такими на улицах ночного города в прежние времена цеплялись трамвайчиком вереницы чёрных, радость вела их, позванивая колокольцами, доводя до их тёмных пещер, и таяла в утреннем небе. Ночь одевалась в день.
Тогда, когда всё живое пожирало Солнце, беспощадно высвечивая грязь и глупость, жадность и тщеславие, набегала тучка и омывала мостовые от пепла жизни ливневым дождём, расцветала ветка радуги, дотягиваясь пальцами до сверкающих лысин соборов и плешей домов, твари и люди выползали греться и сушить свои прокисшие души.
Тем, в ком сырость давно свила чёрное гнездо, грядущая ночь грозила ознобом и поиском радостей, а светлячкам было тепло в любом измерении, они выходили из домов легко и зависали душами, чтобы послушать мир.
Когда бы ты жил со мной в этом мире, ты мигом бы отыскал пещеру, высушил душу и лёг у моих ног чёрным счастливым зверем.





фото: Алексей Барышников